Вы чересчур увлекаетесь убийствами и всякими этими страшными вещами… Ты не считаешь, что в этом есть нечто нездоровое?
Стивенс был ошеломлен. Он никогда не слышал раньше от Мэри подобных рассуждений. В ее словах было столько неискренности, фальши…
Он взглянул на нее снова и понял, что она говорит серьезно.
– Один высокопоставленный чиновник сказал однажды, – заметил он, – что до тех пор, пока американцев будут интересовать преступления и адюльтеры, страна вне опасности. Тебе не нравится, как ты говоришь, мой болезненный вкус? Ну что ж. Попробую предложить тебе новую рукопись Кросса. Может быть, и твой вкус изменится. Она об отравительницах, среди них есть даже некая Мари.
– Да? А ты ее прочел?
– Нет, только взглянул.
Мэри больше не проявила ни малейшего любопытства, как-то сразу перестала говорить о рукописи и, нахмурив брови, повернула на дорогу, которая вела к их дому.
Стивенс вылез из машины, чувствуя голод и холод. Свет весело пробивался сквозь занавески, в воздухе ощущался запах зелени и аромат сирени. Позади виллы поднимался небольшой холм, покрытый леском, с оградой Деспард Парка на вершине.
Они вошли; направо от холла располагалась жилая комната с софой и креслами, обитыми оранжевой тканью, небольшими лампами рассеянного света, рядами книг в разноцветных обложках и хорошей копией Рембрандта над камином. Налево, за стеклянной дверью, была столовая, там Стивенс увидел хлопотливую пухленькую Элен.
Мэри взяла у него шляпу, портфель, и он поднялся на второй этаж, чтобы освежить руки и лицо. Умывание подействовало на Стивенса благотворно; весело насвистывая, он начал спускаться по лестнице, но вдруг остановился. Отсюда хорошо был виден его портфель, лежавший на маленьком телефонном столике. Никелированный замок слегка поблескивал, и Стивенс обнаружил, что он открыт.
У него возникло ощущение, что кто-то шпионит за ним в его собственном доме. Это показалось ему ужасным. Чувствуя неловкость, он приблизился к столику и быстро проверил рукопись. Фотографии Мари Д'Обрэй в ней не было.
Даже не дав себе времени обдумать все происшедшее, Стивенс тут же прошел в гостиную. Ему почудилось, что в ней что-то изменилось. Мэри с пустым стаканом в руке полулежала на софе, рядом стоял круглый столик на одной ножке, на нем располагался сервиз с коктейлями. Лицо ее было порозовевшим, жестом она указала мужу на другой стакан.
– Ты напрасно теряешь время. Выпей и почувствуешь себя гораздо лучше.
Стивенс глотал, чувствуя, что Мэри изучает его. Но мысль эта показалась ему настолько отталкивающей, что он поспешил отделаться от нее, налил себе второй коктейль и залпом выпил и его.
– Скажи-ка, Мэри, тебе не кажется, что этот дом номер один по Кингс-авеню весьма странный? Ты знаешь, я бы не удивился, если бы увидел однажды между занавесками руки призрака или если бы там обнаружились трупы в шкафах. Кстати, ты не знаешь кого-нибудь, кто бы жил в прошлом веке, носил твое имя и имел привычку отравлять людей мышьяком? Она, нахмурившись, поглядела на него.
– Тед, о чем ты, черт побери! Сегодня ты мне кажешься совершенно ненормальным. – Она смешалась, потом рассмеялась: – Ты думаешь я отравила твой коктейль?
– Этого бы я тебе не простил! Но все же, каким бы нелепым ни показался тебе мой вопрос, ответь мне: ты когда-нибудь слышала о женщине, которая жила в прошлом столетии, была как две капли воды похожа на тебя и даже носила браслет с головой кота – точно такой же, как у тебя.
– Тед, в самом деле, что все это означает…
Стивенс решил оставить свой легкомысленный тон.
– Послушай, Мэри. Давай не будем делать тайну из этой истории.
