Здороваясь, как заведенный, Шумилин поднялся на третий этаж, кивнул знакомому постовому милиционеру и около приемной первого секретаря столкнулся с инструктором отдела пропаганды и агитации Шнурковой.
Два года назад она перешла на партийную работу из Зеленого дома и была твердо уверена, что с ее уходом райком комсомола покатился по наклонной плоскости, чему немало способствовал лично товарищ Шумилин. Эту мысль она настойчиво и с выдумкой внедряла в сознание работников Нового дома.
– Здравствуйте, Николай Петрович, – поприветствовала она, глянув из-под тяжелых век. – Наслышаны, с чем районный комсомол к слету пришел! Мы в свое время другим встречали.
– Мы тоже, Зинаида Витальевна, к слету неплохо подготовились, а тем досадным происшествием занимается милиция.
– Ну что ж, может быть, и милиции пора комсомольскими делами заняться.
– Что вы имеете в виду?
– Полагаю, в скором времени мне представится возможность пояснить свою мысль.
– Как угодно, – пожал плечами Шумилин и, обойдя Шнуркову, зашел в приемную, справился у технического секретаря и стал ждать.
Наконец из кабинета выскочил энергичный, румяный зампредисполкома Компанеец и, увидев комсомольского вожака, покачал головой со смешанным чувством осуждения и сочувствия.
– Как первый? – спросил, пожимая протянутую руку, Шумилин.
– Философски настроен, но, кажется, неважно себя чувствует.
Шумилин вошел в большой, обшитый полированным деревом кабинет. Первый секретарь райкома партии Владимир Сергеевич Ковалевский, подвижный шестидесятилетний человек с усталым лицом и синеватыми губами сердечника, стоял у окна и держал в руке трубочку валидола.
– Садись, – сказал он, оборачиваясь. – Может, и правда лучше вместо сердца пламенный мотор иметь, а? Впрочем, ты еще молодой – не понимаешь, я тоже на фронте в себя больше, чем в двигатель своего танка, верил, ну да ладно… Как же вы это, братцы мои, дошли до того, что у вас райком грабят? Скоро секретарей начнут похищать, как Альдо Моро. Нехорошо! Милиция говорит: пацаны – значит, твоя недоработка. Что молчишь?
– Да вы и так, Владимир Сергеевич, все знаете.
– Все даже Маркс не знал. Что вы за поколение, братцы мои, со всем готовы соглашаться, лишь бы чего не вышло, только бы лишнего не сказать!
– Владимир Сергеевич, этим вопросом занимается РУВД.
– Понятно, что не Скотланд-Ярд.
– Наш оперативный отряд помогает, но независимо от того, кем окажутся хулиганы, я с себя ответственности не снимаю, мы соберем специально бюро, будем делать выводы…
– Дело нужно делать, а не выводы. Со слетом-то зашиваетесь?
– В общем, да.
– Еще бы, такой парад устроить непросто. А вот оставили бы вы помпу да подумали о главном: почему такое могло случиться и таков ли наш комсомол, каким быть должен? Мы ведь как про комсомол, так «Павка Корчагин, Магнитка, Комсомольск, Александр Матросов, Зоя Космодемьянская»… Золотой запас легче всего транжирить, а вы-то что дали, комсомольцы восьмидесятых? Я знаю: у тебя уже на языке БАМ, КамАЗ, КАТЭК… Это все, братцы мои, крупные, фронтовые операции, а что делаете вы в наступлении местного масштаба, о чем в центральных газетах не пишут?
– Разве мы мало делаем, Владимир Сергеевич! Мы…
– Да ты не отчитывайся! То, что комсомол лучше всех отчитываться умеет, я знаю. Иной раз в президиуме, братцы мои, аж слезу уронишь. Я не спорю, делаете вы много, за все беретесь. С детским домом так просто молодцы! Мы вам еще гостиничный комплекс для субботников подкинем. Что хорошо, братцы мои, – то хорошо. А вот такого, чем для нас, например, тимуровское движение было, у вас нет; такого, чтобы проняло молодежь!
– Сейчас время другое, Владимир Сергеевич…
– Время другое. Мы себя к войне готовили, а вы к неуклонному удовлетворению возросших потребностей, хотя не уверен, что сейчас война дальше, чем тогда.
