Мелани даже побелела.
— Потому что я не считаю эти деньги своими и не могу позволить себе их тратить! — яростно заявила она. — Точно так же, как я не считаю этот дом своим…
Она замолчала и густо покраснела, сообразив, что слишком много сказала.
Люк, хмурясь, смотрел на нее.
— Что ты хочешь этим сказать? Они твои. Джон оставил их тебе.
Мелани покачала головой.
— Нет, не мне, — возразила она. — Не мне как личности, как человеку. Он оставил их постороннему человеку, которого выбрал наугад. — Глаза ее наполнились слезами. — Поначалу я все думала, что это какая-то ошибка, что адвокаты просто перепутали меня с какой-то другой мисс Фоуден, что он не мог оставить все: дом, деньги — абсолютно незнакомому человеку. Но потом, когда я поняла, насколько он был одинок, я нашла какую-то связь между нами и решила, что должна делать.
Я продам коттедж. Только не Дейвиду Хьюитсону. Я продам его человеку, который будет о нем заботиться и сделает из него настоящий дом. А деньги, которые я получу за него, плюс те, что твой троюродный брат оставил мне в банке, я передам в благотворительный фонд от его имени.
Она замолчала. Зачем она ему это рассказывает? Словно где-то в глубине души хочет оправдаться. Зачем, если вина целиком лежит на нем? Именно он жестоко и преднамеренно обманул ее!
— Как только я найду подходящего покупателя, я продам дом и уеду отсюда, — тусклым голосом закончила она. — Не думаю, что твой брат сделал мне одолжение, назначив меня своей единственной наследницей. — Она горько усмехнулась. — Если бы он этого не сделал, то по крайней мере я не встретила бы человека, которого… — Она опять замолчала и сердито прикусила губу, сообразив, что едва не призналась ему в любви. И попыталась исправить положение:
— Который так меня обманул и который так обо мне плохо думает. Ты меня удивил, честное слово. Люк. В наше время, когда никто не может быть застрахован от ужасных последствий случайных связей, ты рискнул связаться с женщиной, которая совратила старика ради его денег…
— Черт побери! — резко прервал ее Люк. — Я никогда так не думал. Тем более после того, как узнал тебя. Если даже и думал вначале, — уже спокойнее добавил он, — сейчас все это не имеет значения.
Мелани замерла, приподнявшись в кресле.
— То, что мы пережили сегодня, — мягко продолжал Люк, — для меня было так необычно, что я надеялся, я верил, что…
— Я не хочу об этом говорить, — резко заявила Мелани. Хотя на самом деле она не смела об этом говорить. Ей было страшно: если они об этом заговорят, то она совсем потеряет над собой контроль, а этого нельзя себе позволять. Он уже обманул ее однажды; и хотя объяснения его звучали вполне логично, она все еще находилась во власти пережитой обиды и унижения.
Она тяжело вздохнула.
— Мелани, ты понимаешь, о чем я? Да, может, то, что произошло между нами сегодня, было поспешным. Может быть, мы поставили телегу перед лошадью, но когда я увидел, как ты падаешь на стекляшку…
Он замолчал, и было заметно, как у него на шее пульсировала жилка, а глаза потемнели.
— Подобное потрясение лишает человека самообладания, а с тех пор, как я тебя встретил, мое самообладание подвергается тяжелым испытаниям.
— Если ты хочешь сказать, что у тебя была потребность в сексе… отважно начала Мелани, но он резко остановил ее:
— Нет, я вовсе не хочу сказать, что мне так уж срочно был нужен секс. Я хотел любить тебя, и хотя ты сейчас находишься в таком состоянии, что скорее отправишься босиком в ад, чем признаешь это, у меня была полная уверенность, что ты тоже этого хочешь. Я не принадлежу к той категории мужчин, для которых секс — непременное условие жизни.
Я тебя люблю и надеялся, что ты полюбишь меня тоже.
