Глядя на нее, Джек пытался понять, почему так много событий в жизни Мэгги сошлись в стремлении разрушить ее. Будь она просто Маргарет Мэри О'Хара, учительницей в муниципальной школе, она могла бы оставить Кордову с носом. Да? А вот это не хочешь? Но она была сестра Мэгги, и для нее игра шла по другим правилам.
– О'кей. Ответьте мне вот на какой вопрос: много ли у вас денег?
– Мы даем обет бедности, но нам позволено иметь при себе небольшую сумму на случай непредвиденных обстоятельств. Все, что у меня было, теперь ушло в уплату за... за...
– Да, я знаю. А вы можете попросить деньги у семьи?
Рот Мэгги горестно скривился.
– Мой отец давным‑давно умер, а мать умерла этим летом, не оставив ни единого пенни. Все средства до последнего цента ушли на частную лечебницу.
– Грустно слышать. Но я несколько растерян. Видя, с какой настойчивостью он преследует вас, не могу представить, что его жертва – человек, давший обет бедности. Похоже, он пробивается к каким‑то глубинным источникам.
Сестра Мэгги отвела глаза. Потом, помолчав, вздохнула и показала на вывеску за спиной Джека.
– Он хочет, чтобы я похитила фонд реставрации. Я одна из его попечителей.
– Вот как. – Интересный поворот дела. – Откуда он это знает?
Она снова отвела взгляд.
– Должно быть, из фотографий. Больше я ничего не могу сказать.
– Хорошо. Но в таком случае почему бы просто не уйти с этого поста?
– Он сказал, что, если я не буду платить или уйду с работы в фонде, он опубликует фотографии и уничтожит не только меня, но и фонд. А фонд и без того переживает тяжелые времена. Скандал пустит его ко дну.
– Что бы ни было на снимках, вы всегда сможете сказать, что они фальшивка. Вы не представляете, как в наши дни можно орудовать с фотографиями. Не хочешь, а поверишь.
– Я тесно сотрудничала с другими лицами, изображенными на снимках, – сказала Мэгги. – И для любого, кто знал нас, в них нет ничего предосудительного.
– То есть вы хотите сказать, что, если они и фальшивки, пусть даже очень хорошие фальшивки, они не окажут воздействия ни на вашу жизнь, ни на фонд.
Она кивнула и начала что‑то говорить, но дрожащие губы ее не слушались.
Джек невольно сжал зубы, увидев, как на ее глазах появились беспомощные слезы. Монахиня, похоже, была хорошим человеком. А этот гнусный пресмыкающийся сукин сын мучает ее и, наверно, радуется каждой минуте своего торжества...
Наконец Мэгги обрела голос:
– Он кое‑что украл у меня... очень личное...
– И вы хотите это вернуть.
Мэгги подняла на него глаза:
– Нет. Я хочу это уничтожить. Вырвать, – она показала на сердце, – отсюда, – она коснулась лба, – и отсюда. Но пока у меня нет этих изображений, ничего не получится.
– Не волнуйтесь. Я о них позабочусь.
Мэгги посмотрела ему в глаза, и, скорее всего, ей не понравилось то, что она в них увидела.
– Но только без насилия. Пожалуйста. Я не могу принимать участие в насильственных действиях.
Джек только кивнул. Никаких обещаний. Если представится возможность раздавить слизняка, он не сможет противостоять такому искушению.
Сегодня вечером ему предстоит обед со своими дамами, а потом он отправится с визитом к Ричи Кордове.
7
Быстро приняв душ и переодевшись, Джек положил стодолларовую купюру сестры Мэгги в плотный конверт, написал адрес Кордовы и кинул его в почтовый ящик. Как раз вовремя.
По пути к Джиа он остановился у магазина спортивных товаров «Ишер». Когда он вошел, звякнул колокольчик у дверей. Прокладывая себе дорогу в тыльную часть магазина, Джек пробирался мимо шатких, готовых рухнуть полок, заваленных баскетбольными мячами, сноубордами, бейсбольными битами и даже боксерскими перчатками.
