– Вот это да, – негромко проговорила Дженис Мурхаус. – Прямо-таки зулуска из Ирландии.
Честно говоря, Ариэль не знала, что такое зулуска, но согласно кивнула.
– Вроде бы цвет свой, – рискнула заметить она.
– Это уж точно, – откликнулась блондинка, которую секретарша назвала миссис Деверю. – Кому придет в голову краситься в такой цвет?
Дженис Мурхуас отложила номер «Города и деревни» на стоявший рядом мраморный столик. На ее лице появилось какое-то странное выражение, словно молния в нее ударила.
Или неожиданная мысль промелькнула, подумала Ариэль с необычной для себя проницательностью.
– Что скажете? – выдохнула Дженис Мурхуас.
– Простите? – вежливо откликнулась Ариэль.
– Мне тут одна мысль в голову пришла…
– Вам назначено, мисс?
– Пока еще миссис. Ну да, конечно, иначе что бы я здесь делала? Я звонила в прошлый понедельник, и вы обещали записать меня на прием.
– Ах, да. Морнинг Глори Брауни, не так ли?
– Именно так. – Новенькая неожиданно улыбнулась. – И зовите меня, пожалуйста, просто Глори.
Ариэль смотрела на нее как зачарованная. Удивительно, насколько улыбка может менять внешность человека. В вызывающем наряде, со всей этой косметикой она выглядела… дешевкой. Но стоило ей улыбнуться… И зачем ей столько грима с такой-то внешностью? Может, чтобы скрыть синяк под глазом. Он, правда, побледнел, но все-таки еще заметен.
Похоже, улыбка обезоружила даже секретаршу. Она пустилась в объяснения, которыми других не удостоила.
– Что-то я начинаю беспокоиться, – заметила она. – Мистер Уотерфорд всегда звонит, даже если на несколько минут задерживается. Разумеется, вы можете подождать, только все эти дамы впереди вас.
– Подожду, – сказала Глори. – До шести мне все равно делать нечего. К тому же я едва держусь на ногах.
Ариэль машинально посмотрела на ее ноги. Сама она предпочитала босоножки, сшитые на заказ, чтобы они точно подходили к ее узкой стопе. Глори же Брауни была обута в туфли на каблуках-гвоздиках по крайней мере в четыре дюйма высоты, а колготки, которые ничуть не скрывала ее короткая кожаная юбка, были черные и тонкие, как паутина. И когда это такие снова вошли в моду? – подумала Ариэль.
– Каждому свое, – пробормотала блондинка, уловив взгляд Ариэль, и добавила:
– Похоже, мы все в одной лодке.
Что она имеет в виду? Что всем приходится ждать или что все разводятся – Ариэль не вполне поняла, но на всякий случай кивнула Дженис Мурхаус, смотревшая куда-то в пространство, встрепенулась:
– О чем это вы, миссис Деверю?
– Меня зовут Шанель. А разве не ясно? Ведь Арнольд занимается исключительно бракоразводными делами. Стало быть, все мы, естественно, разводимся.
– Ну да, конечно, – согласилась Дженис.
Наверное, это одна из тех дам-интеллектуалок, промелькнуло в голове Ариэль. Встретившись с Дженис взглядом, она удивилась теплоте и живости, светившимся в ее глазах. Выглядела она словно… словно вполне довольна жизнью, что странно, если иметь в виду, где они и зачем здесь находятся.
– Так. Даю Уотерфорду еще пару минут, а потом ухожу, – проговорила Шанель Деверю. – Ненавижу ждать.
Ариэль в очередной раз кивнула, хотя ее-то ожидание ничуть не раздражало. Под пристальным взглядом миссис Деверю она так и залилась краской.
– Что-то ваше лицо мне знакомо, может, встречались где?
Ариэль съежилась в кресле.
– Да вряд ли, иначе я бы наверняка запомнила, – тихо проговорила она и вздохнула с облегчением, когда рыжая, закончив переговоры с секретаршей, пересекла комнату и плюхнулась на стул рядом с Шанель.
– Не возражаете, если я присяду здесь? – спросила она.
