Потом еще одного. А потом еще три взрыва прогремели почти одновременно. Звуки взры-вов донеслись со стороны покинутого нами лагеря.
– Пять, – сказал Выкидыш, и у него затряслись губы.
– Пять взрывов – пять казарм, – проявил чудеса смекалки Хохол. -
Пепец нашему лагерю.
– Всех взорвали! – Выкидыш чуть не плакал. – Спящими.
– А ты чего ждал? – спросил я со злостью. – Ты думал, что они будут дожидаться пробуждения двух десятков тренированных злодеев вроде нас с тобой?
Выкидыш не счел нужным мне отвечать или не смог ответить. Лицо его застыло и стало похожим на восковую маску со стеклянными неживыми глазами. Я отчетливо увидел печать смерти на его лице и понял, что наш доблестный Викинг не жилец, что обречен он на ско-рую смерть. И еще я подумал о том, что в спецотряд Выкидыш попал совершенно случайно. Ну и дурак! Ему бы чем-нибудь мирным зани-маться, часовым мастером работать или шеф-поваром. Мы то в спе-цотряде не по случаю оказались, мы контракт подписали, как само со-бой разумеющееся.
Судьба у нас такая. А куда нам еще, ежели не в пекло? Мы все – солдаты удачи, а удача приходит не часто. Мы не знаем, когда умрем и надеемся, что еще не завтра, но смерть уже давно нас облюбовала и только ждет удобного момента, чтобы при-брать нас к себе. Вряд ли кто из нас умрет дома в окружении членов своей семьи. Да и семей то у нас нет и быть не может. Мы сами вы-брали такую судьбу, а может, и не выбирали ни черта, может, просто кому-то нужно, чтобы по Земле бродили злые, жестокие и неприкаян-ные отморозки вроде нас, убивающих за деньги. Для баланса. В про-тивовес праведникам.
Я прислушался к себе: жаль ли мне погибших в лагере? В зачер-ствевшей моей душе была пустота. Нет, мне не жаль их. А почему я должен горевать о их смерти? Они – не дети неразумные, они – сол-даты удачи, такие же, как мы. Только нам повезло, а от них удача от-вернулась. Минуту назад… И не обязан я себя в этом винить!
Каждый из них сделал свой выбор. Каждый. А как нас учили? Каждый сам от-вечает за свою жизнь. Человек человеку – волк. И не Носорог нам эту истину в головы вбил, мы ее сами открыли. Давно. Когда от пуль уво-рачивались и в окопах от них прятались, когда пайку свою добывали, чтобы с голода не подохнуть, когда выбор между жизнью и смертью делать приходилось… Но, что это я? Расфилософствовался!
Может, не пуста моя душа? Может, в ней еще не все обуглено? Может, живет еще в ней эта…как ее? Совесть. Может, я этой своей философией се-бя оправдать пытаюсь? То, что от погибших товарищей по несчастью информацию утаил? То, что оставил их умирать, а сам ушел?
Один. Ну почему один? Вон, Гуинплена с собой увел. Хохла. Того же
Выки-дыша…Вру! Вру сам себе. Гуинплена я взял, потому, что с его помо-щью выжить собирался. Хохла – потому, что он мне о готовящейся ак-ции рассказал. А Выкидыша – потому, что Хохол настоял…
Так. Все. Хорош философствовать! Пора шкуры свои никчемные спасать. Я оглядел свое воинство: Гуинплен грыз орехи, смерть тех, кого мы оставили в лагере, его тревожила еще меньше, чем меня,
Вы-кидыш продолжал стоять, как истукан. Хохол приводил амуницию в порядок и старался ни на кого не смотреть.
– Куда направим стопы свои? – мрачно спросил он.
– На запад. Вглубь лесного массива. Отдых через каждые два часа пути. Открытые места обходим стороной. Водные преграды фор-сируем после проведения разведки… Идем в том же порядке… Гуин-плен, вперед.
Я шел замыкающим, маскировал наш проход и мысленно вос-станавливал в памяти карту дальневосточного побережья. Карту я бо-лее или менее вспомнил, но что толку? Где мы сейчас находимся, я не знал. На вертушке, на которой меня доставили в лагерь из Уссурий-ска, иллюминаторы были задраены железными шторками.
