.. Это ужасно сложно. Я, правда, не знаю, смогу ли объяснить.
- В чем дело, носатик? - вмешивается Бред. - Говори все как есть, не стесняйся леди и джентльмена. Ты ведь знаешь его, да? Ну, выкладывай!
Голова у особы по-прежнему опущена. Уголком глаза она хитро смотрит на отца и вдруг выпаливает: - Что это такое - мир вокруг нас? Для чего
мы вообще существуем? Должны ли мы владеть миром? Наш мир единственный или нет, а если единственный, то почему? Вот что мне хочется знать.
Если Бредтреп Кронстадт был изумлен, то не подал виду. Подняв небрежным жестом рюмку с коньяком и добавляя в нее малую толику кайенского
перцу, он как ни в чем ни бывало сказал: - Послушай, детка, прежде, чем я отвечу на вопрос, - если ты настегиваешь на этом, - тебе надо
определиться с терминами.
Тут из сада доносится долгий пронзительный свист.
- Маугли! - говорит Кронстадт. - Скажи ему, чтобы зашел в дом.
- Поднимайтесь к нам! - кричит Джил, подойдя к окну.
Никакого ответа.
598 - Должно быть, ушел, - говорит Джил. - Я его больше не вижу.
Теперь в саду возникает женский голос: "II est saoul... completement saoul"*.
- Тащи его домой! Скажи ей, чтобы тащила его домой! - вопит Кронстадт.
- Mon man dit qu'il faut rentrer chez vous... oui chez vous.
- Y'en a pas!** - несется над садом.
- Скажи ей, чтобы не потеряла "Cantos" Паунда, что я ей дал, - выходит из себя Кронстадт. - И больше не приглашай их к нам... повернуться
негде. Места только-только для беженцев из Германии.
- Нехорошо это, - говорит Джил, возвращаясь к столу.
- Ты опять не права, - парирует Бред. - Для него это очень хорошо.
- Ох, да ты напился уже, - отмахивается Джил. - Где в конце концов этот проклятый гусь? Эльза! Эльза!
- Забудь о гусе, дорогая! Это все игра. Кто кого пересидит. Правила таковы: "завтра" и "вчера" отменяются, но "сегодня" длится вечно... Не
правда ли, было бы замечательно, если бы вы, друзья, сидели здесь, как сидите, а я начал бы уменьшаться и все уменьшался бы... пока не
превратился в такусенькую крохотную крохотулечку... так что вам понадобилось бы увеличительное стекло, чтобы разглядеть меня? Я был бы маленьким
пятнышком на скатерти и говорил бы - Тимур... Ти-мур! А вы - где он? где он? А я - Тимур, логофеты, гликофосфаты, Бийанкур, Ти-мур... О полн
пиит пречудных пречуд... а вы...
- О Боже, Бред, ты пьян! - говорит Джил. И Бредтреп смотрит осовело-весело и таращит шары, косящие зело.
- Сейчас начнет мерзнуть, - говорит Джил, вставая, чтобы найти испанскую шапочку.
- Это правда, - замечает Бред. - Все, что она говорит - правда. Ты думаешь, я очень упрямый. Ты, - обращается он ко мне,- ты, со своими
монгольскими глаголами, своими переходными и непереходными, разве не видишь, сколь я любезен?
Ты все время толкуешь о Китае... вот он - Китай, разве не видишь? Вот... а что "вот"? Подай шапочку, Джил, мне холодно. Жуткий холод...
Пред-ледниковый. Вам-то всем тепло, а я замерзаю. Я чувствую, как снова наползают ледники. Это факт. Все на свете пре- ____________ * - Он
пьян... совершенно пьян (фр.).
** - Мой муж сказал, чтобы вы отвели его к себе домой.. Да, к себе.
- Шагай! (фр.).
599 красным образом движется, течет, доллар падает, квартиры сданы, беженцы все нашли прибежище, рояль настроен, счета оплачены, гусь готов,
и чего мы ждем еще?
