Его имя Болдуин де Болдуин из Болдуинов‑Гринлифов. И веди себя перед ним соответственно. Твое присутствие должно развлекать его по вечерам. Если подойдешь, будешь бывать здесь регулярно. Если нет, то нет. Я понятно говорю?
— Да, сударыня.
— Можешь называть меня госпожа Гринлиф.
— Да, госпожа Гринлиф. Деревянный ящик был полон игрушек.
— Ну что же ты? — сказала госпожа Гринлиф. — Играй, деточка.
Джейн неуверенно склонилась над ящиком и стала перебирать его содержимое. Игрушки были разнообразные и великолепные. Там был, например, набор счетных палочек, выложенных слоновой костью и перламутром. Была крошечная, но действующая карусель — она бойко вертелась, сиденья покачивались, на ободе красовались все двенадцать знаков зодиака. Был набор оловянных солдатиков всех родов войск вплоть до лучников и саперов, две полные армии и во главе каждой по чародею в тюрбане. Был волшебный колокольчик — когда в него звонили, он издавал такие нежные звуки, что от красоты захватывало дух, но, когда колокольчик умолкал, его музыка немедленно забывалась. Были марионетки, был мяч.
Госпожа Гринлиф села в шезлонг, развернула газету и принялась за чтение. Некоторые места она прочитывала вслух, чтобы и отец мог послушать.
Прошло часа два. Игрушки доставили Джейн меньше радости, чем можно было бы ожидать. Она все время ощущала присутствие старика, чувствовала спиной его неподвижный взгляд. Этот взгляд вбирал и поглощал все, ничего не выпуская наружу. Старика окутывала какая‑то зловещая аура, грозное чувство непредсказуемой опасности. Время от времени Джейн отваживалась бросить взгляд в его сторону и видела ноги в полосатых брюках и блестящие кончики крыльев. Поднять глаза выше она боялась. Его присутствие ощущалось как близость перегретого парового котла, который, того и гляди, взорвется.
— Вот еще интересная статья. Дредноуты класса «Нептун» снимаются с производства, а верфи переоборудуют для ракетоносцев. У вас ведь, кажется, есть акции ракетостроительной компании?
Болдуин молча смотрел в одну точку.
* * *
Было уже совсем темно, когда она, переодевшись в собственную одежду, собралась уходить. Со странным облегчением покидала она эту душную гостиную, страшного хозяина и госпожу Гринлиф с ее скучной газетой. Мрачный Блюгг, дрожа от холода, ждал на крыльце.
— Можете снова привести ее через два дня в то же время, — сказала хозяйка. И с формальной вежливостью добавила: — Примите нашу благодарность.
Джейн ждала, что Блюгг закатит ей оплеуху, а потом всю дорогу до спального корпуса будет ныть, ворчать и пилить ее. Но оказалось, что слова госпожи Гринлиф снова повергли его в эйфорию.
— Благодарность! — повторял он. — Вон как! Примите нашу благодарность. Не каждый день слышишь такое!
Они сделали крюк через складской двор, потому что Блюггу вздумалось зайти в кузнечный цех. Там в старой печи для обжига жил чертенок, с которым Блюгг любил пропустить рюмочку. Чертенок был тощий, плюгавый, с кошачьими усами. Массивный, самоуверенный Блюгг был его кумиром.
— Ну как, удачно? — спросил чертенок. — Выгорело дело?
— Еще как! — похвастался Блюгг. — Примите, говорит, мою благодарность, представляешь? Мне говорит! Не кто‑нибудь, а Гринлиф!
Они чокнулись, и чертенок стал требовать подробностей.
Цех был пуст и погружен в полумрак — только в топках метались багровые сполохи да над печью, жилищем чертенка, висела голая пыльная лампочка. Предоставленная самой себе, Джейн скользнула в тень, нашла теплый уголок в уютном углублении печи и присела на кучу золы. Приятно пахло коксовой гарью.
Она устала и рада была, что никто на нее не смотрит. Удобно откинувшись, она стала думать о драконе.
Приятно пахло коксовой гарью.
