– Ты молодец! Бьюсь об заклад, по окончании слушаний тебя ждет медаль или что-нибудь получше!
– Скорее наручники, – усмехнулась Ксавьера.
– Ну что ты, родная. Это будет величайший триумф в твоей жизни.
– Не следует витать в облаках, – изрек Уорд, помогая Ксавьере выйти из-за стола. – Пресса и телевидение продолжают на все лады склонять того сенатора и Линду, так что конгрессмены по-прежнему кровно заинтересованы в том, чтобы переключить общественное негодование на кого-нибудь другого. Теперь, когда они заполучили в свидетели национальную героиню, эти слушания приобрели государственное звучание. В такой ситуации обвинение в неуважении к верховной власти может стать бомбой.
Ксавьера вздохнула и на всякий случай проверила содержимое сумочки – все ли на месте?
– Ну, ты же видишь, Уорд, я делаю все от меня зависящее.
Он ласково потрепал ее по плечу.
– Знаю, Ксавьера. Если будешь и дальше так себя вести, нам ничего не угрожает.
– Да-да, милая, – подхватила мать Ксавьеры. – Во всем слушайся Уорда и держи себя в руках. Кстати, я говорила: сейчас в городе несколько интересных распродаж? Не хочешь купить себе платье или что-нибудь такое, что подняло бы тебе настроение? Ксавьера понизила голос до шепота.
– Нет, мам. Пришло время по-настоящему заняться поисками Линды. Попробую воспользоваться кое-какими связями.
– Связями? – Мать сердито свела брови. – Уж не хочешь ли ты сказать, что кого-нибудь здесь знаешь?
– Да нет, мам, – примирительно ответила Ксавьера. – Просто есть люди, с которыми я была знакома еще до того, как они перебрались в Вашингтон.
– Ты не должна с ними встречаться! Если не думаешь о своей репутации, подумай о моей. Неужели ты допустишь, чтобы люди шушукались у меня за спиной: мол, ее дочь знается с теми, кто работает в Вашингтоне? Да я глаза выцарапаю тому, кто скажет подобное о моем ребенке.
– Мам, – утомленным голосом произнесла Ксавьера. – Линда была моей подругой.
– И уехала в Вашингтон. Ксавьера, ты достаточно взрослая, чтобы понимать: есть вещи, которые навсегда ставят человека вне общества.
– Поверь, мам, – терпеливо убеждала Ксавьера, – никто ничего не узнает.
Мать вздохнула и пожала плечами.
– Ладно! Видит Бог, тот, кто однажды по-дружески отнесся к тебе, приобрел себе друга на всю жизнь. Существуют, конечно, пределы, но, видно, не для тебя. Только будь осторожна.
– Конечно, мам. Пока!
Мать сделала прощальный жест рукой и заторопилась к выходу. Ксавьера с Уордом последовали за ней.
– Уорд, могу я попросить тебя справится в полиции: не известно ли им чего-нибудь о Линде?
– Разумеется, Ксавьера. Мне бы не хотелось оказывать на тебя нажим, но все-таки подумай о том, что сказала твоя мама. Это вопрос твоей репутации. У меня самого был один друг, который… – Он вдруг осекся.
– Уехал в Вашингтон?
Уорд беспокойно оглянулся по сторонам.
– Ну…
Ему явно не хотелось обсуждать это здесь, где их могли подслушать. Ксавьера понимающе улыбнулась и взяла его под руку. Они быстро пошли по проходу между рядами.
Зал опустел; появились уборщицы с метлами, ведрами, тряпками и корзинками для сбора мусора. Человек в темных очках медленно повернул голову, провожая Ксавьеру взглядом.
В холле толпились репортеры, но Уорд решительно заявил, что комментариев не будет, и потащил Ксавьеру дальше. Самые настырные преследовали их до самого выхода, но безо всякого успеха.
На этот раз на улице было мало пешеходов и сколько угодно такси. Мелкие служащие заканчивали работу в пять и вплоть до этого времени не смели покидать рабочие места из боязни, что кто-нибудь донесет, будто они чувствуют себя начальством и позволяют всякие вольности.
