(Да даже к каждой соседней части, к технике их любознателен, при случае ходит приглядывается. Кончил он индустриальный техникум.) Любит и сам стать за планшеты, прогнать засекающие директрисы.
Но весь ход каждого поиска зависит от дешифровщика. У нас - Липский, инженер-технолог, продвинули мы и его в сержанты. Когда в работе не спешка его единственного в батарее зову по имени-отчеству. (С высшим образованием у меня в батарее и ещё есть - Пугач, юрист. Очень убедительный юрист, всегда лазейку найдёт, как ему полегче. Не во всякий наряд его и пошлёшь: то "помогает политруку", то "боевой листок выпускает".)
В глубине погреба бормочут глухо:
- Ну, стуковня! Ну, громовня...
- Да как бы мне пойтить глянуть: брадено у меня чего, аль не брадено? Один таз малированный остался, чего стоит.
- Всего имения, Арефьевна, не заберёшь. Утютюкают напрямь - смотри и избы не найдешь.
- Ну, дай Бог обойдится.
А снаружи - разгорается, уже в светло-жёлтом тоне, солнечный, знойный день. И те крохотные облачка растянуло, чистое-чистое небо. Ну, будет сегодня сверху.
У Исакова в кустах кухня уже курится.
Шофера усильно кончают вкопку своих машин, помогают им по свободному бойцу. Ляхов - высокий, флегматичный, никогда и виду не подаст, что устал, не устал. А маленький толстенький Пашанин, нижегородец, разделся до пояса, и всё равно мохнатая грудь и спина потные, лоб отирает запястьем. Имел он неосторожность рассказать в батарее о горе своём: как бросила его любимая жена, актриса оперетты, - и стал он общий предмет сочувствия, однако и посмеиваются.
Ещё ж у меня Кочегаров околачивается, политрук батареи, а в напряжённый момент, когда все в разгоне, - ну не к чему его пристроить, и работать не заставишь. Сам-то был на гражданке шофёр, да только - райкома партии, и теперь взять лопату на помощь Пашанину - не догадается.
Первый звонок - с третьего поста, ближнего: дотянули, подключились, вкапываемся. На них и аппарат сразу проверили: хлопайте там (перед мембраной). Так. И выстрелы пишет. Порядок.
Но когда над одним постом пролетит самолёт - то уж, с захватом, испортит запись трёх постов.
От погреба расходящиеся веером линии - вкапывают линейные, каждый свою. На полсотню метров, чтобы в сгущеньи ногами не путаться - и чтоб хоть тут-то оберечь от осколков.
А уж - летят!! Летит шестёрка Хеншелей. Сперва высоко, потом снижают круг левее нас. Хлоп, хлоп по ним зенитки. Мимо. Отбомбились, ушли.
Наши тут несколько квадратных километров вдоль передовой густо уставлены: миномётами лёгкими и тяжёлыми, пушками сорокапятками и семидесяти-шести, гаубицами ста-семи, всякими машинами полуврытыми, замаскированными - бей хоть и по площади, не ошибёшься.
Меж тем в погребе ещё три места надо найти - для телефониста бригадного и от двух дивизионов. От поваленной липы отмахнули наши пилой - без двуручной пилы не ездим - три чурбачка, откатили их туда, вниз.
Ляхов - ввёл свой приопустевший ЗИС в апарель.
И пашанинский ГАЗ спустили. Ну, теперь полегче.
Со второго поста Шухов докладывает, чуть пришипячивая: дошли!
И их проверили. Порядок.
Доходят-то они все приблизительно, и ещё любят сдвинуться, себе поудобней. Но пока Овсянников не проверит - копать им, может, и зря.
Из погреба крик:
- Таащ комбат, вызывают!
Ломай быстро ноги по кирпичным ступенькам.
Так и есть, бригада: сорок второй, ждём целей!
Отбиваюсь: да дайте ж развернуться, привязаться, вы - люди?
А - доспать бы, клонит. Смотрю на ребят в погребе - и они бы.
- Ну, пока нет работы - клади головы на столы!
И приглашать не надо - тут же кладут. Это последний льготный получасик.
Солнце поднимается - жары набирает.
Подключился и четвёртый пост, и предупредитель. На трёх постах уже можно грубо прикидывать - хоть из какого квадрата бьёт.
