Аплодисменты постепенно стихали, а молоток сенатора Ролингса стучал все сильнее.
– Требую тишины! Если еще раз случится что-нибудь подобное, я прикажу очистить помещение и сделать слушания закрытыми. Разумеется, это не относится к представителям прессы.
Уорд придвинул к себе микрофон.
– Считаю необходимым дополнить, сенатор Ролингс, что в результате сотрудничества с мисс Холландер рекламное агентство «ББДО» снова завоевало рынок и на тридцать процентов увеличило объем своих операций, что в значительной мере смягчило последствия спада в экономике нашей страны.
Сенатор вновь прибегнул к помощи молотка.
– Обойдемся без такого сотрудничества, так же как и без ваших комментариев!
– Прошу прощения, если я нарушил правила, но, как мне кажется, это дополнение было по существу вопроса.
– Я так не считаю! – рявкнул Ролингс. – Мисс Холландер, из сказанного вами можно заключить, что вы взяли сознательный курс на использование порнографии в рекламном деле.
Ксавьера покачала головой.
– Я бы не назвала это сознательным курсом. В мои намерения входило лишь сделать рекламу более доходчивой и более действенной. Поэтому мне было трудно избежать эротики, но по-человечески это так понятно!
– Эротика и порнография – одно и то же! – бушевал сенатор Ролингс. – Вы воздействуете на низменные инстинкты!
– Нет, сэр, – со всей твердостью возразила Ксавьера. – Это одно и то же лишь для тех, чьи инстинкты настолько низменны, что они берут под подозрение любое проявление человечности.
Лицо ее противника потемнело от злости.
– Вы намекаете на то, что у меня низменные инстинкты? Я вам покажу! Не забывайте, что вы говорите с сенатором Соединенных Штатов!
– Что и требовалось доказать! – крикнул кто-то из публики. Раздался взрыв хохота.
– Тихо! – Сенатор Ролингс вновь схватился за свое боевое оружие. – Я вас заставлю соблюдать порядок!
Когда в зале снова стало тихо, он тяжелым взглядом посмотрел на Ксавьеру.
– Я жду ответа на мой вопрос, мисс Холландер. Она улыбнулась.
– Я вовсе не имела вас в виду, сенатор, и не настолько хорошо вас знаю, чтобы делать далеко идущие выводы. К тому же, судя по тому, что я слышала, вы вполне могли до сей поры оставаться девственником…
Председательствующий густо побагровел и впился взглядом в Ксавьеру. Потом под хохот всего зала повернулся к Питерсдорфу. Тот ответил еле заметным кивком. Сенатор Ролингс снова уставился на Ксавьеру, открыл рот и, указывая на нее пальцем, приготовился что-то сказать, но в это время раздался звонок, и рот сенатора непроизвольно закрылся. Он отвернул рукав пиджака и посмотрел на часы.
– Звонок на обед! – вскакивая с места, воскликнул сенатор Краузе. – Давайте отложим.
– Задержитесь хоть на пару минут! – завопил Ролингс. – Я должен сделать заявление!
– Вот сами и задерживайтесь! – буркнул сенатор Карузини. – Сейчас откроют кафе и все разметут.
Сенатор Ролингс гневно посмотрел на коллег, но был вынужден сдаться. Он стукнул молотком по столу.
– Объявляется перерыв до двух часов. Присутствие свидетельницы обязательно.
Уорд собрал свои бумаги и защелкнул дипломат.
– Плохо, Ксавьера, – тихо промолвил он. – Ты подошла слишком близко к опасной черте.
– Он меня достал. Только и делает, что умышленно меня провоцирует.
– Естественно. – Адвокат проводил взглядом сенаторов, покидавших поле боя, чтобы не проворонить дармовой обед. – Такая уж здесь ведется игра. Так что лучше бы тебе следить за собой. Не теряй самообладания, Ксавьера, иначе не успеешь и глазом моргнуть, как тебе предъявят обвинение в неуважении к власти.
– Я постараюсь, Уорд.
– Давай-ка двигаться отсюда. Тебе тоже не мешает подкрепиться.