– Добро пожаловать в клуб, – ответила блондинка, и Ариэль показалось, что в улыбке ее мелькнуло что-то злобное.
Глава 6
Чтобы чувствовать себя хорошо, Шанель Деверю требовалось всегда одеваться элегантно, где бы она ни была. Ради этого она тратила уйму времени на изучение моды и преуспела на этом поприще настолько, что с первого взгляда угадывала руку сколь-нибудь известного модельера. Любила она также заниматься покупками. Бывало, целый день потратит только на то, чтобы перейти из «Найман-Маркуса» к «Иву Манену», а оттуда в модную лавку неподалеку от «Мишн Долорес», которую обнаружила совершенно случайно, и все затем лишь, чтобы найти какую-нибудь мелочь – пояс, колготки, иногда просто пуговицу, – идущую к основному костюму.
А случалось, и вообще ничего не покупала, просто наслаждалась самим процессом хождения по магазинам. Она и с Жаком Деверю разводилась потому, в частности, что тот урезал ее расходы на одежду, заявив, что она его по миру пустит своими капризами. Утверждение дикое. На самом деле покупки она совершала в высшей степени осмотрительно, покупала Порой так дешево, что друзья от зависти с ума бы сошли, если бы, конечно, с нее сталось рассказывать им, что она не гнушается и магазинами, где вещи продаются со скидкой, и даже оптовыми складами.
Вот Шанель движется вдоль прилавков, вытаскивает из кучи, словно наугад, блузку, либо платье, либо юбку, и нате вам премилая вещица, есть на ней марка шикарного магазина или нет. Условие только одно: все должно быть высшего качества, и все должно быть практично.
– Вот этого, – говорила она своей дочери Ферн, – Жак как раз и не может понять. Нет у меня никаких капризов.
Уверена, что его мать тратит на одежду в четыре раза больше, чем я.
– Да, но тратит-то она свои собственные, – откликалась Ферн, получая в ответ не слишком-то «материнский» взгляд.
Ферн, которой исполнилось уже семнадцать, была плодом первого брака Шанель и самим своим существованием напоминала о старой промашке.
Шанель было шестнадцать, когда она сбежала с инструктором по конному спорту в средней школе, где тогда училась.
Абдул был строен и высок; его карие глаза были глубокими, как колодец, а выглядел он в своем тесно обтягивающем тело жокейском костюме и кожаных сапогах прямо как сын арабского шейха, за какового себя и выдавал. Они предавались любви ночами, прямо на полу в конюшне, и любовником он был таким страстным, и клятвы верности звучали так убедительно, что в конце концов она сбежала с ним в Рино, где они и поженились.
Беда только в том, что оба они лгали друг другу.
Он считал, поверив ей, что у Шанель есть собственное состояние, а Шанель была уверена, что Абдул происходит из знатного арабского рода – просто переживает трудную полосу жизни. К тому же она не сомневалась, что в постели он всегда будет на высоте. Она ошиблась в обоих случаях. Быстро обнаружилось, что он вообще никакой не араб – настоящее его имя Альберто Росселини, и родился он в Йонкерсе, штат Нью-Йорк, в семье мусорщика.
Это еще можно было пережить, если бы не перемены в постели. Когда стало ясно, что овдовевший отец Шанель, до тех пор потакавший всем ее капризам, не собирается накачивать деньгами своего безродного зятя, медовый месяц кончился. Инструктор по конному спорту не только обманул ее, он еще и выдохся как любовник, ибо сексуальные претензии сластолюбивой женушки оказались для него чрезмерными. Вот Шанель и бросила Эла Росселини (он же Абдул Хассан) и с неприличной поспешностью вернулась домой. И все бы ничего, но тут обнаружилось, что вся эта эскапада оставила о себе память в виде живого сувенира. Об аборте отец и слышать не хотел, так что через несколько месяцев на свет появилась Ферн. И пристала к Шанель на всю жизнь, как репей.
Ко всему прочему вскоре после рождения Ферн отец ввязался в какую-то биржевую авантюру и потерял почти все, что имел.