Чейз хорошо помнил тот восторг, то ликование, ту радость, которые невозможно было выразить словами.
Именно одно из этих чувств отражало в тот момент его лицо на экране, и Кэсс уже видела момент торжества, а теперь хотела видеть снова, она даже склонилась ближе к экрану в предвкушении…
– Довольно, Кассандра!
Его голос прозвучал непривычно грубо и резко. Чейз взял у нее из рук пульт и нажал кнопку перемотки. Экран тут же стал одного ярко-синего цвета, прекратив выдавать семейные тайны.
– О! – выдохнула Кассандра. – Чейз!
Теперь он вовсе не походил на того Чейза, что обедал «У Куртленда» с Пейдж. На нем уже не было элегантного серого пиджака и стильного галстука. Ворот его рубашки был расстегнут, рукава закатаны. Принц в своих покоях, принц, любое желание, любой каприз, любая прихоть которого немедленно и с радостью удовлетворялись. Ему доставалось все самое первоклассное – изысканная еда, изысканные напитки, изысканные любовные радости.
И при всем том Чейз Тесье выглядел неудовлетворенным, даже изголодавшимся. Именно изголодавшимся.
– Кассандра, поговорите со мной.
– Я не могла уснуть.
Мне все чудилось: вы целуете ее, прикасаетесь к ней, занимаетесь с ней любовью.
– И?
И мне было от этого больно.
– И я решила посмотреть видео. Эту кассету я заметила вон там, на полке.
Обнаружив кассету с надписью «День рождения Френсис, 42 года, подарки Хоуп и Чейзу», Кассандра не смогла устоять перед искушением. Ее интересовало все относящееся к детям Тесье. Кроме дня рождения Френсис Тесье, на видеопленке были засняты концерты Виктора и появления Френсис в спектаклях «Опара», «Жизнь короля Ларри», «Вечернее развлечение», а также на торжествах по случаю присуждения всевозможных наград.
– Это вам показалось интереснее кино?
– Да.
– Потому что…
Теперь, возвышаясь над ней во весь рост, Чейз казался рассвирепевшим и устрашающим.
Кассандра поднялась на ноги, и хотя он все еще возвышался над ней, она отважно посмотрела ему прямо в глаза, которые будто прожигали ее насквозь.
– Потому что, – сказала она, – я хотела узнать как можно больше о Хоуп. Можете думать об этом что угодно. Должно быть, я несносна.
Босоногая, без своего пестрого оперения, она казалась такой хрупкой, такой ранимой. Ее страшно уязвило то, что он сказал. А ведь он хотел только подразнить ее.
– Если бы я мог взять свои слова назад, я бы с радостью это сделал – но это так трудно. Я попытался бы подсластить их лучшим из наших вин самого изысканного вкуса.
Она зарделась нежным румянцем, показавшимся ему необычайно привлекательным.
– Благодарю.
– Не стоит благодарности. Так вы хотели узнать что-то о Хоуп?
– Да.
Чейз долго смотрел на ее отважное гордое лицо – и поверил ей. Поверил окончательно, раз и навсегда.
– Вам это удалось?
Его мягкость пугала ее даже больше, чем его ярость. Кассандра отступила на несколько шагов и, оказавшись возле величественного фортепиано, задумчиво провела пальцем по ярко блестевшему отполированному краю инструмента.
– Возможно.
– То есть?
– Этот фильм был в основном о вашей матери… – Кассандра, хмурясь, потрогала лакированное дерево, потом медленно подняла взгляд на Чейза: – Она была так молода, когда вы родились. Я хочу сказать, это был только сорок второй ее день рождения. Хоуп было шестнадцать, а вам двадцать шесть. Значит, вашей матери было совсем не так много, когда родились вы, да и ваш отец не мог быть намного старше ее.
– Френсис было восемнадцать, а Виктору двадцать. Но моей настоящей матери было тринадцать, когда она родила меня, а сколько лет было моему отцу и кто он был, я и понятия не имею.
– Так вы приемный сын?
– Вот именно.
– Хоуп никогда не говорила мне об этом.
– А могла бы – никто не делал из этого тайны.
– Но ваша родная мать?
– Умерла от передозировки героина.
– Мне так жаль.
– И мне жаль ее. Сама почти ребенок, она была хорошей матерью – кормила, одевала, защищала меня…
– И любила?
– Да. Я помню, как терпеливо она учила меня читать.
– Потом вы так же терпеливо учили читать гран-пера.
– Я пытался, но все буквы были для него на одно лицо – он не различал их.
– Зато у него были вы.
В темно-серых глазах Чейза засиял мягкий свет.
– Да, мы были вдвоем. Я учил гран-пера всему, что знал сам, а он учил меня французскому… Ну а теперь расскажите мне, что вы узнали о Френсис, посмотрев этот фильм.
