— Не всем ли одинаково принадлежит море, и разве я не имела права по своему желанию превратить арабское каботажное судно в яхту для прогулки?
Ответ на это, и притом в самой грубой форме, последовал с парохода. Показался белый дымок, застилая собою один из бортов парохода, и через некоторое время по волнам гулко прокатился звук пушечного выстрела.
Хозяин, шедший без флага, понял сигнал и поднял французский флаг, но не остановился.
Через пять минут с парохода вторично показался дымок; на этот раз послышался резкий свист гранаты.
Хозяин шхуны велел лечь в дрейф и поспешно отдал несколько приказаний.
Матросы бросились в трюм и вернулись с несколькими длинными ящиками, которые поспешно побросали в море, стараясь скрыться за большим парусом. Напрасный труд! Спуск ящиков еще не был окончен, как крейсер очутился на расстоянии пяти или шести узлов.
Флаг указывал на итальянское военное судно. С борта его спустился бот с пятнадцатью вооруженными матросами, кроме гребцов, под командой офицера. Матросы бросились на экипаж шхуны, который в испуге даже не пытался защищаться. Несчастные послушно протянули руки итальянцам, которые связали их.
Один Барка протестовал:
— Я не матрос!.. Я французский солдат!
Двое итальянцев хотели его схватить.
Двумя сильными толчками Барка бросил их на палубу. Пассажирка встала и закричала:
— Этот человек мой слуга; запрещаю вам трогать его!
Офицер насмешливо улыбнулся и ответил:
— А я приказываю вам замолчать, красотка, иначе и вас велю связать…
Молодая девушка возразила с негодованием:
— Красотка! Так, вероятно, у вас говорят с женщинами… Француженка привыкла к другому обращению со стороны человека, носящего мундир.
Офицер что-то проворчал, но, смущенный гордым видом молодой девушки, отошел от нее. Барка стал возле нее.
Хозяина шхуны арестовали; затем с полдюжины моряков под предводительством офицера спустились в трюм.
Под брезентами и запасными парусами нашлось еще несколько прочных, крепко закупоренных ящиков. Некоторые из них вынесли на палубу и ударами топора сбили крышки. В каждом оказалось по двадцать пять ружей Ремингтона и столько же штыков.
Офицер, в восторге от такой находки, язвительно посмеивался, потирая руки. Он снова подошел к Фрикетте и забормотал с ужасным акцентом:
— Оказалась, как я и думал, военная контрабанда. О, меня не проведешь! Ружья для этого канальи Менелика, негуса note 10 Абиссинии.
Молодая девушка с минуту смотрела на офицера с изумлением от этого открытия, последствия которого начали только теперь для нее выясняться. Однако она овладела собой и смело спросила:
— Какое же отношение имеет ко мне военная контрабанда?.. Я не коммерсантка… и не снабжаю оружием воюющих.
— Увидим, так ли это.
— Надеюсь, вы не станете обвинять меня в проступке…
Офицер грубо перебил ее.
— Факты налицо и сами говорят за себя… Прежде всего, кто вы?
— Прежде всего, по какому праву вы меня допрашиваете?
— По международному праву всякого сражающегося арестовать военную контрабанду, предназначенную его врагу… Ну же, отвечайте.
— Когда вы станете говорить более вежливым тоном.
— Ну хорошо. Потрудитесь же, сударыня, объяснить мне, кто вы и что вы здесь делаете?
— Я мадемуазель Фрикетта и еду по морю, катаясь.
— Мадемуазель Фрикетта! Разве это имя?
— Да, имя француженки-патриотки.
— И вы катаетесь?
— Да, Боже мой, совершаю прогулку по Таджурскому заливу и его окрестностям. Я в качестве фельдшерицы принимала участие в мадагаскарскои кампании, заболела лихорадкой, чуть не умерла и теперь пользуюсь случаем подышать воздухом в ожидании возможности вернуться во Францию.
— Но зачем вы именно здесь?
— Я остановилась в Джибути на обратном пути из Мадагаскара, потому что боялась переезда через Красное море, и в ожидании более благоприятного времени года катаюсь по морю, как только представляется случай.
