Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович 5 стр.


А, гражданин Чирик?..

– К чему вы все это?

– А ты еще не понял?

– Нет.

– Тогда включи видик и поставь вот эту кассету.

Хмуро пожав плечами, хозяин квартиры приказ выполнил.

По сощуренным темным глазам Чирика, неопределенно оглаживающего бороду, нельзя было понять его настоящие чувства, но приказ Зимина он выполнил. Казалось, он малость попривык к гостю, а может, он просто ни на секунду не забывал людей, торчавших на лестничной площадке, Ну и тех, конечно, которые курили во дворе возле «девятки».

Телевизор зашипел, побежали по экрану мутные полосы, потом сразу пошли изображение и звук.

Снимали любители.

Обыкновенная пьянка.

Камера лихо наезжала на разгоряченные лица развеселой компании. Вовсю гремела музыка. Кто-то плясал, кто-то склонился над богатым столом. Занюхав выпитое белесым ломтиком ананаса, хорошо выбритый крепкий жилистый человек послал воздушный поцелуй прямо в объектив камеры. Другой вдруг одним прыжком вскочил на стол, как на капот машины, и, пригибаясь, шумно палил из воображаемого автомата.

«Любите, девочки, хороших мальчиков, хороших мальчиков и моряков…».

Похоже, главным героем вечеринки был Чирик.

Развалясь на диване, Чирик, хорошо выбритый, без каких-либо признаков бороды, неторопливо отхлебывал из хрустального фужера коньяк и благосклонно, по-хозяйски, кивал разыгравшимся гостям.

– Стоп кадр! – приказал Зимин.

Хозяин квартиры хмуро нажал на кнопку пульта.

Теперь на замершем экране крупно обозначился он сам.

За правое плечо Чирика обнимал крепкий усач с близко посаженными чуть косящими глазами. Слева от Чирика сидела растрепанная девица. Лицо у крепкого усача было широкое, блином, тянулась до самого темени лысина, а глаза смотрели придурошно, хотя чувствовалось, что усач далеко не простак. Это усач специально косил под простака. Он и дергался, и хихикал, и что-то там нашептывал, но кореша обнимал крепко. Было видно, что усач не просто обнимает кореша. Он прямо держался за него, и держался крепко.

– Знаешь, кто это?

Хозяин квартиры молча кивнул.

– А имя?

– Овечкин.

– Это фамилия.

– Ну, Валька.

– Где он живет?

– Раньше жил на Расплетина, – голос Чирика чуть дрогнул. – Но, говорят, сейчас уехал.

– Куда?

– А мне откуда знать?

Зимин усмехнулся:

– Сказать?

– Ну?

– Он в Медведевский лес уехал. Знаешь, где это?

– Где?

– Под Орлом.

– Ну и что?

– А то! – передразнил Зимин. – Он вот приехал в лес с близким корешом, а кореш спать его уложил в лесу, да еще сверху для тепла присыпал хворостом. Вот под хворостом Овечкин и пролежал месяца три. Всякие зверьки рожу пообкусали, уши порвали, как рвали уши бабам в «Икарусе». Ну и все такое прочее. Хочешь, покажу фотографии?

– С меня цветов хватит.

– Неверно, но не совсем.

Зимин удовлетворенно рассмеялся:

– Чего-то ты, гражданин Чирик, нервничаешь. Утро раннее, теплое, совсем июльское утро, а ты нервничаешь.

– Да ну, – хмуро сказал хозяин квартиры. – Нисколько я не нервничаю. Не знаю, зачем вы ко мне пришли, но такое, что вы тут рассказываете, я каждый день вижу по ящику.

– Ничего… Ты еще раз посмотри и послушай… Это полезно… Для таких, как ты, полезно… По ящику, как правило, сообщают общие вещи, часто без деталей, а я толкую тебе про дела конкретные… С деталями… Ты вот про детали послушай… А то я гляжу на тебя, а внешне у тебя, гражданин Чирик, ни один мускул на лице не дрогнул. Ты так только, позеленел немножко… И все… Так это, может, от жадности… Вот я, например, твой кофе пью… Нет?.. Не от жадности?.. Да ладно… Все равно, гражданин Чирик, ты нервничаешь… Я же вижу… Ты сильно нервничаешь… Это хорошо…

– Что хорошо? – не понял Чирик.

– А то хорошо, что я в тебе не ошибся и пришел не зря.