Когда он вошел, звякнул колокольчик у дверей. Прокладывая себе дорогу в тыльную часть магазина, Джек пробирался мимо шатких, готовых рухнуть полок, заваленных баскетбольными мячами, сноубордами, бейсбольными битами и даже боксерскими перчатками. На привычном месте за стойкой он не нашел Эйба, владельца и единственного работника заведения. Тот стоял рядом с грудой хоккейных клюшек и разговаривал с молодой женщиной и мальчиком лет десяти.
– Очень хорошо, – раздраженно обратился Эйб к мальчику. – Выпрямись. Вот так. Не сутулься. Никаких опушенных плеч... по крайней мере, пока тебе не исполнится двенадцать. Это закон. Далее. Ты должен стоять по стойке «смирно», пока я буду подбирать тебе клюшку.
Общаясь с покупателем спортивных товаров, Эйб, как обычно, разыгрывал небольшую пьесу из театра абсурда. Джек остановился, наблюдая за ней.
Рост Эйб имел пять футов плюс два или три дюйма; у него был лысый череп и обширный торс. Носил он свою обычную белую рубашку с короткими рукавами и черные брюки – на обоих предметах одежды явно проступали следы дневного меню. Поскольку день клонился к концу, следов этих было более чем достаточно.
Он схватил в охапку несколько хоккейных клюшек и стал по очереди примерять их к мальчику. Первая пришлась на уровне глаз.
– Не то. Слишком длинная. У нее должна быть подходящая длина, а то ты на льду будешь смотреться как калека.
Мальчик глянул на маму, которая лишь пожала плечами. Никто из них толком не понимал, что там несет Эйб.
Вторая клюшка дотягивала лишь до подбородка.
– Слишком короткая. Что ж это будет за игра, если ты не сможешь коснуться шайбы?
Ручка третьей клюшки пришлась как раз на уровне мальчишеского носа.
– Отлично! То, что надо! И сделана из графита! Гибкая и прочная! С ее помощью можно уложить противника без чувств и не беспокоиться, что она сломается.
Мальчишка вытаращил глаза:
– Правда?
Мать повторила это же слово, но глаза у нее были прищурены, да и интонация другая.
Эйб пожал плечами:
– Что я могу сказать? Хоккей перестал быть спортом. Вы экипируете своего малыша, чтобы он прошел мясорубку на льду. Стоит ли подвергать молодого человека таким опасностям?
Губы матери сжались в тонкую линию.
– Можем ли мы расплатиться и уйти?
– Неужели я буду спорить? – сказал Эйб, направляясь к щелястой стойке, на которой стоял кассовый аппарат. – Конечно, вы можете расплатиться.
Он вставил в щель кассового автомата кредитную карточку, проверил ее и дал чек на подпись. Женщина заторопилась к выходу. Если выражение ее лица лишь намекало, что ноги ее здесь больше не будет, то слова не оставили в этом сомнений.
– Уносите ноги, пока можете, – шепнула она Джеку, проходя мимо. – Этот тип просто псих.
– Неужто? – удивился Джек.
Когда Джек подошел к стойке, Эйб уже успел взгромоздиться на стул и принять свою обычную позу, уперев руки в бока. Попугай Парабеллум, неизменный компаньон Эйба, сидел в клетке справа и лущил тыквенные семечки.
– Отношения Эйба Гроссмана с покупателями снова достигли высшей точки, – сказал Джек, ухмыляясь. – И ты еще рекламируешь себя как консультанта?
– Фи, – с отвращением отмахнулся Эйб. – Хоккей...
– По крайней мере, ты продал что‑то, имеющее отношение к спорту.
Неприметный магазинчик спорттоваров давно бы закрылся, если бы не служил прикрытием подлинного бизнеса Эйба, скрытого в подвале. Ему совершенно не были нужны покупатели, подвинутые на спорте, так что он всеми силами старался отваживать их.
– Это вообще не спорт. Ты знаешь, что хоккейные клюшки теперь делают из кевлара? [9]Может, этим хулиганам на льду стоит вооружиться автоматами?
– Понятия не имею, – сказал Джек.