Кассандра невольно отстранилась, так как не могла бы поручиться, что в противном случае не пододвинется к нему совсем близко, влекомая его серебристым взглядом. На этот раз она остановилась у стеллажей красного дерева, заполненных книгами.
– Это фильм о ней, верно? – спросила она, оглядывая тома на полках – романы Френсис Тесье. – Даже когда она говорила о подарках детям.
– Да, верно. Хоуп что-нибудь рассказывала вам об этом?
Кассандра отвернулась от стеллажей и теперь смотрела прямо на него.
– Хоуп ни разу ни в чем не укорила мать, не произнесла ни единого критического слова в ее адрес. Она все еще страдает от боли утраты и не может ни понять, ни допустить, что ее мать была просто самовлюбленной тщеславной эгоисткой.
– Но не могли же вы узнать все это из одного фильма.
– Я читала ее романы. А вы?
– Нет.
– Хоуп тоже не читала – Френсис запретила ей. Она считала, что Хоуп еще слишком молода и невинна, чтобы читать подобные книги. Однако Френсис не нашла ничего лучшего, чем поделиться с семилетней Хоуп сведениями о ее отце.
– Неужели Хоуп было в то время всего семь? – удивился Чейз.
– Да. И она, конечно, знала, что Виктор не был ее отцом. Она называла его Виктором, но никогда папой или папочкой; вы оба называли его по имени. Но когда Хоуп исполнилось семь лет, она заинтересовалась тем, кого не знала и никогда не видела. Это было обычное детское любопытство. Френсис же с иезуитским коварством принялась просвещать ее на этот счет, вместо того чтобы придумать первую попавшуюся правдоподобную историю. Она рассказала Хоуп о том, что была зла на Виктора, который предпочел ей музыку, и о том, как в отместку она отправилась в Европу в поисках материала для своих романов; о том, сколько мужчин могли бы быть отцами Хоуп, а также какими красивыми и привлекательными они были, особенно те, кто, возможно, принадлежал к числу особ королевской крови.
Облако лунных лучей, венчавших теперь голову Кассандры, задумчиво качнулось, будто она представила воочию одного из прекрасных благородных друзей Френсис.
– Не исключено, что отец Хоуп действительно принадлежал к какому-нибудь царствующему дому.
– Не исключено, – согласился Чейз; теперь в его серых глазах сияла нежность. – Хоуп тяжело перенесла эти откровения своей матери.
Сноп лунных лучей решительно качнулся.
– Вовсе нет. Она была так невинна, что рассказы Френсис почти не оставили в ней следа.
– Не могу поверить, что Френсис посвятила ее во все свои приключения, – пробормотал Чейз. Его серые глаза стали колючими и льдистыми.
– Вы хорошо знали Френсис Тесье? – спросила Кассандра, снова принимаясь мерить шагами комнату. – И как насчет образа семейных ценностей, представленных в ее бестселлерах, где она демонстрирует все, включая и любовь? Похоже, она ни в чем не могла служить образцом и уж никак не могла быть экспертом в области чувств.
– О!
– Я хочу сказать, что любовь предполагает бескорыстие, готовность дарить доброту. Разве я не права? А ее персонажи – алчные, самодовольные, самонадеянные, особенно когда дело доходит до…
Она остановилась, и все в комнате замерло.
– Вы имеете в виду интимные отношения, секс? – Чейз был очарован ее пылкостью. Он с восхищением смотрел на босоногую трепещущую жрицу страсти с сияющими в лунном свете волосами, слушая ее рассуждения о любви.
Но, как только речь зашла о физической близости, эта пичужка сбавила тон и оробела.
– Скажите мне, какими, по-вашему, должны быть любовные отношения?
– Ну, я… – Кассандра смутилась и отвела глаза; ее темно-золотые ресницы затрепетали, прикрывая сияние ярко-синих глаз.
– Итак, вы считаете, что любовь должна быть нерасчетливой, бескорыстной, лишенной эгоизма?
– Да, – тихо ответила она, не поднимая глаз. – Я полагаю…
Она снова запнулась, потом, внезапно воодушевившись при мысли о Хоуп, подняла глаза и, уже не делая попытки отодвинуться, заговорила спокойно и уверенно, как если бы говорила с посторонним:
– Несмотря на одаренность Френсис, ее талант и умение придумать и изложить сюжет… ее книги оставляют ощущение пустоты.
– Должно быть, Хоуп чувствовала то же самое, будучи ее дочерью. Она что-нибудь говорила вам об этом?
– Нет, – признала Кассандра. – Во всяком случае, не в таких выражениях. Но…
– Ее полнота…
– Да, полнота, – кивнула Кассандра. – Еда была способом утешиться, успокоиться, избавиться от этой постоянной пытки. Впрочем, и это тоже было пыткой…