Как всегда, предпочтительнее более трудный способ.
Атака в лоб очень легко может закончится сломанной шеей.
Я свернул, припарковал машину на первом свободном участке, открыл окно и раскурил свою любимую трубку.
Я поклялся не заводить мотор, пока не остыну окончательно. Я всегда слишком сильно на все реагирую. Похоже, это фамильное. Но я не хотел поступать так, как поступали другие. Ведь это им самим причиняло массу неприятностей.
Такая «все или ничего» реакция на полные обороты, может и хороша, если вам всегда везет, но на этом пути ждет и трагедия, по крайней мере, опера, если против вас выступает что-то экстраординарное. А сейчас, судя по всему, речь шла именно о таком случае. Следовательно, я вел себя как болван и дурак, и я повторил это себе несколько раз, пока не поверил.
Потом я попытался прислушаться к своему более спокойному «Я», и оно согласилось, что я и в самом деле дурак, потому что не понимал собственных чувств, когда еще не было поздно и можно было что-то исправить, потому что выдал свои возможности и власть, а потом отрицал ответственность за последствия, за то, что все эти годы не разгадал особой природы врага и потому, что даже сейчас упрощал грозившую опасность.
Нет, схватить Виктора Мелмана за горло и выбить из него правду – едва ли бы это что-то дало. Я принял решение двигаться вперед осторожно, на каждом шагу заботясь о прикрытии.
«Жизнь – это всегда очень сложная штука, – сказал я себе. – Сиди тихо и собирай информацию. Размышляй».
Я медленно выпустил на волю накопившееся внутри напряжение, и мой мир так же медленно снова вырос, расширился, и в нем я увидел возможность того, что П хорошо знал меня и мог построить свой план действий так, чтобы я отбросил сомнения, перестал думать, поддавшись чувствам момента.
Нет, я не стану, как остальные…
Я еще довольно долго сидел и размышлял, потом медленно тронул машину с места.
Это было мрачное кирпичное угловое здание. В нем имелось четыре этажа и несколько нанесенных распылителем нецензурных ругательств со стороны боковой улочки на стене и со стороны заднего двора. Эти надписи, несколько разбитых окон и пожарная лестница были мною обнаружены, пока я шагал вдоль фасада дома, осматривая его. Два нижних этажа занимала компания «Склады Брута» – в соответствии с надписью рядом с лестницей в небольшом подъезде, куда я вошел. На улице как раз начался мелкий дождик. В подъезде воняло мочой, на подоконнике валялась пустая бутылка из под виски «Джек Дэниелс», на облезлой стене висели два почтовых ящика. На одном было написано «Склады Брута», а на другом – две буквы: «В» и «М». Оба ящика были пусты.
Я ступил на лестницу, ожидая, что ступени затрещат. Они не затрещали.
На втором этаже в коридор выходили четыре двери без дверных ручек. Все они были закрыты. Сквозь матовые стекла в верхней части дверей можно было рассмотреть что-то вроде очертаний картонных ящиков. Стояла мертвая тишина.
Я спугнул черного кота, дремавшего на ступенях следующего пролета. Он выгнул спину, и показал мне свои мелкие зубы, зашипел и умчался прыжками наверх, скрывшись из виду.
На третьем этаже в коридор тоже выходили четыре двери: три из них явно давно не открывались, четвертая – до блеска выкрашенная черным шеллаком.
К ней была привинчена медная табличка с надписью «Мелман». Я постучал.
Ответа не было. Я снова постучал, но с тем же результатом.
Никаких звуков изнутри не доносилось.
Вероятно, это была его жилая квартира, а мастерская находилась на четвертом этаже, где возможно было устроить стеклянный потолок, поэтому я стал взбираться по последнему пролету.
Достигнув верхнего этажа, я увидел, что одна из четырех дверей слегка приоткрыта. Я остановился и прислушался.