Она устала и рада была, что никто на нее не смотрит. Удобно откинувшись, она стала думать о драконе. Всю последнюю неделю она изучала его электрические схемы и теперь живо представила себе путаницу ярких серебряных линий на фоне бархатно‑черного неба. Она могла мысленно поворачивать картинку, видеть, как провода сближаются, перекрещиваются, обвивают одну ось, потом другую.
Через некоторое время она почувствовала присутствие дракона. Как всегда, он возвестил о себе приливом нервной энергии. Джейн хорошо знала эту порывистую силу, прогоняющую сон, но не избавляющую от усталости.
Дракон излучал тепло. Он был доволен: она осталась нетронутой. Был в его радости какой‑то нечистый подтекст. Чем лучше Джейн узнавала дракона, тем больше понимала, что он ничуть не лучше и не добрее Блюгга или любого другого из заводских.
Но у них была общая цель!
— Он сам не захотел, — прошептала Джейн, не зная, услышит ее дракон или нет. Из‑за печи доносился пьяный хохот приятелей. Пискливое мышье хихиканье мешалось с басистыми тролличьими раскатами.
— От меня ничего не зависело, — добавила она. Но дракон был доволен ею, он любил Джейн. И тут ее охватила тревога, ноги сами понесли девочку, оставаться здесь, в темноте за печкой, еще хоть одно мгновение было невозможно.
Легко и неслышно она поднялась и пошла. Настало время встретиться с драконом лицом к лицу.
Глава 4
Джейн выскользнула из кузницы. Воля дракона вела ее, как кукловод надетую на руку куклу. Было холодно, чернела земля. С низкого неба медленно опускались горькие хлопья снега, первого в этом году.
Боясь, что ее увидят, Джейн юркнула в узкую щель между кузницей и сборочным цехом. Дальше, за грудами котельного железа, была сортировочная.
Там, за стальным ограждением, ворочались, гремя цепями, драконы. Джейн кралась мимо, сжавшись, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее. Она боялась хищных машин, мучительно чувствуя их надменные, злые мысли. В тени сарая с пропановыми баллонами она вскарабкалась на забор и спрыгнула с другой стороны.
Совсем близко от нее какой‑то дракон коротко всхрапнул, и она отлетела в сторону, как лист под порывом ветра.
Драконы не соизволили заметить крохотную фигурку, пробирающуюся мимо них. Для драконов, с их злобной тягой к убийству и разрушению, она была слишком мелкой добычей.
Под ногами у нее хрустела зола. Она шмыгнула мимо царственных, громадных машин в заброшенный угол двора.
Там, между грудой пропитанных креозотом бревен и кучей ломаных ящиков из‑под снарядов, громоздился полуразрушенный корпус дракона, наполовину скрытый зарослями сухой прошлогодней травы, кустами шиповника и ежевики, побегами дикого винограда. Ржавчина проела дыры в его броне. На боку у него были видны облупившиеся полустертые цифры номера: 7332.
Джейн застыла на месте, дрожа от тоски и страха. Не может быть, это не ее дракон!
— Он же мертвый! — прошептала она. Но, как ни больно было разочарование, она знала, что это он, что он жив, полоумный калека, чья жизнь еле теплится внутри ржавого тела. Он был жив, ему что‑то мерещилось. А она стала жертвой его безумия, его нелепой мечты о побеге.
Ей хотелось повернуться и убежать — убежать далеко‑далеко и никогда больше сюда не возвращаться. Но чужая воля завладела ею целиком, чужая воля распоряжалась телом. Ноги сами поднесли ее к останкам дракона, руки протянулись к лестнице, поднимающейся по его боку. Она стала подниматься, а ступени дребезжали у нее под ногами.
Она шагнула внутрь кабины, где все было выжжено, разрушено, изъедено ржавчиной. Дверь захлопнулась за ней. Было темно. Пахло гарью и бензином. В глубине корпуса раздался гул. Слабая вибрация сотрясла пол, у нее задрожали ноги. Воздух стал разогреваться.
Медленно, как будто невидимая рука сдвигает рычажок реостата, высветилась приборная панель.