Очередного ледникового периода! Он наступит завтра утром.
Вы подойдете к окну и увидите: все сковано морозом. Нет больше проблем, нет
истории, ничего нет. Все замерзло. Мы будем сидеть, как сидим, ожидая, когда Анна внесет гуся, и вдруг по нам поползет лед. Я уже чувствую этот
ужасный холод - хлеб весь оброс сосульками, иней посеребрил масло, гусь скукожился, стены первобытно-белы. И этот крохотный ангелочек, этот
чудный новый эмбриончик, залетевший под пояс Джил, он замерзнет во чреве, дурачок, скользкий, как плевочек, с ледяными крылышками и губками как
улитки. Джаггер; индийский сокол, и повсюду тишина и покой. Скажи хоть теплое слово! У меня ноги окоченели. Геродот рассказывает, что феникс,
когда умирает его отец, лепит яйцо из мирры, помещает в него прах и переносит это маленькое мирровое яйцо из аравийской пустыни в Храм Солнца в
Гелиополисе, и происходит это раз в пятьсот лет или около того. Интересно?
Согласно Плинию, каждый раз существует только одно яйцо, и когда птица чувствует приближение конца, она строит гнездо из благовонной кассии
и ладана, садится в него и умирает. Из гнезда появляется червячок, который становится фениксом.
Потому феникс (bennu) - символ возрождения. Как тебе эта история? Мне нужно что-то погорячее. Вот другая... В Болгарии есть нистингары -
ходящие по огню.
Они танцуют в пламени костра 21 мая на праздник дня святых Елены и Константина.
Они танцуют на пылающих углях, пока их лица не исказятся и они не начнут пророчествовать.
- Эта история мне совсем не нравится, - говорит Джил.
- Мне тоже, - соглашается с ней Бред. - Мне нравится первая, о маленьком червячке-душе, вылетающем из гнезда, чтобы возродиться. В Джил
сидит один такой... растет себе и растет. Не остановишь. Вчера - головастик, завтра - ягода жимолости. Невозможно сказать, чем ои> будет еще...
в конце концов. Он каждый день умирает в гнезде и на другой день рождается вновь. Приложи ухо к ее животу... ты сможешь услышать, как трепещут
его крылышки. Фрр... фрр. Без всякого моторчика. Чудеса! Их у нее внутри миллионы, и все трепещут крылышками, мечтая вылететь на волю. Фрр...
фрр. И если только взять иглу и проколоть оболочку, они все вылетят наружу... представь себе... огромное облако душ-червячков, миллионы... стая,
такая густая, что мы не сможем видеть друг друга... Правда! Незачем писать о Китае. Напиши об этом! О том, что 600 находится внутри тебя.. о
головокружительном позвоночном столбе... о сперматозоидах и лейкоцитах... каждая из этих вещей - поэма. Медуза - тоже поэма, великолепнейшая
поэма. Тычешь ее так и этак, она осклизлая и скользит, она дрожит, как желе, как простокваша, у нее есть кишечник и прямая кишка, она как с
оборками абажур. И Маугли в саду, высвистывающий квартирную плату, он - тоже поэма, с большими ушами поэма, с подкачавшим вестибуляром поэма,
сочащаяся елеем. У него круглые ушные раковины, как круглые малиновые рюши, зияющие, словно распахнутая карета. Он корчится в горсти утробы, меж
тем моллюск подмигивает... он.бродит по докембрийским конторам, травя мерзейших тварей...
Маугли.. аугли... молчащий и мучающийся...
- Он сходит с ума, - говорит Джил.
- Опять ты не права, - отвечает Бред. - Я как раз вошел в ум, только это другого рода ум, нежели ты пред ставляешь. Ты думаешь, поэма должна
иметь видимый облик. В тот момент, когда ты что-то пишешь, поэма исчезает Поэма это "настоящее", которому нельзя найти определение. Ею живешь.
Любая вещь - поэма, если в ней заключено время. Тебе не нужно садиться на паром или ехать в Китай, чтобы написать поэму.