А эта их несчастная девочка… в насмешку ее, что ли, владыкой выбрали? Выбрали, чтоб не слушаться?
«Я отвечаю за гномов перед людьми!»
Что она сможет? Как справится?
«Вот-вот… а значит, справляться предстоит тебе, бедняга… — ехидно прокомментировал ситуацию его внутренний голос. — Именно ты, ты и никто другой — комендант всего этого безобразия. Скажи спасибо Его Величеству и своей сбрендившей судьбе! Не правда ли — орава галдящих гномов под твоим началом — это все, о чем ты мечтал в своей жизни? Ты ведь не только за людей отвечаешь перед этими паршивцами, ты и за них самих в ответе. Быть может, даже в большей степени. Все эти так не нравящиеся тебе гномы — твои, хочешь ты этого или нет. Тебе придется заботиться о них, изо дня в день, из ночи в ночь, что бы ты сам по этому поводу ни думал. В тебе нет больше ненависти, ты убедился уже, что ненавидеть, как это ни горько, некого. Но, боже, как же они омерзительны!»
«И почему король решил, что я — именно я! — лучше всего подойду для этой роли? Именно я и никто другой — почему?»
«Без тебя вообще ни черта не выйдет!»
«Почему именно без меня, Ваше Величество?! В чем тут хитрость? Или… никакой хитрости нет, а просто королю виднее, кто для чего годится, на то он и король, чтоб такое видеть».
«Ох, Ваше Величество, ну и работку вы мне подыскали!»
В этот миг комендант Петрийского острова еще раз ощутил всю тяжесть возложенной на него задачи. Сражаться с тем, кого ненавидишь, легко, а ты попробуй защищать того, на кого и посмотреть-то лишний раз неохота, заботиться о том, от кого тебя просто трясет и выворачивает.
«Ну просто тараканы какие-то!»
Лучник решительно развернулся и широким шагом направился прочь от мерзкой склоки и несчастной гномки, пытающейся хоть как-то образумить своих каменноголовых сородичей.
Нет уж, с него хватит! Он, конечно, еще наслушается, еще и не такого наслушается, но не сейчас.
— Безобразие! Надо решительно и со всей твердостью потребовать повторения всей церемонии еще раз! — услышал он еще чей-то голос.
«Опять!»
Лучник вздрогнул.
«Их там действительно не двое. Больше. Чертовы безумцы хотят снова влезть под землю, чтоб опять из-под нее вылезти согласно со своими дурацкими правилами! Проклятые зануды!»
— Абсолютно согласен! Абсолютно! Якш держался недостаточно почтительно!
— А этот его фокус с короной просто возмутителен! Так обойтись с символом державной власти!
«Боже, да они просто психи, эти гномы!»
— Не говоря уж о том, что из-за спешки все были расставлены как попало и никто из по-настоящему знатных и достойных так и не занял подобающего ему места, — пробубнил третий голос.
Если раньше Фицджеральд считал гномов мерзкими насильниками и убийцами, то теперь заподозрил в прогрессирующем идиотизме.
«Подобающего ему места, видите ли, не досталось! Ах ты засранец! Да ты скажи спасибо, что жив остался, что я стрелу в тебя не всадил, ничего, может, и всажу еще, особенно если не заткнешься!»
— Разве можно решать дела такой важности в такой спешке? — гундосил еще кто-то.
«Вот и решали бы себе — медленно! — яростно подумал лучник. — Дождались бы, пока „Крыша Мира“ рухнет, и порядок! У меня бы хлопот не было!»
Он резко обернулся, намереваясь высказать тупоголовым гномам все, что о них думает, и обомлел — то были люди.
Кучка родовитых дворян, не менее гномских старейшин обиженная своим незначительным участием в происходящем.
— А все Его Величество! — бурчали они. — Нет бы ему прислушаться к мнению людей своего круга. Неспешно все обсудить, взвесить… Так нет же, достойные люди узнают о важных делах чуть ли не самыми последними, а король вершит эти самые дела, пользуясь советами и мнениями разных безродных выскочек, а ведь некоторые из них и не люди вовсе. Этот его Хью Одделл — самый настоящий гном! Тоже мне — рыцарь Олбарии!
