Сегодня я проводил сюда уже пятерых твоих подруг, а всего вас здесь будет жить около двадцати пяти. За вами будет присматривать домовая наставница, – тут он расплылся в лукавой улыбке, – хотя я не думаю, чтобы кто‑нибудь из вас нуждался в этом. – Он рассмеялся раскатистым, мелодичным смехом, и Тана невольно улыбнулась, помогая ему выгружать свои сумки.
Она вошла следом за ним вовнутрь и оказалась в красиво убранной гостиной. Мебель была почти вся старинная: либо английская, либо в стиле первых американских поселенцев; нарядная обивка диванов и кресел радовала глаз; на письменном столе и на маленьких столиках по углам красовались в хрустальных вазах роскошные букеты цветов. В гостиной чувствовалась домашняя атмосфера и в то же время ощущался некий аристократический налет на всем: все было так презентабельно и чинно, что, казалось, сюда можно входить не иначе как в шляпе и белых перчатках. Тана невольно взглянула на свою помятую клетчатую юбку, на запыленные мокасины и гольфы. Навстречу ей шла через комнату Женщина в строгом сером костюме, с седыми буклями и голубыми глазами, окруженными сетью лучистых морщинок. Это была их наставница Джулия Джонс, занимающая эту должность свыше двадцати лет. Единственным ее украшением была нитка жемчуга, видневшаяся из‑под жакета. Тана решила, что она напоминает ей чью‑то тетю.
– Добро пожаловать в «Дом Жасмина», моя милая, сказала наставница, чопорно растягивая слова на южный манер. – На кампусе двенадцать таких домов, но нам хочется думать, что наш дом самый лучший.
Джулия лучезарно улыбнулась девушке и предложила ей выпить чаю. Сэм начал вносить вещи на второй этаж. Тана присела и взяла предложенную ей разрисованную чашку с серебряной ложечкой, отказавшись от маленьких, пресных на вид пирожков. Она посмотрела в окно на озеро, думая о превратностях жизни. Ей казалось, что она попала в совершенно другой мир, такой непохожий на прежний, привычный. Вот она сидит – вдали от Нью‑Йорка, ото всех, кого знала раньше, – пьет чай и разговаривает с голубоглазой женщиной, у которой на шее виднеется нитка жемчуга. А всего лишь три месяца назад Тана лежала на полу в спальне Артура Дарнинга, сын которого избивал и насиловал ее…
– …как вы полагаете, милая?
Тана непонимающе уставилась на свою собеседницу: она не слышала начала фразы и сдержанно кивнула в ответ, почувствовав внезапно усталость. Слишком много всего для одного дня…
– Да, конечно… Я с вами согласна… – сказала она наугад.
Больше всего ей хотелось уйти в свою комнату. Завершив наконец ритуал чаепития, они поставили чашки на поднос, и Тана чуть было не засмеялась, подумав о том, сколько же чашек чая пришлось выпить бедной женщине в этот день. А та, будто угадав нетерпение Таны, повела ее в назначенную ей комнату. Они поднялись по витой лестнице, миновав два изящных пролета, и оказались в длинном коридоре, стены которого были оклеены тиснеными обоями с цветочным узором и увешаны фотографиями выпускниц колледжа. Наставница открыла последнюю дверь в самом конце коридора. Стены комнаты были выкрашены в светло‑розовый цвет, занавески и покрывала сшиты из набивного ситца. Тана окинула взглядом обстановку: две узкие кровати, два старинных шкафа и два кресла; в углу – маленькая раковина. Это была забавная комната в старом стиле, где потолки нависали над самыми кроватями. Наставница, ревниво следившая за выражением лица Таны, осталась удовлетворена, когда та повернулась к ней с довольной улыбкой:
– Здесь очень мило.
– В «Доме Жасмина» все комнаты такие. – Немного погодя она оставила Тану одну.
Та села и уставилась на свои сумки, не зная, что делать дальше. В конце концов она легла на кровать и стала смотреть на деревья за окном. Распаковывать вещи ей не хотелось, к тому же она не была уверена, можно ли занимать шкаф до прибытия соседки.