Изнутри доносился шорох движения. Я постучал. Откуда-то изнутри донесся неожиданный и громкий вздох. Я толкнул дверь.
Он стоял примерно в двадцати футах от меня в свете большого потолочного окна, ко мне лицом, высокий и широкоплечий, с темными глазами и бородой. В левой руке он держал кисть, а в правой палитру.
На нем были джинсы, спортивная майка, а поверх всего – испачканный красками фартук. Полотно на мольберте за его спиной изображало что-то вроде мадонны с младенцем. Это был набросок. В мастерской было много других полотен в подрамниках, но все они стояли лицевой стороной к стене или же были закрыты тканью.
– Привет, – сказал я. – Вы – Виктор Мелман?
Он кивнул равнодушно, без улыбки и не хмурясь, положил палитру на ближайший столик, сунул кисть в банку с раствором, потом влажной на вид тряпкой вытер руки.
– А вы сами кто? – спросил он.
Он отшвырнул тряпку и снова повернулся ко мне.
– Мерль Кори. Вам известна Джулия Барнес? Была известна?
– Я этого и не отрицаю, – ответил он. – Употребив прошедшее время, вы, кажется, хотели сказать…
– Да, она мертва, и я хотел бы с вами об этом поговорить.
– Хорошо, – кивнул он.
Он развязал тесемки фартука.
– Тогда пойдемте вниз. Здесь негде даже присесть.
Он повесил фартук на гвоздь возле двери и вышел первым. Я последовал за ним. Повернувшись, он запер дверь мастерской и только после этого двинулся вниз по лестнице. Двигался он плавно, едва ли не грациозно. Я слышал, как барабанит по крыше дождь.
Тем же самым ключом он отпер черную дверь на третьем этаже. Открыв дверь, он отступил в сторону и жестом предложил мне войти. Я так и сделал, прошел через прихожую, мимо кухни, где все полки и столы были уставлены грязной посудой, пустыми бутылками и картонками от пиццы. К буфету прислонились едва не лопавшиеся мешки с мусором. На полу я заметил какие-то липкие на вид пятна, а воняло здесь примерно как на скотобойне и фабрике специй вместе взятых.
Гостиная, в которой я затем оказался, была довольно большой комнатой с парой удобных черных диванов, стоявших друг против друга по обе стороны поля битвы восточных ковров и разнообразных столиков, каждый из которых имел на своих крышках переполненную пепельницу. В дальнем углу я заметил красивое концертное фортепиано, стена за ним была затянута тяжелой красной драпировкой. Многочисленные низкие книжные шкафы были заполнены книгами по оккультизму и стопками журналов, которые возвышались рядом с несколькими креслами. Из под самого большого ковра виднелась часть какой-то геометрической фигуры. Судя по части, это вполне мог быть пятиугольник. В гостиной ощущался тяжелый запах ароматических эссенций и марихуаны.
Справа аркообразный коридор вел в другую комнату, слева была закрытая дверь. На стенах висели картины полурелигиозного содержания, очевидно, произведения хозяина. Они чем-то напоминали мне Шагала. Картины в самом деле были неплохи.
– Присаживайтесь, – указал он на кресло.
Я сел.
– Не хотите пива?
– Спасибо, нет.
Он уселся на ближайший диван, сцепил пальцы и уставился на меня.
– Так в чем дело? – спросил он.
Я тоже уставился на него.
Какое-то время мы молча изучали друг друга, затем я заговорил первым.
– Джулия Барнес начала интересоваться системами оккультизма. И к вам она пришла, чтобы узнать о них побольше. А сегодня утром она умерла при чрезвычайно странных обстоятельствах.
Левый угол его рта дрогнул. Это была его единственная реакция.
– Да, она интересовалась такими вещами, – спокойно ответил он. – Она просила меня о наставлении, и я руководил ею.
– Я хочу узнать, почему она умерла.
Он продолжал пристально смотреть на меня.
– Время ее истекло, – холодно произнес он.