По времени полета получалось, что лагерь расположен километрах в трехстах от
Уссурийска и это при условии, что мы летели по прямой. Но в каком направлении? Строго на восток? На юго-восток? На северо-восток? А, может, вертолет летел зигзагом? По прямой от Уссурийска до побе-режья, если лететь на восток километров…а, черт его знает, сколько километров от Уссурийска до побережья! Я ж не географ! Да и зачем нам Уссурийск, что я к нему привязался? Нам в Уссурийск нельзя. Нас там без документов мигом задержат. А кто его знает, может, у наших, так называемых, работодателей в Уссурийске этом все схвачено? Да, скорей всего, так и есть… У нас теперь главная задача – не попасть-ся. Потом надо отсидеться где-нибудь, разжиться документами. А до-кументы либо за деньги можно получить, либо за услуги. Ясно, какие услуги мы можем предложить. И кому.
Я посмотрел на часы – два часа прошло.
– Братва, привал, – скомандовал я, и Выкидыш сразу отошел в сторону, чтобы я на него снова не наткнулся. Отойдя, упал как подко-шенный, отбросив от себя калаш. Видать крепился, а сам шел из по-следних сил.
– Деньги есть у кого? – спросил я.
Хохол посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Ты че, Рэбэ? – спросил он. – В магазин решил сходить?
– Деньги на паспорта понадобятся, – пояснил я, – когда мы до ци-вилизации доберемся.
Самым запасливым оказался Выкидыш. Аванс, полученный при подписании контракта, он сохранил почти полностью, потратил только полтинник. У Гуинплена осталась сотня баксов, у Хохла не было ни цента, у меня двести долларов двумя бумажками и любимая амери-канцами купюра – двадцатка. Итого семьсот семьдесят долларов.
Не густо. Но у нас есть четыре автомата и четыре десантных ножа, да
Хохол прихватил тэтэшник, а Гуинплен – арбалет. Все это богатство на четыре липовых ксивы обменять можно.
Гуинплен разыскал в высоком папоротнике с десяток перерос-ших и сильно червивых белых грибов. Хохол поймал ужа. Орехов и здесь было много, но на орехи охотников не оказалось. Зато тут рос шиповник, плоды его были крупные и безвкусные, но вполне шли в пищу. Разводить огонь я запретил, хоть никто и не предлагал это сде-лать, все понимали, что можно, а чего нельзя делать. Не новички. Разве что
Выкидыш, но он вообще лежал на траве, смотрел в небо и молчал, думал, небось, какие мы сволочи.
Тишину тайги нарушали только естественные лесные звуки, ни-чего постороннего, механического. Может быть, нас искали в другом направлении, а может быть, решили наплевать. Нет, это вряд ли…
– Эй, Викинг, – позвал я. – Так нельзя. Нужно жрать, чтобы у тебя силы были. Станешь выдыхаться, смотри…, нам якоря и грузила не нужны.
Выкидыш привстал на локтях и, дерзко взглянув мне в глаза, спросил:
– А то что, пристрелишь?
– Пристрелю. Не сомневайся, – пообещал я.
– А что тянуть? – вскинулся, как на пружине, Выкидыш. Глаза его пылали ненавистью, по небритому подбородку текла слюна. – Давай сейчас. А может, спарринг проведем? С применением подручных. – В его руке сверкнуло лезвие тесака.
Я и опомниться не успел, как Выкидыш оказался снова на траве, рылом вниз. Рука с клинком была заломлена назад, а на его широкой спине восседал Гуинплен.
– Зря ты это затеял, Выкидыш, – рассудительно произнес Гуин-плен и аккуратно отнял у него тесак. – Нам покуда ссориться нельзя.
– Отпусти, кабан, – задыхаясь и отплевываясь травой, выдавил из себя Выкидыш. – Отпусти, сказал.
– Рыпаться не будешь?
Выкидыш промычал что-то маловразумительное. Гуинплен по-смотрел на меня, взглядом спрашивая разрешения.
– Отпусти, – сказал я.
Выкидыш, тяжело дыша, встал на ноги.
– Я виноват в твоих бедах? – спросил я у Выкидыша. Он молчал. -
Что я сделал не так? Что ты на меня окрысился? Я тебя с собой не звал, тебя Хохол позвал. И ты пошел, а мог бы остаться.