– Рэндом, мне показалось, что ты хотел разжечь огонь!
– Минутку, – ответил Рэндом и направился к камину.
– Перейдем в нижнюю гостиницу, – предложил я. – Жерар, я поставлю у дверей двух солдат.
– Нет уж! – возразил сердито Жерар. – Пускай уж тот, кому захочется попробовать, войдет сюда. Утром я принесу вам его голову.
Я кивнул.
– Ну что ж, если тебе что‑нибудь понадобится, позвонишь или вызовешь нас по Картам. Утром расскажем тебе все, что нам удастся выяснить.
Жерар уселся, что‑то пробурчал и принялся за еду. Рэндом разжег огонь и потушил часть свечей. Одеяло Бранда вздымалось и опадало медленно, но регулярно. Мы тихо вышли из комнаты, оставив их наедине с огнем, потрескиванием дров, пробирками и склянками.
– Ну, что еще интересного у тебя на сегодня? – поинтересовался Джулиан, сцепив руки за спиной и растянувшись на моем любимом кресле.
– Пока ничего, – ответил я.
– Жаль, – произнес Джулиан. – А я‑то надеялся, что ты предложишь тем же способом поискать отца. А вдруг нам повезет? Найдем и его. И кто‑нибудь наверняка его уберет. А после этого поиграем в «русскую рулетку» твоим новым способом. Победитель получает все.
– Ты плохо обдумал свои слова, – заметил я.
– Ничего подобного, я обдумал каждое слово, – заявил он. – мы тратим так много времени на то, чтобы забить друг другу баки, что я решил для развлечения высказать то, что думаю. Может быть, кто‑нибудь это заметит.
– Теперь ты знаешь, что мы заметили. И еще мы заметили, что теперешний Джулиан ничуть не лучше прежнего.
– Выбирай, кто тебе больше нравится. Нам обоим очень интересно, знаешь ли ты, что делать дальше.
– Знаю. В настоящее время я намерен получить ответы на некоторые вопросы: они имеют отношение к тому, что мучает нас. Начнем с Бранда и его судьбы, – повернувшись к Бенедикту, который сидел, пристально уставившись в огонь, я сказал: – Бенедикт, ты как‑то в Авалоне упомянул, что Бранд был среди тех, кто искал меня после моего исчезновения.
– Это правда, – не стал возражать Бенедикт.
– Мы все искали тебя, – добавил Джулиан.
– Это было потом, – проронил я. – Вначале этим занимались Бранд, Жерар и ты сам, Бенедикт. Ты ведь так мне говорил?
– Да, но позже и остальные пытались тебя найти. Это я тоже говорил.
Я кивнул.
– Бранд в это время ни о чем необычном не упоминал?
– Необычном? Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Я ищу какую‑нибудь связь с тем, что произошло с ним и со мной.
– Тогда ты ищешь не там, где надо. Он вернулся и сказал, что никого не нашел. После этого он много веков жил в Эмбере и никто его не трогал.
– Это я знаю. Но из рассказа Рэндома я понял, что он окончательно исчез где‑то за месяц до моего выздоровления и возвращения. Здесь что‑то не то. Скажи, может быть, он говорил о чем‑то странном не сразу после возвращения, а перед своим исчезновением? Или между? Хотя бы что‑то. Говорите, если что‑нибудь знаете!
А, между тем, наступило молчание. Все переглянулись. Во взглядах было не столько беспокойство или подозрительность, сколько любопытство.
Наконец, высказалась Льювилла:
– Я не знаю… вероятно, это не имеет значения…
Все взоры устремились на нее. Она заговорила, медленно завязывая и развязывая концы пояса.
– Это произошло между возвращением Бранда и его исчезновением. Мне и вправду это показалось странным. Когда‑то давно Бранд приехал в Рембу…
– Когда это «давно»? – спросил я.
Она сморщила лоб.
– Пятьдесят, может быть, шестьдесят или семьдесят лет назад. Точно не помню…
Я постарался вспомнить примерный коэффициент преобразования, выведенный мною в дни долгого заключения. День в Эмбере длится чуть больше двух с половиной дней теневой Земли, где я жил в ссылке. Когда это было возможно, я подгонял эмберское время под свое собственное, на случай, если выявится какое‑нибудь интересное совпадение. Итак, Бранд приезжал в Рембу, когда для меня шел девятнадцатый век.
– Как бы это ни было, – продолжала Льювилла, – Бранд приехал навестить меня. Пробыл несколько недель, – она взглянула на Рэндома. – Он расспрашивал о Мартине.
Рэндом прищурился и наклонил голову:
– Он не говорил, зачем?
– Специально не говорил, но намекал, что где‑то встретил Мартина, и у меня сложилось впечатление, что он не прочь снова встретиться с ним. Только после его исчезновения до меня дошло, что приезжал он только за тем, чтобы разузнать о Мартине. Сами знаете, как Бранд умел все выпытывать, не подавая виду, что это ему важно. Только потом, когда я переговорила с другими, у которых он также побывал, я поняла, что к чему. Но зачем это ему понадобилось – так и не знаю.
– В высшей степени интересно, – протянул Рэндом, – мне пришло на ум кое‑что, чему я никогда не придавал значения. Однажды он долго расспрашивал меня о моем сыне. Вполне вероятно, что это было в тоже самое время. Но он никогда не говорил, что встречал его или хотел бы с ним увидеться. Он начал прохаживаться насчет бастардов. Когда я оскорбился, Бранд извинился и засыпал меня более приличными вопросами о мальчике. Я подумал, что он делает это из вежливости, чтобы загладить обиду. Но, как сказала Льювилла, он умел вытягивать из людей признания. Почему ты никогда не рассказывала мне об этом?
Она мило улыбнулась:
– А зачем мне это?
Рэндом медленно кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
– Мне кажется, что после отъезда Бранд знал не больше, когда приехал.
– Странно, – сказал я. – Бранд разговаривал о Матине еще с кем‑нибудь?
– Не припоминаю, – промолвил Джулиан.