Его внезапный уход из лачуги на месте раскопок, похоже, сильно насторожил и встревожил какое-то высокое начальство, предположил Штрауд. Ну, пусть себе ищут. Полицейские искали с огромным тщанием и рвением, постепенно доводя Штрауда до белого каления. Когда же они начали разбрасывать его вещи просто уже для собственного удовольствия, он взорвался.
— Эй, нельзя ли полегче! — возопил Штрауд полицейскому, швырнувшему на пол битком набитый бумагами чемоданчик.
— Ой, а это что, капитан! — радостно пропищал молоденький полицейский, держа на ладони узкий браслет, инкрустированный драгоценными камнями.
Штрауд мгновенно осознал, что ему расставили нехитрую ловушку: вещица была явно не из гробницы Хеопса.
— Ладно, я вижу, ваши боссы хотят убрать меня из экспедиции.
— Вы попали в большую беду, доктор Штрауд, — посочувствовал ему капитан с довольной улыбкой, открывшей очаровательную ямочку на щеке. — Я бы сказал, в очень большую беду.
— И что вам от меня нужно?
— Вы бы избавили наше государство от лишних хлопот, доктор Штрауд, если бы ближайшим рейсом вылетели на родину.
— Так я и думал.
— Мы, конечно, проводим вас в аэропорт, — заверил его капитан и приказал полицейским выйти из номера. — И конечно, дадим вам время переодеться и собрать вещи.
— Вы столь любезны, не знаю, как вас и благодарить, — язвительно усмехнулся Штрауд, озирая невообразимый кавардак в номере.
— А не стоит благодарности, — учтиво ответствовал капитан и вышел. Но не прошло и нескольких минут, как он нетерпеливым стуком в дверь стал торопить Штрауда.
Штрауд наспех собрался, безуспешно попробовал дозвониться до Мамдауда или Патель и отправился под конвоем в полицейском автомобиле в аэропорт. По дороге он узнал из переговоров полицейских по рации, что их полевая лаборатория оказалась в гуще уличных беспорядков и стычек жителей с полицией. Оттуда поступали сообщения о беспорядочной стрельбе, уже были раненые. Штрауд принялся мысленно молиться за Патель, за Мамдауда… и за чудесные черепа из коллекции Хеопса.
В самолете, уносившем его в Нью-Йорк, Штрауд откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал проваливаться в сон. В памяти всплыло лицо незнакомца, человека по имени Вайцель. Лицо… Только лицо… Застывшая, ничего не выражающая маска… но где-то в глубине под этой бесстрастной и бессмысленной маской спрятанные, но рвущиеся наружу… жажда или неодолимое стремление быть уничтоженным. Но сам же источник такого стремления и восставал против жажды смерти. Эта двойственная природа жгучего желания жить и не менее страстного желания умереть являли собой могучую жизненную силу. Силу, конечно, странную, может быть даже противоестественную. Но, как бы то ни было, и ощутимая жалкая печаль этого человека, и сила, хранящая его в живых, казались покрытыми тайной, которую Штрауду никогда не разгадать, потому что картину, мелькнувшую перед его мысленным взором, стерло долгожданное забвение и крепкий сон.
Во сне Штрауду снилась нормальная жизнь — жизнь, не омраченная проклятьем Штраудов. Как и его прадед Иезекииль, и его дед Аннаниас, Эйб Штрауд обладал неподвластной разуму и часто раздражавшей способностью предвидения. Штрауд даже «увидел» ужасную гибель своих родителей в автомобильной аварии, но, к несчастью, слишком поздно, чтобы ее предотвратить. Еще ребенком он предвидел авиакатастрофы, знал номер злополучного рейса и название авиакомпании, его выполнявшей… Несколько раз он тщетно пытался предупредить о грозящей беде, но всякий раз от него просто отмахивались.
Настоящим провидцем, однако, он стал лишь после того, как много позже, на войне, сам ощутил прикосновение смерти, и боровшиеся за его жизнь хирурги прочно залатали его череп стальной пластинкой.
Она, похоже, усилила и обострила его генетический «дар» или «проклятье», передававшиеся от поколения к поколению, а порой действовала как радар, улавливающий волны психической энергии или ауры, исходящие из любого места на земном шаре. В Эндоувере, штат Иллинойс, где он родился и вырос, ему привиделся мальчонка, ставший жертвой вампира-людоеда, которого местные жители называли «Эндоуверским Ужасом». Его психоантенна приняла кошмарные картины убийств в небольшом мичиганском городишке, где оборотень, впоследствии перебравшийся в Чикаго, живьем пожирал людей. В обоих случаях предпринятые Штраудом расследования позволили обнаружить целые колонии сверхъестественных, вероятно, созданий, сначала вампиров в Эндоувере, а потом оборотней в Мичигане.
До того как стать археологом и обосноваться в родовом поместье Штраудов в Эндоувере, Штрауд успел послужить морским пехотинцем во Вьетнаме и полисменом в Чикаго. Все то, что он испытал, оказавшись во время боя во Вьетнаме на волосок от гибели, стальная пластинка, вживленная в госпитале Управления по делам ветеранов войны, его наследственность — все это вместе взятое превратили его жизнь в «проклятье». Будто стальная пластинка каким-то электромагнетическим зарядом активизировала уже данное ему от природы. Без пластинки, например, считал Штрауд, он не смог бы «принимать» голоса своих умерших деда и прадеда, как это с ним порой случалось.
В годы его службы полисменом в Чикаго газеты «Трибьюн» и «Сан-Тайме» окрестили его «психодетективом». Штрауду, правда, очень быстро надоело, что все, даже его товарищи по полицейскому участку, относятся к нему как к звезде балагана уродов.
Крупный, широкоплечий, в отменном здравии и прекрасной спортивной форме, Штрауд высился, словно каланча, среди окружающих, и это, наряду с его «даром», пугало более мелкий люд. В результате нашлось бы совсем мало тех, кого он мог бы назвать друзьями, а самого Штрауда жизнь научила опасаться тех, кто слишком рьяно домогался его дружбы.
В своих снах он иногда видел тонкую металлическую скобу в стальной пластине, которая, по мнению одного из специалистов госпиталя Управления по делам ветеранов войны в пригороде Чикаго, давила на нервный центр мозга. Это был тот самый участок, что становится наиболее активным во время «быстрого сна» [7] .
Там, в госпитале Управления, Штрауд на некоторое время стал живой лабораторией для бесчисленных психиатров изо всех уголков страны, но потом его терпение лопнуло, и он решил отказаться от уготованной ему врачами роли. Не дожидаясь повторной неудачной операции, которую так жаждали учинить ему хирурги-мясники в попытке подправить свою собственную халтуру, он тайком сбежал из госпиталя.
Как бы то ни было, ни плохо поставленная пластинка, ни ее давление на мозг, ни связанные с этим «припадки» не помешали Штрауду год спустя весьма успешно закончить Полицейскую академию. Тринадцать лет прослужил он полисменом, и большую часть из них — детективом. Но на протяжении всей своей карьеры сыщика Штрауду никогда не удавалось представить себе все детали места преступления так ясно и отчетливо, как он видел сейчас неотвязный образ незнакомца, человека по имени Саймон Альберт Вайцель. Необыкновенно резко, ясно и четко, словно с помощью современнейшей техники с высочайшей разрешающей способностью, ему предстали мельчайшие черточки отталкивающего лица, пустые невидящие глаза, зеленоватая аура, загадочно дрожавшая там, где он стоял на краю бездонного котлована, разверзшегося прямо у его ног, словно зев самой преисподней.