Может, все это и ерунда, однако кто-то решил глупо пошутить, всунув твою фотографию в костюме середины девятнадцатого века в книгу вместо портрета женщины, которая, судя по всему, отравила половину своих знакомых. В этом нет ничего удивительного, Кросс не впервые выступает в роли плохого шутника. Тем не менее, я снова задаю тот же вопрос и прошу ответить прямо: кто такая Мари Д'Обрэй? Это одна из твоих родственниц?
Мэри поднялась. Он не заметил в ней ни гнева, ни удивления, она смотрела на мужа с выражением взволнованной озабоченности.
– Тед, я стараюсь понять тебя, потому что, мне кажется, ты говоришь серьезно. Была ли в прошлом веке некая Мари Д'Обрэй?.. Имя довольно распространенное, ты знаешь… Она отравила множество людей, и ты полагаешь, что я и она – это одна и та же женщина? Поэтому ты играешь в Великого инквизитора? Если я та самая Мари Д'Обрэй, – она взглянула в зеркало через свое плечо, и на мгновение Стивенсу показалось, что в нем отразилось нечто странное, – можно считать, что для моего возраста я прекрасно сохранилась!
– Я ничего не утверждаю. Я просто спрашиваю тебя, нет ли среди твоих предков…
– Предков… Нет, Тед, приготовь-ка лучше еще один коктейль. Твои выдумки сведут меня с ума!
– Хорошо, давай больше не будем об этом. Остается только надеяться, что уважающее себя издательство не позволит, чтобы его дурачили, подсовывая сомнительные фотографии… Посмотри мне в глаза, Мэри! Ты не открывала несколько минут назад мой портфель?
– Нет.
– Ты не открывала мой портфель и не брала оттуда фотографию Мари Д'Обрэй, которая была гильотинирована в 1861 году за убийство?
– Конечно же нет! – она наконец вышла из себя. – О, Тед! – голос ее дрогнул. – Что означает вся эта история?
– Кто-то вынул фотографию. Она исчезла из рукописи. Кроме нас и Элен здесь больше никого не было. Значит, какой-то таинственный волшебник проник в дом, пока я находился наверху. Другого объяснения я не вижу… Адрес Кросса написан на титульном листе. Надо позвонить ему и спросить, не будет ли он возражать, если мы обойдемся в книге без фото… Но тогда все равно я должен буду вернуть ему снимок…
– Мадам, стол накрыт, – появившись на пороге объявила Элен.
И в тот же миг раздался стук молоточка на входной двери. В этом не было ничего странного, такое случалось дюжину раз в день, но Стивенс ощутил нечто вроде шока. Элен, ворча, отправилась открывать.
– Мистер Стивене дома? – послышался голос Марка Деспарда.
Стивенс встал. Мэри не двинулась с места, и лицо ее оставалось бесстрастным. Проходя мимо жены, Стивенс неожиданно для себя наклонился к ней, взял ее руку и поцеловал. Затем он направился к двери, собираясь как можно любезней встретить Марка Деспарда, пригласить его за стол и предложить коктейль.
С Марком вошел еще один человек, похожий на иностранца. Железный кованный фонарь освещал холл, светлые волосы Марка, разделенные посередине пробором, и его светло-голубые глаза. Марк был адвокатом и продолжал дело своего отца, умершего шесть лет назад, но клиентов у него было немного. Он объяснял это тем, что не мог отказать себе в удовольствии подметить и дурное и хорошее в одном и том же поступке, а клиентам не очень-то нравится, когда им говорят правду. В своем любимом Деспард Парке Марк одевался всегда одинаково – в охотничью куртку, фланелевую рубашку, вельветовые брюки и сапоги на шнурках. Он мял шляпу в руках, оглядываясь вокруг.
– Очень сожалею, но я бы не решился обеспокоить вас, если бы повод для моего вторжения не был важности чрезвычайной и не терпел отлагательств…
Марк повернулся к сопровождавшему его человеку. Тот был ниже и мельче Марка. Его лицо с энергичными чертами, несмотря на глубокую крестообразную морщину между бровей, казалось приятным. На нем было хорошо сшитое пальто из дорогого материала. Человек этот был из тех, что запоминаются.