– Добрый день, парень! – проговорил Вульто, старик сосед, который никогда прежде не обмолвился со мной ни словом. – Счастливого Рождества!
Но его приветливые слова произвели эффект пощечины. Вульто был немым, а Рождество прошло месяц назад.
Я опустил глаза. От буханки остался только мучной след на пальто. Перед домом я стряхнул с груди муку, как стряхивают грех. Я открыл дверь, и дюжина глаз с жадным блеском устремилась ко мне из дымной пещеры.
– Что тебе дали? – спросила мама.
– Хлеб, – сказал я, – буханку хлеба. – Решив не оттягивать покаяние, я тотчас добавил: – Я всю буханку съел по дороге. – И, безвольно опустив руки, подошел к маме, уже мечтая о том, чтобы она покрепче меня отлупила.
Мать глянула мне в лицо – так смотрят, вопрошая, когда же это успело испортиться творение Господне. Но потом она прижала меня к животу и вытерла мне лицо своим фартуком с белыми ромашками.
Мама сказала:
– Вот и ладно, сынок, вот и ладно!