Антон насторожился:
– А что случилось?
– Через неделю, но не раньше, начнётся обвальное падение курса. На некоторых биржах, возможно, их даже снимут с торгов. Воспользуйся этим и снова начинай покупать. Но осторожно, старайся не привлечь к себе внимания.
– И всё-таки, что произошло? Будет на Нью-Алабаме станция гиперсвязи или нет?
– Будет.
– Тогда почему ты предрекаешь обвал?
– Я не предрекаю, азнаю , что это произойдёт.
– Но...
– Всему своё время, Антоша, – слащавым голосом произнёс я. – Разве когда-нибудь я давал тебе кривые наводки?
– Ни единого раза. – Он покачал головой. – Эх, знать бы мне твои источники информации.
– Мои источники информации – это мои, а твой источник – это я.
Стоич вздохнул:
– Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! – Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой остроте.
– Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?
Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.
– Ни в коем случае, дружище. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных брокеров.
– Рад это слышать, – и я кокетливо подмигнул ему.
Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.
– Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения – как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.
Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплимент – но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.
– Вот и ладненько, – произнёс я с довольным видом. – Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?
– Естественно. Всё идёт как по маслу.
– И никаких подозрений?
– Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав – этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают – в такой неразберихе работать одно удовольствие.
– Значит, договорились?
– Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.
– Не сомневайся, – ответил я и, попрощавшись, прервал связь.
С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав – мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!
Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо... правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия – сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N – целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.
Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным – тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.
Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам покетбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.
– Это ты, Кевин? – раздался вопрос из тумана.
– Да, я. По крайне мере, мне так кажется.
– Судя по всему, это ты, – подтвердил мой собеседник. – Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.
Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с белокурыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.
Его звали Малкольм, короче – Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, так как его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.
– Привет, Мел, – произнёс я. – С какой стати ты так нарядился?
– По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.
– А что за помолвка? – поинтересовался я.
Мел был удивлён:
– Разве Дейдра не оставила тебе сообщения?
– Оставила. Что собирается придушить твою мать.
– Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой автоответчик.
– Похоже, что так, – согласился я. – А чью помолвку вы отмечаете?
– Мою.
– Вот здорово! Наконец ты решил остепениться. Поздравляю, Мел, взрослеешь.
Он фыркнул:
– Чья бы корова мычала! Готов поспорить, что в спальне тебя дожидается очередная блондинка.
– Даже если так, – парировал я, – то она одна.
Мел смутился:
– Ну, знаешь...
Он был вроде нашей семейной достопримечательности – этакий придворный плэйбой. Однажды, когда Мелу ещё не исполнилось четырнадцати лет, его матушка решила поцеловать сыночка перед сном, вошла в спальню... и застала своего малыша в обществе двух молоденьких девушек, с которыми он мило развлекался в постельке. Бренда была в шоке, да и Колин не очень-то радовался, когда узнал, что его сын уже мужчина. С тех пор Мел перестал таиться и так загулял, что вскоре переплюнул даже дядюшку Амадиса с его многовековым опытом соблазнения женщин. Признаться, я полагал, что это всерьёз и надолго, а потому был несколько удивлён известием о помолвке.
– И кто же твоя суженая? – спросил я.
Лицо Мела расплылось в улыбке. Я просто обалдел – это было то, что я называл улыбкой влюблённого идиота.
– Она необыкновенная женщина! – восторженно сообщил он.
– Не сомневаюсь. Ведь ей удалось укротить тебя.
Видимо, Мелу надоело стоять перед зеркалом. Он пододвинул стол и уселся на него, свесив ноги.
– Не укротить, а покорить, – уточнил он.
– Тем более. Я сгораю от желания познакомиться с ней.
– А вы знакомы. С самых пелёнок. Она твоя сестра.
– Крошка Ди?! – воскликнул я.
По понятным причинам Мел содрогнулся. Челюсть его на мгновение отвисла.
– Нет, что ты! Такое ещё скажешь... Тоже мне, остряк нашёлся!
Я и сам видел, что пошутил неудачно. Наверное, правы те, кто говорит, что у меня своеобразное чувство юмора. Крошка Ди была, пожалуй, самой прелестной из моих сестёр – очень похожа на тётю Бренду, только с рыжими волосами и зелёными глазами, – но, увы, её изящная красота не предназначалась для мужчин. В детстве Мел и Ди были неразлучной парочкой, сверстники даже дразнили их женихом и невестой, впрочем, совершенно напрасно. Наши родители придерживались единодушного мнения, что Мел и Ди оказали друг на друга плохое влияние, правда, расходились в том, кто из них виноват больше – то ли Мел пристрастил Ди к девчонкам, то ли под влиянием Ди Мел стал таким отъявленным бабником. Кстати, Колин и Бренда отстаивали первую версию, а мои отец и мать были приверженцами второй. Лично я считал, что все четверо неправы и дело, скорее, в наследственности, нежели в чьём-то дурном влиянии.