В машине Уорд был непривычно молчалив: возможно, жалел о своей оговорке. Наконец такси остановилось, и он помог Ксавьере выйти.
– Сейчас съезжу в полицию и наведу справки о Линде.
Придумаю какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не впутывать тебя. Пожалуйста, Ксавьера, будь осторожна.
Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Само собой. Пока, Уорд!
– До свидания, Ксавьера.
Он снова забрался в такси и помахал ей через заднее стекло. Она ответила тем же и, когда машина скрылась из виду, направилась в отель.
Швейцар услужливо распахнул перед ней дверь. Ксавьера вошла в просторный, плохо освещенный холл. Почты для нее не оказалось. Она поднялась в свои апартаменты, вытащила из встроенного шкафа большущий чемодан и извлекла оттуда черное пальто, светлый парик и огромные солнечные очки.
Нужный ей телефон был зашифрован на последней странице записной книжки. Ксавьера села за стол и принялась наносить на бумажную салфетку колонки цифр. После того как ей удалось расшифровать номер, она несколько раз повторила его в уме и, разорвав салфетку на мелкие клочки, сунула в карман пальто. Оделась и через черный ход вышла на улицу.
Наверное, ее маскарад поистине удался, потому что коридорный, оказавшийся ее ярым сторонником, пронесся мимо, даже не повернув головы. Ксавьера выгребла из кармана клочки бумаги и разбросала в мусорном контейнере так, чтобы никто не мог сложить их и прочитать текст. Потом перешла через дорогу и вошла в телефонную будку.
После четырех гудков в трубке раздался низкий женский голос – тусклый, но такой знакомый!
– Алло?
– Ричи Мевилл?
– Да. А кто… – Вдруг женщина на другом конце провода ахнула, и ее голос ожил: – Неужели?..
– Ксавьера.
– Ох, детка, это здорово! Не могу выразить, что для меня значит твой звонок. Ох, Ксавьера!..
– Ричи Мевилл, мне бы хотелось повидаться с тобой. Женщина не могла поверить своим ушам.
– Как? Ты и вправду хочешь… Слушай детка, я бы с радостью, но… тебя могут увидеть.
– Я изменила внешность.
– Да-да, конечно… Но ты уверена?
– Вполне.
Последовала продолжительная пауза. Женщина вздохнула.
– Слушай, я не могу позволить тебе так рисковать, и в то же время до смерти хочу тебя видеть. Столько воды утекло! Ну ладно, высылаю авто. Где ты находишься?
– На углу «М» и Шестнадцатой улицы. На мне черное пальто, коричневый шарф и светлый парик.
– Светлый парик, коричневый шарф и черное пальто. Прекрасно. Машина будет через двадцать минут. Я жду не дождусь!
– Я тоже. Пока, Ричи.
– До встречи, детка.
Ксавьера повесила трубку. Она высоко подняла воротник пальто, поправила парик и огромные солнцезащитные очки. Какой-то водитель, проезжая мимо, сбавил скорость и, бросив оценивающий взгляд на ее фигуру, сделал еле заметный знак рукой. Ксавьера помотала головой, но через минуту история повторилась, уже с другим водителем. Надо же, подумала Ксавьера, когда тебе что-то нужно, оно никак не подворачивается, зато когда ни к чему – тут как тут. Кончилось тем, что появился полисмен, и очередной несостоявшийся поклонник поспешил убраться восвояси.
Наконец подкатил шикарный черный лимузин. Шофер предупредительно распахнул перед Ксавьерой дверцу. Как только она села, лимузин сорвался с места.
Ричи Мевилл жила в старом квартале Александрии, в громадном особняке времен короля Георга. Водитель провел Ксавьеру мимо охранника – свирепого на вид темнокожего громилы в пурпурном трико и с поблескивающей, точно вощеная бумага, лысиной. Впрочем, он вел себя исключительно вежливо. Ксавьера проследовала через небольшую, пышно убранную прихожую и поднялась в лифте. Двери щелкнули, открылись, и Ксавьера угодила прямо в жаркие объятия Ричи Мевилл.
– Ксавьера, милочка, я просто не могу передать, как много для меня значит твой визит. Ну же, дорогая, дай мне обнять тебя.