Да, верно, может, я не был абсолютно честен с тобой, но, если ты помнишь, сегодня вечером я собирался рассказать тебе все. Одному Богу известно, почему Люсинде Хьюитсон вздумалось прийти сюда и сочинять небылицы о том, что мы с ней якобы помолвлены. Когда я был сегодня у ее отца, то попросил оставить тебя в покое и не настаивать на продаже дома… — Он замолчал, морщины на его лице разгладились. — А, так вот, наверное, в чем дело! — Он посмотрел ей прямо в глаза. — В обычных обстоятельствах я бы не стал об этом и упоминать, но теперь я должен все объяснить. Люсинда из тех женщин, которые не имеют привычки скрывать свои намерения. Не так давно она откровенно дала мне понять, что я ей нравлюсь. После этого я, конечно, стал избегать ее. И она, скорее всего, просто решила отомстить. Когда сегодня я был у ее отца, она слышала наш разговор и, боюсь, догадалась о моих чувствах к тебе.
— У нее было обручальное кольцо, — нетвердо возразила Мелани.
— Гм… А оно случайно не с безобразным сапфиром в алмазах?
Мелани кивнула, и он усмехнулся.
— Это подарок любящего отца на день рождения. По крайней мере так она сказала, когда показывала его мне сегодня днем. Только тогда оно было у нее на правой руке.
Мелани нахмурилась, вспомнив, что, действительно, кольцо слишком свободно сидело у Люсинды на пальце.
Люк сказал, что любит ее. Любит… Но можно ли ему верить? Разве есть у нее гарантия, что он и дальше будет любить ее? Нет, она не хочет рисковать, безумно бросаясь в неизвестное.
Мелани подняла глаза и окаменела. Люк приближался к ней. Если он к ней притронется, обнимет ее, поцелует… Она задрожала, осознав, как он ей нужен, как необходим, но встала, будто отгоняя его от себя, и сказала неуверенно:
— Не прикасайся ко мне, Люк. Только не сейчас. Я этого не перенесу.
При других обстоятельствах выражение его глаз заставило бы ее плакать. А сейчас она лишь вздрогнула и попыталась взять себя в руки, вспомнить о гордости, чтобы не броситься к нему в объятья и не закричать, что она тоже его любит и что, кроме этого, ничто больше не имеет значения в ее жизни. Но если она позволит себе сделать это, если позволит чувствам взять верх над разумом… Он обманул ее однажды, хотя весь обман сводился к некоторому умолчанию. Ей и в голову не приходило, что он троюродный брат Джона Барроуса, она и мысли не допускала, что он может сблизиться с ней из корыстных побуждений. Она была такой наивной, такой доверчивой, а он…
— Я знаю, тебе нужно время, — вдруг, словно сквозь туман, долетел до нее голос Люка. — Мне кажется, я хотя бы отчасти понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но поверь мне, Мелани, желая узнать тебя и понять, почему Джон назначил тебя наследницей, я и не думал о том, чтобы оспаривать завещание.
Мною двигало чувство собственной вины, а отнюдь не жадность.
— Ты мог сказать мне правду. Ты должен был сказать правду, — бесцветным голосом произнесла Мелани.
— Я так и хотел. Но чем дольше собирался, тем труднее это становилось. Но и ты, — он усмехнулся, — ты тоже могла бы сказать мне правду. По крайней мере почему не хочешь тратить деньги Джона. Но ты мне не доверяла. Мы оба скрывали что-то друг от друга и оба это чувствовали.
С таким выводом Мелани была полностью согласна.
— И вот еще что, — продолжал Люк. — Об этом напомнила мне мать. Я хотел поговорить с тобой, но…
— Что бы это ни было, я не хочу ничего слышать, — устало сказала Мелани.
Больше объяснений она не выдержит. Ей становилось все труднее и труднее сохранять спокойствие и не разрыдаться прямо при нем.
— Прошу тебя, уходи. Люк.
Голос ее звучал вяло и без всякого чувства. Он сделал шаг к ней, но она съежилась, и он остановился, плотно сжав губы.
— Хорошо, Мелани, — сказал он.