— Все это неясно.
— Вы сомневаетесь в моих словах?
— Может быть.
— В таком случае я вам не стану больше отвечать.
С этими словами она спокойно уселась в своей качалке.
Итальянец теперь допрашивал хозяина. Последний признался, что принял в Цемле партию оружия.
Цемла — английское владение, и это обстоятельство, видимо, затрудняло офицера. Он спросил:
— Почему же ты поднял французский флаг?
— Потому что находился недалеко от французских вод и надеялся, таким образом, обмануть тебя.
— Но ведь ты идешь из Джибути?
— Да, я заходил туда за водой, и женщина попросила отвезти ее в Обок. Я согласился, мне было это выгодно, так как я ехал в Асаб.
— Женщина не знала, что ты везешь оружие?
— Не знала.
— Ты лжешь! Она француженка и, думая, что не станут подозревать женщину в подобной торговле, осталась на борту, чтобы легче провести нас.
— Нет!
— Ты врешь, повторяю тебе… А знаешь ты, что тебя ждет?
— Знаю. Меня могут повесить.
— Да, и наверное повесят — после суда.
— На то воля Аллаха!
Во время этого разговора молодая девушка сидела в своей качалке в спокойной, удобной позе. Офицер снова подошел к ней и уже менее грубым тоном сказал:
— К моему великому сожалению, я вынужден объявить вам, что вы моя пленница.
— Почему это?
— Вы на арестованном судне, до дальнейшего распоряжения на вас смотрят как на соучастницу в преступлении, которое повлекло за собой его арест.
— Но это не имеет смысла! Как это! Я, едва оправившись от болезни, еду из Мадагаскара… книги пароходного общества в Джибути могут доказать вам, что я еду из Мадагаскара, куда прибыла из Японии… что я покинула Европу год тому назад… И вдруг меня арестуют…
— Военная контрабанда несомненна.
— Но ведь я к ней не причастна. На ящиках адрес одной английской конторы в Бирмингаме… они из Цемлы, где я никогда не бывала.
— Вы выскажете ваши доводы перед военным судом. Пока же вы остаетесь моей пленницей.
Фрикетта, возмущенная таким решением, пожала плечами и ничего не ответила.
Экипаж шхуны без церемонии заперли в трюм. Пароход взял ее на буксир и с торжеством, будто пленил целый флот, повел в Массову.
Фрикетта же, спокойная по-прежнему, будто ей не грозило ужасное обвинение, думала про себя: «У меня уже давно мелькало смутное желание присутствовать при борьбе негуса с итальянцами. Эти господа доставляют мне случай, надо им воспользоваться!»
ГЛАВА II
Дорогая роскошь. — Печальная колония. — Что такое Массова. — Самохвальство итальянцев. — Большая сфера и малая сфера. — Военный суд. — Ненависть к Франции. — Ответ француженки. — Осуждение.
Массова, которою итальянцы некогда так гордились, плохая колония. Этот город и соседняя с ним территория представляют самый плачевный подарок, который Криспп мог сделать своему отечеству. Самый заклятый враг Италии не мог бы придумать ничего хуже, как наградить ее этим раком, который внедряется в нее, истощает, вытягивает из нее лучшие соки и отнимает последние средства.
Но как быть? Первостатейное государство должно иметь по крайней мере одну колонию, как богач должен иметь по крайней мере один экипаж. Это иногда оказывается дорогою роскошью, доводящей до разорения; но зато чувство удовлетворенного тщеславия служит, по-видимому, достаточным вознаграждением.
Итак, под 15°30' северной широты и 37°15' восточной долготы находится знаменитая Массова. Население ее около пяти тысяч человек самого разного происхождения: есть и арабы, и нубийцы, и конаки, и абиссинцы, индусы, галасы и греки. Большинство из них бывшие торговцы рабами, теперь, в сущности, настоящие бандиты.
Итальянский гарнизон очень немногочисленный, бедные европейские солдаты, посланные на свое несчастье в этот ад, часто умирают.