Ксавьера неохотно встала.
Навстречу им по проходу спешила ее мать.
– Здорово ты их отделала, детка! Всегда давай сдачи!
– Ни в коем случае, – возразил Уорд, – не давайте ей подобных советов. Это приведет вашу дочь в тюремную камеру.
– Я не хочу сказать, что нужно так прямо набрасываться на них, – оправдывалась мать. – Просто нельзя же им все спускать. Ну ладно, после обеда увидимся.
– Может, пообедаешь с нами, мам?
– Нет, дочка, спасибо. Я видела в нескольких магазинах готовой одежды объявления о сезонной распродаже. Это важнее, чем обед.
– Как хочешь, мам, – ласково сказала Ксавьера. – Пока!
– Скоро увидимся! – Пожилая дама заторопилась к выходу.
Большая часть зрителей разбежалась, как только объявили перерыв. Однако несколько человек по-прежнему сидели на своих местах и лениво переговаривались. Человек в темных очках тоже остался – следить за Ксавьерой и ее адвокатом.
В холле их встретила группа репортеров и тотчас набросилась на Ксавьеру.
– Вам не кажется, что на этих слушаниях попирается ваше право на частную жизнь?
Ксавьера усмехнулась.
– Я и не знала, что существует такое право. Они нас всех давно пронумеровали, разложили по полочкам, снабдили ярлыками, сняли отпечатки пальцев и заложили в компьютер – с момента рождения и до самой смерти. Какое уж тут право! Все засмеялись. Последовал новый вопрос:
– Каким вам видится будущее секса в Америке?
– Ему ничего не угрожает. Пока такие парни, как вы, будете так же пялиться на таких девушек, как я, будущее секса представляется мне в светлых тонах.
Пока репортеры хохотали над ее новым афоризмом, Уорд мягко, но решительно взял Ксавьеру под руку и повел по коридору. Какой-то китаец, в одежде, напоминавшей пижаму, успел таки догнать их и сунуть Ксавьере под нос диктофон:
– Это правда, что вы были любовницей Брежнева?
– Нет, но его портрет висит у меня над кроватью.
– Значит, вы мечтаете стать его любовницей?
– Нет.
– Тогда зачем вы повесили в спальне его портрет?
– Чтобы отпугивать тараканов и крыс.
Уорд повторил свой маневр, и Ксавьера со своим спутником заторопились по длинному коридору. В холле они наткнулись на группу студентов из Вирджинии во главе с гидом и полудюжиной преподавателей. Две девушки узнали Ксавьеру, и она немедленно оказалась под перекрестным огнем любопытных взглядов. Пришлось раздавать направо и налево автографы и отвечать на многочисленные вопросы, в то время как Уорд потихоньку терял терпение.
Гид воспользовался паузой, чтобы прислониться к стене и немного отдохнуть. На лицах преподавателей постарше читался ужас. Более молодые требовали, чтобы Ксавьера, если в ее расписании случится окно, предоставила им аудиенцию. Когда всплыл вопрос о причине ее появления в Вашингтоне, студенты начали живо обсуждать возможность организации акции протеста. Преподаватели постарше бросились их отговаривать, а Ксавьера с Уордом под шумок поспешили скрыться.
Выйдя из Капитолия, они спустились по широченной лестнице. Улица кишела автомобилями и пешеходами, но не было видно ни одного свободного такси. Пока Уорд ловил машину, Ксавьера укрылась от любопытных взглядов между почтовым ящиком на металлической подставке и контейнером для мусора. Люди пробегали мимо. Некоторые узнавали Ксавьеру и махали ей.
Проходившая мимо пожилая пара замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась, перешептываясь и отчаянно жестикулируя. Наконец они отважились приблизиться к Ксавьере. По-видимому, это были супруги: высохшие, но хорошо одетые, с пергаментной кожей и одинаковыми розовыми залысинками, которые проглядывались сквозь реденькие седые волосы. Подойдя, они застенчиво уставились на нее.
– Мисс Холландер, не так ли? – нерешительно начал мужчина.
Ксавьера лучезарно улыбнулась.