Прежде всего, он должен поближе, вернее, как можно ближе познакомиться, а затем и войти в доверие к нескольким обыкновенным, средним, что ли, мальчишкам и девчонкам, изучить их совершенно досконально. Ведь скоро ему придётся жить среди них не генерал-лейтенантом в отставке, а мальчишкой по прозвищу Лапа. И он должен хотя бы в общих чертах знать, к чему надо быть готовым.
Первые, молено сказать, поверхностные знакомства с несколькими сорванцами Иллариона Венедиктовича, мягко выражаясь,ошарашили,а точно выражаясь, от их некоторых поступков и высказываний он временамиобалдевал.
Он, генерал-лейтенант в отставке, вовсе не хотел, чтобы мальчишки были чем-то вроде солдатиков. Нет, нет, пусть они остаются детьми, пусть иногда даже немножечко и побезобразничают, но чтобы после этого соображали, чего натворили!
Что именно возмутило Иллариона Венедиктовича в потомчиках, перечислять не стану, это вы, уважаемые читатели, и без меня знаете. Отмечу лишь три наиболее привычных фактора:
1) нежелание, а может быть, уже и неумение думать над своими поступками;
2) маленькие пока, но заметные задатки будущих крупных недостатков;
3) наиполнейшая безответственность.
А история с чёрным котёночком чуть ли недоконалаИллариона Венедиктовича. Но ни на секунду, ни на мгновение у него не возникло полного отчаяния или желания отказаться от задуманного. Всю жизнь он следовал и не собирался, тем более из-за какого-то Федьки и его приятелей-истязателей, изменить правилу: задумал доброе дело – доведи его до конца, несмотря ни на что! Пусть на каждом шагу тебя подкарауливают самые коварные трудности, – вперёд!
И он продолжал подготовку к редчайшему биолого-психолого-педагогическому эксперименту, убежденный, что принципиально прав во всех своих действиях.
Помогало ему то обстоятельство, что он поменял квартиру (старая была для него велика), на новом местожительстве его никто не знал, и мальчишки вели себя откровенно, нисколечко не стесняясь. Конечно, среди них было много хороших ребят, за судьбу которых нечего и волноваться, но ведь был среди них и Федька с его приятелями-истязателями! И Вовик Краснощёков – микроскопический государственный преступник – существовал себе на здоровье!
Встретив Вовика при совершении им очередного преступления – бесплатном проезде на одном из видов городского транспорта – трамвае, Илларион Венедиктович решился на довольно рискованный шаг. Не смущаясь многими недостатками краснощёкого дармоезда, будущий Лапа замыслил взять его в своеобразные помощники, чуть-чуть-чуть приоткрыв ему принцип редчайшего биолого-психолого-педагогического эксперимента, если, конечно, Вовик выдержит хотя бы одно, самое легкое испытание.
Не выдержал!
Проспал!
Продрых!!!
Обнаружив это и машинально отметив, что мороженым ещё не торгуют ввиду раннего часа, унылый, даже скорбный и обиженный, Илларион Венедиктович всё-таки с полчасика посидел на стулике перед столиком под полосатым полотняным тентом.
Вернувшись домой, он долго стоял в коридоре, почему-то смотрел в зеркало, ничего там не видя, посидел на кухне, вяло размышляя, не попить ли чайку, затем поплёлся в кабинет, опустился в кресло за письменным столом, машинально постукивая пальцами по нему, и ни о чём не думая… Он чувствовал, что совершает ошибку, но не мог, да и не пытался уловить, в чём же она заключается… Сначала он сообразил, что ошибка касается Вовика.
Это было ясно, так ясно, что…
– Да как раз ничего и не ясно! – громко прошептал Илларион Венедиктович и резко встал, почти вскочил. – Конечно, я поступил абсолютно правильно! – уже громко, в полный голос продолжал он.