Она уже собралась пойти прогуляться к озеру, когда послышался стук в дверь и на пороге появился старый негр. Тана поспешно села на свою кровать, и Сэм внес в комнату два чемодана. Он взглянул в сторону Таны с каким‑то непонятным выражением лица и пожал плечами.
– Сдается мне, такого у нас еще не бывало.
Не поняв, о чем он говорит, Тана смутилась, а он снова пожал плечами и исчез за дверью. Тана посмотрела на принесенный им багаж, но не увидела в нем ничего примечательного: два больших чемодана с железнодорожными бирками, один синий, другой – в зеленую клетку, ящичек для косметики, круглая шляпная картонка, в точности похожая на картонку Таны, которую та заполнила разными мелочами. Она медленно прошлась по комнате в ожидании владелицы всех этих вещей. Представив себе бесконечную чайную церемонию внизу, она приготовилась ждать долго и была удивлена тем, как быстро появилась ее соседка по комнате. Сначала вошла, постучавшись, наставница; она многозначительно посмотрела в глаза Таны и сделала шаг в сторону, пропуская вперед девушку‑негритянку. Та, казалось, не вошла, а вплыла в комнату – столь грациозной была ее походка. Такого поразительного создания Тана еще не видала на своем веку: черные как смоль волосы, стянутые на затылке, блестящие, словно бриллианты, темные глаза, немыслимой белизны зубы на бледно‑шоколадном лице, будто вырезанном резцом мастера с таким искусством, что оно казалось почти нереальным. Ее красота была столь вызывающей, а движения столь изящными, что у Таны захватило дух. Сняв ярко‑красное пальто, новоприбывшая бросила его на одно из двух кресел; под пальто оказалось узкое, облегающее платье из светлой ангорской шерсти, одного цвета с дорогими туфлями. Она была больше похожа на картинку из журнала мод, чем на студентку колледжа, и Тана со стыдом вспомнила о своем гардеробе: юбки из шотландки, грубошерстные брюки, куча простых рубашек, несколько свитеров с V‑образным вырезом и два платья, которые Джин купила у «Сакса» перед самым отъездом дочери.
– Познакомься, Тана, – послышался очень серьезный голос наставницы. – Это – Шарон Блейк, она тоже с Севера, правда, не из Нью‑Йорка, а из Вашингтона, округ Колумбия.
– Хэлло! – Тана застенчиво взглянула на девушку, тогда как та улыбнулась ослепительной улыбкой и протянула ей руку.
– Здравствуй!
– Я оставляю вас одних. – Наставница взглянула на Шарон так, будто та причинила ей физическую боль.
Тане она безмерно сочувствовала: она никогда не привела бы к ней Шарон Блейк, но ведь кто‑то должен делить комнату с негритянкой. А Тана будет учиться по стипендии, то есть бесплатно. Наставница считала, что поступила по справедливости: Тана Робертc должна быть благодарна за все, тогда как другие девушки могли и не согласиться. Наставница тихонько прикрыла дверь и решительно зашагала вниз по лестнице. Такое случилось впервые не только в «Доме Жасмина», но и во всем колледже «Грин‑Хиллз», и Джулия Джонс чувствовала, что чаем сегодня не обойтись. Чтобы снять это ужасное напряжение, ей требовалось кое‑что покрепче.
А наверху Шарон кинулась в одно из двух страшно неудобных кресел и с улыбкой посмотрела на отливающие золотом волосы Таны. Обе девушки составляли чрезвычайно интересную, контрастную пару: одна – светлокожая, другая – цветная. Они с любопытством оглядели одна другую. Тана улыбнулась, не зная, как расценить появление Шарон в этом колледже, известном антинегритянской направленностью, ей было бы много проще учиться где‑нибудь на Севере. Однако она еще ничего не знала о Шарон, кроме того, что та была несомненно красива и одета в дорогие наряды – Тана отметила это снова, когда Шарон сбросила серые модельные туфли.
– Ну и как? – нежное светло‑коричневое лицо вновь осветилось улыбкой. – Тебе нравится «Дом Жасмина»?
– Он прелесть, правда? – Тана все еще стеснялась ее.