Из пророческих снов
И из визга фанфар
Ты ко мне явись,
Как проклятие слов,
Как полночный кошмар
Ты ко мне явись,
Из зеленых побегов
И из мертвых ветвей
Ты ко мне явись,
Из изнанки победы,
И потерянных дней
Ты ко мне явись,
Как предательство друга
Или помощь врага
Ты ко мне явись,
Как предвестье недуга
Иль проклятье богам
Ты ко мне явись,
Избавленьем от жизни
Пустой и ненужной
Ты ко мне явись,
Моя ненависть!
Ненависть!
Ненависть!
Ненависть!
НЕНАВИСТЬ!
Из сожженной рукописи Фрика «Горючие стихи»
Глава 1
В медицине главное — правильно поставить диагноз:
Заболел — ОРЗ, помер — рак...
Медицинский анекдот времен развитого социализма
— Так что же нам с тобой делать, Сорокин?..
Глаза нашего главного редактора Савелия Петровича грустно и одновременно задумчиво смотрели поверх моего плеча на портрет классика советской литературы Максима Горького, почему-то все еще украшавший главный кабинет редакции нашей газеты.
Савелий Петрович имел давно всем известную привычку — не желая сразу сообщать работнику газеты об уже принятом решении, он задавал какой-нибудь риторический вопрос и принимался изучать портрет Горького. Может быть, поэтому я не слишком заволновался, услышав, что Савелий Петрович не знает, что со мной делать. «Видимо, собирается послать меня в местную командировку «не по профилю...» — подумалось мне. Однако оказалось, что вопрос главного редактора был совсем не риторическим.
Оторвав взгляд от сурового и в то же время вдохновенного лица классика, главный взглянул в мое лицо и задал следующий вопрос:
— Ну, что ты молчишь?.. Или сам не знаешь, что нам с тобой делать?!
— А... разве надо что-то делать?.. — неуверенно переспросил я. — Мне как-то казалось, что со мной все в порядке... Или вы решили послать меня в институт пластической хирургии... за счет редакции?..
Своим последним вопросом я намекал на вечное: «Ну и рожа у тебя, Сорокин!.. Вылитый бандюган!» — произносимое Савелием Петровичем не реже двух раз в неделю. Однако на этот раз главный не дал сбить себя с выбранной темы.
— Володя!.. — начал он неожиданно проникновенным тоном, и я сразу серьезно испугался. — Володя!.. Тебе скоро тридцать. Возраст, так сказать, зрелости, а какая у тебя зрелость?! За последний год ни одной серьезной публикации, ни одного журналистского расследования, а разве у нас в области нечего расследовать, не о чем писать, не с чем бороться?! Вспомни хотя бы свой очерк о деле старшего лейтенанта Макаронина! Я, признаться, после этой публикации думал, что ты вырос наконец-то из детских штанишек, что стал настоящим серьезным журналистом.
.. А ты?!
— А я?! — грустно повторил я вслед за своим руководителем.
— Ну посмотри, чем ты занимаешься?! — вдруг «возопил» Савелий Петрович. — Организовал какой-то странный клуб со странным названием «Внуки Ильи Муромца», учишь детишек драться. Да ладно бы еще показывал им какое-нибудь там «у-жу» или «так вам до», а ведь вы ходите по общественным местам, размахивая заточенным железом. Ну скажи, неужели это так интересно, дубасить друг друга старыми автомобильными рессорами в городском парке?!
— Это не рессоры!.. — обиделся я. — Это мечи!..
— Вот-вот!.. — немедленно подхватил Савелий Петрович. — Какие могут быть мечи в тридцать-то лет?!
«Какие?! — обиженно подумал я. — Да самые настоящие!..» И тут я вдруг понял, что главный... прав! Моя работа, моя журналистская деятельность, в последнее время как-то потеряла для меня привлекательность. Мне стало неинтересно писать о бытовом насилии, которое было, есть и будет подавляющим видом преступлений, о мелких мошенниках, катающих самые разные наперстки под носом разинувших рты обывателей, о бомжах, лишенных своего жилья расплодившимися «риэлторами». Даже об «акулах» нашего дикого капитализма, о капиталах, нажитых ими на слезах, горе и нищете простых, по-дурацки честных людей, мне писать не хотелось! Потому что вся эта писанина, все эти обличения и расследования абсолютно ничего не давали! Ты кричишь: «Караул, держите вора!!!» — но никто из тех, кому этого вора положено «держать», тебя не слышит... Не желает слышать!
Может быть, поэтому мне в последнее время больше всего нравилось сидеть дома, перебирая камешки, подаренные Мауликом, и вспоминая о Драконьем горе, которое мне удалось утешить, спасая старшего лейтенанта Макаронина, о своих друзьях — каргушах Фоке и Топсе, маркизе Вигурде... О погибшей фее Годене... Крохе. Или же, взяв в руки крошечную книжку в переплете из нефритовых пластинок, медленно листать ее пустые, чистые страницы, отдавшие мне свое знание Искусства, снова и снова вызывать в памяти своего учителя — Фун Ку-цзы, принцессу Шан Те, черного синсина Гварду и, конечно же, Поганца Сю, этого маленького зачарованного «несуразца», неожиданного оказавшегося героем. Вспоминать Драконью алчность, приведшую к ограблению Алмазного фонда России, и свое безумное преследование мага-грабителя в Мире Поднебесной.
Только возня с мальчишками, этими самыми «внуками Ильи Муромца», казалась мне чем-то важным, чем-то не лишенным смысла в нашем обессмыслевшем Мире, тонущем в... Драконьей алчности. Кокон магической энергии, который я перенес из Поднебесной, вполне позволял мне делать кое-какие чудеса, но я пользовался этой возможностью крайне редко и только для...
— А кольчуги?! — прервал мои отвлеченные размышления неожиданный выкрик Савелия Петровича. — Ведь ты заказал на заводе металлоизделий для этих своих... э-э-э... внуков Ильи Муромца настоящие кольчуги! Спрашивается — на какие деньги?!
— Как это «на какие деньги»? — возмутился я. — А самый крупный выигрыш в истории старейшего казино города?!
— Да уж, самый крупный выигрыш!.. — воскликнул Савелий Петрович. — Весь город целый месяц только об этом выигрыше и говорил! Это ж надо — журналист областной газеты, занимающийся криминальной хроникой, обобрал до нитки самое... бандитское казино города!!! А знаешь, что интересовало весь город?!
Я всем своим видом показал, что даже и понятия об этом не имею.
— А то, как тебя с такими деньгами из казино на улицу выпустили!
«Попробовали бы они меня задержать!.