– Я не могу представить, что тело нашего бедного дяди будет разыскивать целая свора ищеек! Нет! Если его похитили, как считает Парт, чтобы получить выкуп, я готов заплатить, но только чтобы избежать сплетен. Ну, а теперь успокойтесь, возьмите себя в руки. Что вы все? Какого черта!
– Я предпочитаю сказать вам сразу, – коротко заявила Эдит, – что не верю ни одному слову вашего рассказа.
– В самом деле? – разочарованно спросил Марк. – У тебя что, уже нет никаких сомнений по поводу яда, да?
– Пройдемте в дом, – предложила Эдит, не ответив ему. Она повернулась к Хендерсону. – Джон, на первом этаже прохладно. Не можете ли вы включить отопление?
– Да, мэм. Сию минуту, – подчинился Хендерсон.
– Уже поздно, – начал Стивенс, – и если вы не возражаете…
– Нет, – отрезала Эдит, живо повернувшись к нему. – Надо, чтобы вы тоже присутствовали, Тед. Так будет лучше. Разве вы не понимаете, что произошло нечто страшное? Тот, кто послал эту телеграмму, играет нами, словно мы пешки на шахматной доске. Речь идет вовсе не о гангстерах, желающих выкупа. Зачем им посылать телеграмму? У меня было чувство, что нечто в этом роде должно было произойти, с тех пор…
Она вздрогнула, взглянув через открытую дверь на два фонаря, продолжавших гореть на аллее.
К дому все поднимались молчаливой группой. Стивенс не переставал думать о словах Эдит: «Тот, кто послал эту телеграмму, играет нами, словно мы пешки на шахматной доске…»
Они собрались в библиотеке, и это было ошибкой, так как помещение слишком напоминало им происшедшее. Оно было просторным, но с низким потолком, с выступающими блоками и темными мрачными углами.
Эдит уселась около круглого одноногого столика, на котором стояла лампа, сзади нее было окно с закрытыми ставнями.
– Послушай, Эдит, – встревоженно сказала Люси. – Зачем ты упорствуешь? Мне не нравится манера поведения, которую ты выбрала. Так же, как и то, что ты сказала, когда мы садились в поезд. Разве мы не можем просто забыть…
– Мы не имеем права, – кратко ответила Эдит – Во всем городке, и ты это знаешь так же хорошо, как и я, ходят слухи, что здесь что-то произошло. – Ходят слухи? – переспросил Марк.
– Да, и если ты хочешь узнать, кто источник этих слухов, – продолжала Эдит, – я отвечу – это Маргарет. О! Без всяких дурных намерений, разумеется! Я уверена в этом! Но она слышала, как сиделка говорила мне или доктору… Не делай удивленные глаза, Марк. Разве ты не знаешь, что сиделка все время нас в чем-то подозревала? Она даже всякий раз, уходя домой, устраивала баррикаду около своей комнаты.
Марк бросил извиняющийся взгляд на Партингтона и Стивенса:
– Ну и ну! Сдается мне, что у каждого здесь есть какие-то темные тайны… И почему же она проявляла такую подозрительность по отношению к нам?
– Потому что кто-то что-то украл из ее комнаты.
– А ты не можешь объяснить поконкретнее? Что у нее украли и когда?
– В субботу, еще перед смертью дяди Майлза, восьмого числа, я думаю, – сказала Эдит и добавила, повернувшись к Стивенсу: – Вы помните, Тед? Мэри и вы зашли в тот день к нам, чтобы поиграть в бридж, но Марк все испортил, начав рассказывать истории о призраках. Каждый тогда старался вспомнить что-нибудь особенно поразительное на эту тему.
– Я припоминаю, – пытаясь скрыть свою тревогу под несколько игривым тоном, сказала Люси, – Марк тогда слишком выпил и поэтому… но почему ты говоришь «испортил»? Мы хорошо развлеклись…
– На следующее утро, – продолжала Эдит, – мисс Корбет нашла меня и заявила, что у нее вроде бы пропала какая-то вещь. Мне показалось, что она говорит со мной немного едко, и я попросила уточнить, что она имеет в виду. Тогда сиделка спросила, не захватил ли кто-нибудь нечаянно одну вещь, находившуюся в ее комнате и выписанную доктором для дяди Майлза.