Я массу времени потратил на то, чтобы тебя найти. Можешь поверить на слово, массу времени. У нас такая страна, что есть куда спрятаться. Это не какая-нибудь Финляндия и не какое-нибудь княжество Лихтенштейн, правда? Только ты забыл, гражданин Чирик, про законы физики. Даже в очень большой яме дерьмо всегда плавает сверху. От величины ямы вес дерьма не зависит. Как дерьмо ни старается лечь на дно, оно все равно плавает сверху. А яма у нас серьезная. Такая большая и серьезная яма, гражданин Чирик, что даже самое обыкновенное дерьмо начинаешь воспринимать как серьезную субстанцию.

И предложил:

– Хочешь, расскажу некоторые подробности об «Икарусе», который шел в Лужники? Или о тех вытаявших под Мариничами «подснежниках»? Или о стрельбе, что случилась на улице Панфилова?

– Зачем мне это?

– Ты что, нелюбопытен?

– Не понимаю, зачем вы ко мне пришли? Вы что, мент?

– Успокойся. Я не мент и не репортер. Я уже сказал, что я не мент и не репортер. Я твоя судьба. И пришел я сюда в такую рань, чтобы посмотреть на тебя и решить, что с тобой дальше делать. Не скрою, в этой квартире я уже бывал. Когда ты уезжал на дачу. Я и на даче твоей бывал, когда ты болтался по своим подружкам. Мне у тебя понравилось. Уютно. Чисто. Никаких следов разврата. Правда, на кухне десяток пустых бутылок… Ну так это объяснимо… Наверное, у тебя бывают приступы беспричинной тоски, а?

– Давайте короче. Плевал я на тоску.

– Ничего, тоска будет, – сухо пообещал Зимин. – Многие плюют на тоску, но мало у кого это получается. Сейчас я нагоню на тебя тоску. Настоящую тоску. Слушай меня внимательно. И думай. И попытайся, пока я говорю, изобрести хоть какую-то версию. Хотя бы из самоуважения.

– Не вам определять мое будущее, – огрызнулся хозяин квартиры. – Было, определяли.

– Ну да, не мне! – усмехнулся Зимин. – Если б не мне, стал бы я тратиться на цветы. Я, кстати, – пояснил он, – сперва хотел оставить букет в квартире и уйти, а встретиться с тобой уже под вечерок, чтобы у тебя, значит, от цветочного аромата голова пошла кругом. Странно ведь, согласись. Все вроде на замках, на запорах, нигде не нагажено, двери не сломаны, ничто не пропало, а на столе цветы в вазе! А? Я сперва хотел, гражданин Чирик, чтобы ты, увидев цветы, в собственной квартире облазил каждую щель. Чтобы ты, не выпуская из рук «ТТ», забранный с одного из твоих знакомых трупов, заглянул в каждый угол квартиры. Чтобы тебе, паскуде, весь день не спалось и не елось. Но потом раздумал. Ты не из таких. Ты не из сентиментальных. Ты бы смылся. Мы бы тебя, конечно, разыскали сразу, это факт, но зачем лишний раз напрягаться? У нас за тобой давно установлено постоянное наружное наблюдение. Ты ведь для нас давно уже не человек, а фигурант. Иначе и быть не может. Ты вот даже сейчас сидишь и прикидываешь, куда я тебя поведу? Наверное, думаешь, что в тюрьму. В тюрьме ты уже сидел и не умер. Тюрьма, мол, сидишь ты и думаешь, те же университеты. Только ты ошибаешься, гражданин Чирик. И знаешь, что ошибаешься. Ты ведь одиночка, ты работаешь сам по себе, ты с настоящим преступным миром по-настоящему и не связан. Своих корешей, которые тебе помогали, ты уже загрыз и забросал хворостом, как того же Овечкина. Тебе, мол, тюрьма не страшна… А я тебе так скажу… Тюрьма, она, может, и университеты, только не для тебя. В эти университеты, кроме дураков, никто особенно не рвется. Даже знатные ходки туда не рвутся. Воры в законе, которые могут быть уверены в каких-то своих особых привилегиях, и те старательно избегают тюрьмы. Ну никак не хотят в тюрьму! Знают, что пусть в тюрьме их место и далеко от параши, только в тюрьме они все равно сидят. Понимаешь? Сидят! Именно сидят, а не проходят универститеты.

Назад Дальше