До встречи.
– Спокойной ночи.
К телефону подошла Кармен, и Алекс сказала ей, что она может идти домой после того, как уложит Аннабел, разбудив Сэма и сказав ему, что она уходит.
– Мне не хочется будить его, миссис Паркер. Я лучше дождусь вас.
– Я приду очень нескоро, Кармен. Правда, разбудите его, когда захотите уйти. Он проснется.
– Ладно, ладно. Когда вы вернетесь?
– Думаю, что не раньше десяти часов. У меня масса дел.
Положив трубку, Алекс некоторое время тупо смотрела на телефон, думая о своих родных так, как будто она их уже потеряла. Сегодня между нею и ними словно пролегла тень. Они были живы, а она – она могла умереть. Это было невозможно, невероятно. Она все еще верила в то, что это ошибка, что она не может быть больна, что у нее нет никакой опухоли. Всего лишь серая тень на рентгеновском снимке, и ничего более. Но эта серая тень, по словам Джона Андерсона, может убить ее, если окажется злокачественной. В это невозможно было поверить. Вчера она пыталась забеременеть, а сегодня в опасности была ее собственная жизнь. А те гормоны, которые она принимала еще на прошлой неделе, теперь только мешали ей восстановить самообладание. Они только ухудшали ситуацию, делая ее еще более угрожающей, и Алекс пыталась убедить себя в том, что ее ужас не имеет под собой никакой почвы, что это всего лишь гормоны.
В девять часов Брок заглянул к ней и обнаружил, что она все еще не съела сандвич, лежавший перед ней с перерыва на ленч. Целый день она пила кофе, а сейчас перед ней стоял огромный стакан воды.
– Ты заболеешь, если не будешь ничего есть, – упрекнул он Алекс, глядя на нее обеспокоенным взглядом. Лицо ее стало почти серым.
– Я не голодна… На самом деле я просто забыла поесть. У меня слишком много дел.
– Это плохое оправдание. Как ты будешь защищать Джека Шульца, если ты заболеешь прямо перед процессом или во время него?
– Да, ты прав, – рассеянно ответила она, а потом вдруг взглянула на него обеспокоенными глазами. – Я думаю, Брок, что при необходимости ты сможешь работать на процессе вместо меня.
– Я даже слышать об этом не хочу. Они хотят именно тебя. В конце концов, он заплатил именно за тебя.
Именно это Алекс говорила днем своему врачу, когда пыталась убедить его в том, что не сможет сделать биопсию до окончания процесса. Люди рассчитывали на нее… Она снова подумала об Аннабел и Сэме, и ей пришлось опять бороться со слезами. Ее внутренний механизм разладился. Алекс внезапно почувствовала себя совсем придавленной тем, что произошло.
Маммографические снимки лежали в конверте на ее столе, и то, что она на них увидела, казалось, запечатлелось в ее мозгу навсегда.
– Слушай, шла бы ты домой, – ласково сказал Брок. – Я все доделаю. Доверься мне – в конце концов, все безупречно подготовлено.
Через полчаса ему все‑таки удалось ее уломать, и Алекс отправилась домой. Она так устала, что с трудом соображала и. была совершенно не в состоянии напрягать мозги. Ей казалось, что ее переехал асфальтовый каток. И впервые в жизни она оставила на работе кейс. Брок заметил это, но ничего не сказал. И, смотря ей вслед, он почувствовал к своей напарнице острую жалость. Было ясно, что с ней что‑то случилось.
Она никогда не выглядела так плохо, как сегодня, но он не мог себе позволить расспросить ее или предложить помощь.
Алекс откинула свою тяжелую, как бильярдный; шар, голову на спинку сиденья в такси. Она не в состоянии была даже думать. Расплатившись, она поплелась к подъезду своего дома, словно тысячелетняя старуха. Поднимаясь в лифте, она спросила себя, что же она скажет Сэму. Для него это будет ужасная новость. Плохая маммограмма – это не пустяки; статистику по раку игнорировать было нельзя. Она просто не могла себе представить, как он воспримет эту новость.