— И куда только Его Величество смотрит?! — возмущенно пробормотал один из них.
— Эти мерзкие гномы… никакого почтения!
Фицджеральд икнул и подавился несказанной фразой.
«Мерзкие гномы», — собирался сказать он сам.
Сказать.
Выплюнуть этим поганцам в лицо то, что он о них думает.
Вот только они оказались не гномами. Людьми.
«Некоторые люди так похожи на гномов. Такие же мерзкие. И почему они друг другу не нравятся?»
— А я говорю — заткнитесь! — взлетел над толпой звонкий голос юной владыки всех гномов.
И родовитые дворяне, вздрогнув, заткнулись, хотя гномка обращалась не к ним, а к своим сородичам.
— А кто опять начнет искать разницу между людьми и гномами да обиды считать, тому я просто глотку перережу! — посулила Гуннхильд Эренхафт.
«Мерзкие гномы?» — подумал Фицджеральд и невольно опустил голову, потому что ему вдруг стало стыдно, а когда поднял — увидел, как во все стороны от решительно настроенной гномки торопливо разбредаются испуганные гномские старейшины, трусливо втянув головы в плечи.
«Ай да владыка! Все-таки справилась!»
Фицджеральд посмотрел на кучку примолкших дворян и восхитился еще больше.
«А эти-то чего замолкли? На всякий случай, что ли?»
«Некоторые люди такие глупые, — с раскаянием подумал Фицджеральд. — Им кажется, что все на одно лицо, что исключений не бывает».
Уже потом, засыпая в своей палатке, закрыв глаза, он почему-то вдруг увидел лицо юной владыки всех гномов. Оно представилось ему так ясно и было таким… таким… что он даже рассердился на себя за столь неправильные, недолжные мысли. Так и уснул сердитый.
А юная владыка не спала еще долго. Ей с несколькими Мудрыми Старухами пришлось обходить беспокойные палатки молодежи. Палатки, в которых не спали. В которых только делали вид, что спят. А многие не находили нужным даже притворяться. Чего она только не наслушалась… И видят Подгорные Боги, не потому что подслушивала!
Владыка надеялась только, что до людей этот хоровой концерт не доносится, иначе, как им завтра в глаза смотреть? А что подумает Его Величество Джеральд о своих новых подданных?
— Ничего, деточка, — утешительно улыбнулась ей одна из Мудрых Старух. — Это вытекает из всего остального, что с нами случилось. Так правильно.
— А я?! — вдруг жалобно вырвалось у нее. — Мне-то что делать?
— Что захочешь! — развеселились Мудрые Старухи. — Ты же у нас теперь самая главная!
— Можешь выбрать себе любого красавчика, Унн! — хихикнула одна из них.
— И даже не одного! — подхватила другая.
— И пусть он только посмеет отказаться! — обрадованно добавила третья.
— Или они! — присовокупила четвертая.
— Но не спеши! — поторопилась добавить одна из Мудрых Старух. — Делай что хочешь, Гуннхильд, но не сегодня.
— Сегодня ты нужна нам, — тут же вставила другая. — У тебя есть острый нож, и его все боятся.
— Нож есть не только у меня! — усмехнулась владыка.
— Да, Унн, но боятся почему-то только твоего… — откликнулись Мудрые.
— Какая я страшная… — фыркнула владыка.
Она и сама не могла бы сказать, чего в ее голосе больше — досады или удовольствия. Быть кем-то большим и страшным — приятное чувство, к нему и привыкнуть можно.
Обогнув очередную разноголосо постанывающую палатку, она вдруг наткнулась на того, кто сидел настолько неподвижно, что казался неживым. Он словно бы сливался с ночью… ну — или продолжал ее.
Наставник «безбородого безумца»!
Владыка вздрогнула. Этот гном пугал ее сильней всего прочего. Рука сама собой легла на нож.
«Да я же несколько раз здесь проходила, а его не замечала! А он сидел. Молча. И ничего не делал. Что ему нужно? Зачем он здесь?!»
— Оставь нож, владыка… — негромко промолвил наставник «безбородого безумца», и владыка увидела, что он по примеру своего ученика сбрил бороду.
— Я не опасен, — добавил он.
— У вас нет бороды! — не сдержавшись, почти по-детски воскликнула она.