Мисс Корбет объяснила, что речь идет о маленькой квадратной бутылочке, и добавила, что это лекарство не может никому принести пользы, и даже наоборот – при превышении лечебной дозы оно может стать сильным ядом. В завершение она сказала, что если кто-то и принял бутылочку за флакон с солью – что кажется ей все же маловероятным – она бы хотела, чтобы, разобравшись, этот кто-то ее вернул. Вот такая история. Я не считаю, что мисс Корбет проявляла излишнюю подозрительность, она решила, что кто-то рылся в ее вещах.
У Марка вырвалось какое-то восклицание; Правда, он тут же оборвал себя, но Стивенс сообразил, что он собирался сказать: «Но это же мышьяк!..» Марк взял себя в руки как раз вовремя; взглянул на Партингтона, затем, повернувшись к Люси, он спросил:
– Ты знала обо всем этом, Люси?
– Нет, – встревоженно ответила та, – но в этом нет ничего удивительного. Совершенно естественно, что с такими вопросами обращаются скорее к Эдит, чем ко мне… это обычно.
– Но, черт побери, кто-то должен был… – Он помолчал. – Что ты сказала мисс Корбет, Эдит?
– Я сказала, что во всем разберусь.
– И ты разобралась?
– Нет…
Страх и замешательство неожиданно появились на ее лице.
– Нет… я… испугалась. О, я понимаю, что это по кажется смешным, но это правда. Я, конечно, поспрашивала, но не особенно настойчиво. Я интересовалась так, будто бы речь идет об одном лекарстве для дяди Майлза. Я не говорила о яде. И никто не мог догадаться… Я боялась сказать, что это яд!
– Ну и клубок.. Ну-ка, Парт, это по твоей части. О каком лекарстве могла идти речь?
– Это зависит от мнения врача по поводу течения болезни, – сказал тот, нахмурившись. – Мне нужно знать диагноз, так как речь может идти о многих вещах… Хотя… минутку! Скажите, Эдит, сиделка уведомила обо всем этом врача?
– Доктора Бейкера? Да, конечно. Именно поэтому я и не подумала…
– И доктор Бейкер не колебался тем не менее в том, что ваш дядя умер от гастроэнтерита? Иначе говоря – у него не возникло никаких подозрений?
– Ни малейших!
– Тогда, – объявил Партингтон, – можете меня больше не пытать, речь не может идти об одном лекарстве, способном вызвать те же симптомы, что и гастроэнтерит… Таком, как сурьма, например. Очевидно, что в противном случае, врач так же, как и сиделка, немедленно… Нет, речь, безусловно, должна была идти о каком-то успокоительном или стимулирующем сердечную деятельность – дигиталине, стрихнине. Эти лекарства могут вызвать смерть, но с симптомами совершенно отличными от тех, которые были у вашего дяди!
– Я знаю это, – сказала Эдит с несчастным видом, поглаживая ладонью кресло. – Я не перестаю твердить это себе… К тому же, кто мог сделать подобную вещь? – прибавила она, пытаясь улыбнуться. – Мисс Корбет закрывала свою комнату всякий раз, когда уходила из дома, и даже сделала это в ту ночь, когда дядя Майлз скончался, то есть уже после того, как маленькая бутылочка появилась снова.
– Появилась снова? – живо переспросил Марк. – Нашли бутылочку? Конечно, я понимаю, что Бейкер не должен был оставить это без внимания…
– Да, ее нашли в воскресенье вечером. Она отсутствовала только двадцать четыре часа, и поэтому особой суматохи по этому поводу не было. Я хорошо помню это, так как Мэри как раз поднялась к нам, чтобы поздороваться и сказать, что они с Тедом уезжают на следующее утро в Нью-Йорк. Я вышла из своей комнаты около девяти вечера и встретила мисс Корбет на площадке второго этажа. Она сказала мне: «Вы можете поблагодарить от моего имени того, кто поставил пузырек на столик перед дверью мистера Деспарда». Она, разумеется, говорила о дяде Майлзе. Я спросила ее: «Значит, все в порядке?» Она ответила: «Думаю, что да».
– Следовательно, – сказал Марк, – это дядя Майлз похитил склянку.