Для него это будет ужасная новость. Плохая маммограмма – это не пустяки; статистику по раку игнорировать было нельзя. Она просто не могла себе представить, как он воспримет эту новость.
Сидевший в гостиной перед телевизором Сэм встретил свою вошедшую жену улыбкой. На нем были джинсы и белая рубашка, в которой он был на работе. Галстук лежал на столе.
– Привет, как дела? – радостно спросил он, потянувшись к ней, чтобы поцеловать.
Алекс тяжело опустилась на софу рядом с ним. Внезапно она почувствовала, что опять вынуждена бороться со слезами – встреча с мужем заставила ее вновь ощутить смертельный ужас.
– Э, да у тебя действительно был тяжелый день, – протянул Сэм, думая о гормонах, которые она принимала. – Бедная моя детка, эти чертовы таблетки снова выбили тебя из колеи?
Может быть, тебе не стоит их пить?
Лучше бы не было этого изнуряющего процесса! Сэм обнял жену, и она прижалась к нему так, как будто тонула в реке.
– Ты совсем измучилась, – сочувственно сказал он, когда Алекс подняла голову и вытерла слезы.
Он был прав. Таблетки только усугубят положение. Или уже усугубили.
– Это дело тебя с ума сведет.
– Уже свело. У меня был чудовищный день, – призналась она, устраиваясь на софе поудобнее и чувствуя себя просто выпотрошенной.
– Я тебе должен сказать, что выглядишь ты не лучшим образом. Ты обедала?
– Я не была голодна, – покачала головой Алекс.
– Отлично. И как, скажи на милость, ты собираешься забеременеть, если ты себя так изводишь? Пойдем. – И он попытался поднять ее. – Я сделаю тебе омлет.
– Я не могу есть. Правда. Я совершенно измучена. Давай ляжем спать.
Это было единственное, чего ей хотелось. И еще – увидеть Аннабел. И улечься рядом с Сэмом, надолго – как можно дольше. Навсегда.
– Что‑то случилось? – Сэм внезапно заинтересовался тем, почему она так выглядит – хуже, чем обычно. Никогда предстоящий процесс так не выматывал ее.
Алекс не ответила и на цыпочках прошла в комнату Аннабел. Она долго стояла у кроватки, глядя на спящую дочь, а потом опустилась на колени и поцеловала ее. После этого Алекс прямиком проследовала в спальню. Обеспокоенный Сэм наблюдал за тем, как она разделась, сложила вещи на стуле и надела ночную рубашку. У нее не было сил даже принять душ и причесаться. Почистив зубы, Алекс залезла в кровать и закрыла глаза, зная, что пришло время сообщить Сэму о том, что произошло.
– Девочка моя, – настойчиво прошептал он, ложась рядом с ней, – что случилось? Что‑то на работе?
Сэм знал, что жена относилась к своему делу очень серьезно, и если бы она так или иначе навредила клиенту, она бы потом места себя не находила, как сейчас. Но Алекс отрицательно покачала головой.
– Мне сегодня позвонил Андерсон, – тихо сказала она.
– И что?
– Во время ленча я поехала к нему.
– Зачем? Ты же не можешь еще определить, беременна ты или нет?
Прошло только два дня, с улыбкой подумал Сэм. Ей просто не терпелось иметь ребенка.
Алекс долго колебалась, прежде чем продолжать. Молчать было трудно, но ей не хотелось произносить страшные слова, тем самым обращая их в реальность. Но не сделать этого было нельзя.
– На маммограмме затемнение, – произнесла она таким голосом, словно предвещала собственную смерть, но на Сэма это произвело гораздо меньшее впечатление, чем на нее.
– Ну и?
– Это может значить, что у меня опухоль.
– Может. Это может означать что угодно. А марсиане могут ровно в полночь приземлиться на Парк‑авеню. Но сделают ли они это? Вряд ли.