Молодежь другая – согласен, но и вы не архитектурный памятник! Перестраиваться нужно, искать, а то я, братцы мои, в последнее время на улицах у молодых ребят и комсомольских значков не вижу, только у таких дядей, как ты, да еще у ветеранов и замечаю. Тут, чувствую, и я недосмотрел. Сам знаешь, как мы комсомолу доверяем. Раз самодеятельная организация – действуйте! А что получается: мы от вас, братцы мои, организованности, четкости требуем, а вы так расстарались, что иногда уж не поймешь, райком – для молодежи или, наоборот, молодежь – для райкома! Ну, я, конечно, утрирую и шаржирую – в другую крайность тоже шарахаться не нужно, – но ты, Николай, призадумайся. Не у всех ведь такие дела, как у тебя в хозяйстве! Вот о чем на слетах говорить нужно.
– Владимир Сергеевич…
– Сам выступлю на таком слете. Или вы уже разучились на комсомольских собраниях о жизни говорить, а все больше о личных комплексных планах, росте рядов, да еще «комсомольским прожектором» можете посветить, куда директорский палец покажет?
– Нет, это не так!
– Хочется верить, братцы мои, очень хочется! Да-а, Николай, подвели тебя твои подростки. Может быть, все и случайно, но надо тебе разобраться и в этом ЧП и в своем хозяйстве. Если новости будут, сразу звони – лично приду на этих басмачей посмотреть… А ты, наверное, сидишь и думаешь: вот Ковалевский от комсомола инициативы требует, а сам слова сказать не дает. Ну, слушаю тебя.
– Владимир Сергеевич, давайте мы уж слет, как намечали, проведем – не отменять же его из-за каких-то негодяев.
– Верно.
– Потом, люди уже приглашены, ребята готовились… А следом, через несколько дней, соберем актив и серьезно поговорим!
– Ясно, столько пены нагнали, что жалко – пропадет?! Значит, актив?
– Актив. И не выводы будем делать, а дело!
– Хорошо, держи меня в курсе, – подытожил Ковалевский, отпуская Шумилина, но у самых дверей остановил его неожиданным вопросом. – Как думаешь, зря мы, наверное, Кононенко отпустили? На связь-то он выходит?
– Нет пока, но обещал написать или позвонить, как только устроится.
– Привет ему передавай. А может, и тебе, Николай, штабную жизнь на передний край сменить? Встряхнуться?!
Шумилин весь напрягся, чтобы вывереннее отозваться на непонятное предложение Ковалевского, но тут зазвонила «вертушка», и Владимир Сергеевич, улыбнувшись, взмахом руки выпроводил комсомольского лидера из кабинета.
9
«Что самое серьезное в службе?» – любил спрашивать старшина батареи, в которой некогда служил сержант Шумилин. И сам же отвечал: «Самое серьезное в службе – это шутки старших по званию!»
Будем правдивы: неожиданное предложение Ковалевского задело Шумилина. Нет, он не боялся за свое кресло, тем более, что Владимир Сергеевич, как выяснилось, крови не жаждет. Но было до слез обидно, а винить некого, кроме самого себя. Это чувство запомнилось еще со школы, когда привыкшему к похвалам, благополучному Коле Шумилину неожиданно вкатывали «пару» – и он возвращался домой, зло задевая портфелем стволы ни в чем не виноватых деревьев…
И еще одна особенность состоявшегося разговора удручала первого секретаря: сказанное сегодня Ковалевским удивительно напоминало и вчерашние слова запальчивого Бутенина и давние рассуждения Кононенко. «Почему они все объясняют мне то, что я сам отлично понимаю!» – возмущался Шумилин, сдерживая желание садануть «кейсом» о фонарный столб.
Таким раздраженным в райком идти нельзя, и он остановился возле киноафиши. Последние годы краснопролетарский руководитель в основном смотрел те фильмы, которые крутили по окончании различных массовых мероприятий, так сказать, «на закуску». «Вот развяжусь с этим хулиганьем, проведу слет, а потом актив! – мечтал Шумилин, с интересом читая афишу.