Что же касается меня, то у меня способности к языкам; во время учёбы в Лейдене, я изучил голландский настолько, что мог легко пользоваться библиотекой. В то самое время, когда мистер Трелони, собирая свою коллекцию работ по Египту, заказал по книготорговому каталогу эту книгу с рукописным переводом, и изучал её, я читал такую же книгу в Лейдене, на языке оригинала. Нас обоих поразило описание одинокого склепа, пробитого так высоко в скале, что любопытствующие не могли до него, добраться, так как все ступени, ведущие к нему, были тщательно уничтожены, а поверхность самой скалы выровнена и украшена, как описывал Ван Хайн. Так как за годы, прошедшие со времён Ван Хайна, знания о Египетских редкостях и письменах значительно расширились, нас обоих поразило, что в отношении этой могилы, которая, должно быть, стоила неимоверных денег, сооружённой в таком необычном месте, — не оказалось никаких записей или изображений, указывающих на то, кто в ней лежит. Более того, само название этого места, «Долина Мага» привлекло нас в наш прозаический век. Когда мистер Трелони искал в помощь себе других египтологов, мы познакомились и решили найти эту таинственную долину. Во время подготовки к путешествию, так как для него требовалось многое и этим мистер Трелони занимался сам, я поехал в Голландию, чтобы попытаться найти хоть какие-то следы, подтверждавшие рассказ Ван Хайна. Я поехал прямо в Хоорн и терпеливо стал разыскивать дом путешественника или его наследников, если таковые были. Нет нужды утруждать вас деталями моих поисков и находок. Хоорн не очень изменился со времён Ван Хайна, если не считать того, что потерял своё значение как торговый город. Пригороды остались такими же, какими были тогда; в таком сонном месте одно-два столетия ничего не значат Я нашёл дом, и обнаружил, что никого из наследников в живых не осталось. Я просматривал записи, но все они сводились к одному — смерть и уничтожение. Затем я стал узнавать, что стало с его сокровищами; так как было очевидно, что какой путешественник должен был обладать величайшими ценностями. Я проследил многие из них до музеев Лейдена, Утрехта и Амстердама, и некоторые до частных коллекций. Наконец, в магазине старого часовщика и ювелира в Хоорне я обнаружил то, что он считал своим главным сокровищем: огромный рубин, вырезанный в виде скарабея, с семью звёздами, с выгравированными на нем иероглифами. Старик не знал иероглифической письменности, а открытия филологии за последние годы не дошли ещё до его сонного, старомодного мирка. Он ничего не знал о Ван Хайне, кроме того, что такой человек существовал, и что его в течение двух столетий почитали в городе как великого путешественника. Он ценил этот камень только с точки зрения его редкости и считал, что гравировка его портит, и хотя поначалу он не хотел расставаться с таким уникальным камнем, его удалось убедить только силой денег. Мой кошелёк был полон, поскольку я делал покупки для мистера Трелони, который, как вы, я полагаю, знаете, необычайно богат. Вскоре я уже был на пути в Лондон, со Звёздным Рубином и с безграничной радостью и воодушевлением. Потому что у нас было доказательство чудесного рассказа Ван Хайна.
Камень был уложен в безопасное место в большом сейфе мистера Трелони, а мы с большими надеждами отправились в путешествие.
Мистеру Трелони не хотелось оставлять свою молодую жену, которую он нежно любил, но она, любившая его не меньше, понимала, как сильно он стремится продолжить свои поиски. Поэтому, скрывая про себя, — как делают все хорошие женщины, — свои тревоги, которые в её случае были особого рода, она призвала его следовать своему влечению.
Глава 11. Гробница дочери фараона
Надежды мистера Трелони были ничуть не меньше моих.
Он не такой непостоянный, как я, подверженный взлётам и падениям надежды и отчаяния; ему присуща целеустремлённость, которая преобразует надежду в веру. Иногда я боялся, что таких камней может быть два, или что приключения Ван Хайна могли быть выдумкой путешественника, основанной на редкости, приобретённой в Александрии или Каире, Лондоне или Амстердаме. Но мистер Трелони никогда не колебался в своей вере. Нам встречалось много такого, что отвлекало наши мысли от веры и неверия. Это было вскоре после Аравийского Паши, а Египет — место небезопасное для путешественников, особенно если они англичане. Но мистер Трелони — бесстрашный человек, а временами мне казалось, что и я не трус. Мы вместе собрали группу арабов, которых один или другой из нас знал в прежние времена, во время предыдущих поездок в пустыню, и которым мы могли доверять; точнее, мы им не настолько не доверяли, как Другим. Нас было достаточно много, чтобы защититься от случайных мародёрствующих банд, и мы взяли с собой достаточно боеприпасов. Заручились согласием и пассивным содействием властей, все ещё дружелюбно настроенных к Британии, и вряд ли мне стоит добавлять, что основную роль сыграло благосостояние мистера Трелони. Добравшись до Асвана и наняв у местного шейха несколько арабов, дали необходимый «бакшиш» и отправились в пустыню.
После долгих блужданий и осмотра ответвления в бесконечной череде холмов, к вечеру мы наконец подошли именно к такой долине, какую описывал Ван Хайн. Долина с высокими, крутыми скалами, сужавшаяся к середине и расширявшаяся к востоку и западу. Днём мы уже стояли перед скалой, на которой высоко над землёй было заметно отверстие и иероглифические фигуры, которые явно предназначались для того, чтобы замаскировать его.
Но знаки, которые озадачивали Ван Хайна и людей его времени, не были загадкой для нас. Целая плеяда учёных, посвятивших работе всю свою жизнь, прорвалась в таинственную темницу египетского языка. На отёсанной поверхности скалы мы, изучившие эти тайны, смогли прочесть то, что фивейские жрецы написали там почти пять тысячелетий назад.
В том, что внешние надписи были созданы жрецами, причём враждебно настроенными, сомнений не было. Текст на скале, написанный иероглифами, гласил:
«Сюда Боги приходят не по всякому призыву. „Безымянная“ оскорбила Их и навеки будет в одиночестве. Не приближайся, иначе тебя испепелит их месть!».
Это предупреждение, должно быть, обладало невообразимой силой в те времена, когда оно было написано, и тысячи лет после этого, даже когда язык, на котором оно было написано, превратился в мёртвую тайну для людей этой земли. Традиция подобного ужаса длится дольше, чем сама причина. Даже использованные символы добавляли значения тому, что было сказано. «Навеки» в иероглифике выражается как «миллионы лет». Этот символ был повторён девять раз, в трех группах по три, и после каждой группы шли символы Верхнего Мира, Нижнего Мира и Неба. Так что для этой Одинокой не могло быть воскресения в Мире Солнечного Света, ни в мире Мёртвых ни — для души — в области Богов.
Ни мистер Трелони, ни я не осмелились рассказать нашим людям, что это значило. Потому что хотя они и не верили ни в Богов, чьей карой грозила эта надпись, но все же они были настолько суеверными, что, вероятно, бросили бы и убежали, если бы знали, о чем здесь речь.
Однако нас хранило как их невежество, так и наша сдержанность. Мы расположились лагерем неподалёку, но все же за выступом скалы, немного дальше по долине, чтобы эта надпись не была у них постоянно перед глазами. Потому что даже традиционное название этого места — «Долина Мага» — пугало их, а через них и нас. При помощи привезённых с собой досок мы соорудили лестницу, шедшую по поверхности скалы.