От начала работы у центральной дежурят двое линейных: бежать по линии, какую перебьют - сращивать. А от каждого поста - бегут навстречу, так что на один перебив два человека, никогда не знаешь, ближе куда. Починка линий всего и опасней: ты открыт и в рост, как ни гнись, а при налёте - шлёпайся к земле. Когда огневого налёта в зримости нет - дежурный линейный и сам бежит, дело знает. А при горючей крайности - кто-то должен решить и послать. Если Овсянников здесь - то он, а нет - так я. Но по смыслу работы - и без офицеров, сержант от центрального прибора сам гонит, он отвечает: не хватит звукопостов, не засечём - может быть больше урона. А каждый такой гон может стоить линейному жизни, уже потеряли мы так Климанского. А как раз когда порывы, когда снаряды летят - тогда-то и засечка нужна.
Сейчас - Андреяшин, вот, дежурит. Сел на землю, спиной об кирпичную арку. Проворный смуглёныш, невысокий, уши маленькие. Только-только взятый, с 25го года. Я прохожу - вскочил.
- Сиди, не навстаёшься!
Но, уже вставши, сверкает тёмными просящими глазами:
- Таащ старштенант! А вы меня в Орле часа на три отпустите?
Он - из Орла. Рос беспризорником, а какой старательный в деле. Хоть бессемейный, а есть же и ему в Орле кого повидать, поискать.
- Ещё, Ваня, до Орла добраться. Погоди.
- А - когда дойдём? Я - нагоню, нагоню вас, не сомневайтесь!
- Отпущу, ладно. Да может - и надольше. Неужели ж мы в Орле не постоим?
- И бурловский! - из погреба кричат навстречу мне.
Крайний левый! Теперь мы - в комплекте.
Дугин руки потирает:
- О то розвага! Ве-се-ло!
Отдаётся ему из глубины:
- Хорошая у вас весельба.
Ну, теперь не пропадём, засекаем. Привязку бы. (До привязки посты на планшете поставлены пока грубо, как наметили их по карте.)
На передовой - толчёный гуд перестрельной свалки. Но - всплесками. И если артиллерийский выстрел попадает в промежуток - то мы его берём.
У Исакова - каша готова. Побежала посменно центральная с котелками.
А в воздухе - зачастили, закрылили и наши, и немцы - но наших больше! Схватки не видно, те и другие клюют по передовым. Там - большая стычка, и по земле взрывы отдаются, вот и засекай.
Емельянов с предупредителя:
- Пока сидим с пехотой, своего не отрыли, не дают. И покрывать нечем. Пташинского - как не поцарапало? - пуля погон сорвала.
Пташинский, его сменщик на предупредителе, - ясный юноша, светлоокий, очень отчётливый в бою.
Всё-таки две цели мы пока нащупали, уже и пятью постами - 415ю и 416ю. Наша задача - координаты; калибр - это уж по ушному навыку, да и по дальности можно догадаться.
Из бригады донимают:
- Вот сейчас по Архангельскому - (это там со штабом рядом) - какая стреляла?
- От Золотарёва-третьего, 415я.
- Давайте координаты!
- Без привязки - пока не точно...
Отвечают матом.
Дошагал Овсянников с постов, километров десять круганул. Пошли с ним хватнуть горячего. Сели на лежачую липу.
Простодушного Овсянникова, да с его владимирским говорком, - люблю братски. Курсы при училище проходили вместе, но сдружились, когда в одну батарею попали. На Северо-Западном, в последний час перед ледоходом на Ловати, он сильно выручил батарею, переправил без облома. Или тот хутор Гримовский нас скрестил - весь выжженный, одни печные трубы стоят, и немцами с колокольни насквозь просматривается. Центральная вот так же в погребке, а мы с ним сидим на земле, ноги в щель, между нами - котелок общий. Так пока этот суп с тушёнкой дохлебали - трижды в щель спрыгивали от обстрела, а котелок наверху оставался. Вылезем - и опять ложками таскаем.
Тут-то, за нашим склоном, Желябугские Выселки немцу прямо не видны, только с воздуха. Кручу махорочную цыгарку, а Виктор и вообще не курит. Рассказывает, как и где посты поправил. Кого, по пути идучи, видел, где какие части стоят.