– Человек дал мне слово быть в определённом месте в определённое время для важнейшего разговора и – НЕ СОИЗВОЛИЛ прибыть! И я оч-чень принципиально поступил, не став ждать его… – В голосе Иллариона Венедиктовича проскользнули нотки неуверенности. – А если с ним что-нибудь случилось? – Он даже повеселел, но сразу же его охватило уныние. – А если он всё-таки попросту проспал? В конце концов я обязан, о-бя-зан! – громко повторил он. – Знать всё! Всё знать! – чуть ли не крикнул он и решительнейшим шагом направился к дверям.
Возбуждённо размышляя, убеждая себя и оправдывая, Илларион Венедиктович стремительно шёл по улицам.
Каким бы ни был безответственным этот краснощёкий дармоезд, бросать его нельзя. Но, с другой стороны, если генерал-лейтенант в отставке простит негодному мальчишке его недостойное поведение, ведь тем самым он как бы поощрит засоню, оправдает его продрыхивание! Дескать, живи как жил, валяй дурака, совершай микроскопические государственные преступления, – генерал-лейтенант в отставке тебя подождёт да ещё и мороженым вдоволь угостит!
Запутавшись в противоречивых рассуждениях, Илларион Венедиктович шёл уже медленно и машинально, отчаявшись найти окончательное твёрдое решение. Впервые в жизни он действовал наугад: мол, будь что будет, а…
Что – а? А то, что, если назвался груздем, полезай в кузов!
Надо, надо, на-до дело довести до конца!
И чем ближе подходил снова уже быстрым шагом к месту встречи Илларион Венедиктович; тем чаще он то и дело опускал голову, честно говоря,боясьне увидеть там Вовика.
Он остановился и взглянул на часы: десять сорок четыре.
Опять опустив голову, словно она разом отяжелела от мрачных мыслей, Илларион Венедиктович всё медленнее и медленнее подходил к столику, за которым вчера…
За столиком сидел Федька, тот самый Федька, который со своими приятелями-истязателями недавно на глазах Иллариона Венедиктовича мучил чёрного котёночка.
Федька старательно и нежно, полузакрыв от блаженства чёрные, продолговатые, чуть раскосые, глаза, облизывал палочку-ложечку, которой давно съел всё мороженое из стаканчика.
Чтобы не оставлять вас, уважаемые читатели, в неведении и недоумении, спешу сообщить: Вовик проснулся в девять тридцать две, двадцать три минуты ему потребовалось на дорогу, примерно полчаса он просидел на стулике за столиком и отправился восвояси, абсолютно уверенный, что именно нелепый случай лишил его возможности продолжить знакомство с генерал-лейтенантом в отставке, который обещал ему… А, теперь уже неважно, чего тот ему обещал! Уплёлся Вовик домой злой, раздосадованный, обиженный и несчастный…
Сев напротив Федьки, Илларион Венедиктович внимательно разглядывал его. Худенький, кудрявенький, курносый, большеухий, из-за длинного тонкогубого рта немножко похожий на лягушонка из мультика… Федька, заглянул в стаканчик, громко и разочарованно вздохнул, ещё раз старательно и нежно лизнул палочку-ложечку, встретился взглядом с Илларионом Венедиктовичем и уныло сказал:
– Всё. Мало мороженого ложат в стаканчик.
– Не ложат, а кладут.
Федька согласно кивнул, добавил ещё унылее:
– Ложат тоже мало.
– Подожди меня, – сказал Илларион Венедиктович, ушёл и вернулся с шестью стаканчиками мороженого, три поставил перед мальчишкой. – Угощайся на здоровье.
Чёрные, продолговатые, чуть раскосые глаза Федьки почти округлились от наивеличайшего изумления. Он раскрыл длинный тонкогубый рот, но произнести не мог никакого даже звука, не то что слова.
– Ешь, ешь, – грустно предложил Илларион Венедиктович.
– Я могу… – Федька в предвкушении удовольствия подержал все три стаканчика в руках. – Ух, и люблю я его!
– Вот и действуй.
«Не пришёл… не пришёл… не СОИЗВОЛИЛ прийти… проспал… продрых… – тупо слышалось в голове Иллариона Венедиктовича. Он тряхнул головой, и в ней стало вроде бы яснее.