Вскоре девушка привела файл в достойный вид, сохранила его и отправила на печать. Из принтера медленно выползали готовые листки, а Эйдриен отдыхала, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза…
«Так хорошо просто сидеть и…»
Она резко открыла глаза. Вчера Эйдриен изучала бумаги всю ночь, и если бы теперь расслабилась хоть на минуту, то отключилась бы прямо за столом. Прошлый вечер работала дома, почти закончила документ, как вдруг система дала сбой и унесла в небытие результаты многочасового труда. Пришлось ехать среди ночи в офис и заканчивать памятку для босса на служебном компьютере. И теперь Эйдриен хотелось лишь одного: отправиться домой, залезть в теплую ванну и сидеть там, пока вода не остынет. А потом сохнуть, развалившись на большой мягкой кровати.
Но все это только пустые мечты. Сегодня второй вторник месяца, а после сообщения, что Никки оставила на автоответчике, от встречи с сестрицей отвертеться не получится.
Эйдриен придвинулась к столу, последовательно прошила степлером четыре экземпляра распечатанного файла и еще раз проглядела их на наличие ошибок. Три копии предназначались Слу, одна – ей. Она щелкнула кнопкой селектора и набрала добавочный номер босса. Как и следовало ожидать, тот уже отправился домой. Поэтому Эйдриен сложила распечатки в конверт для пользования внутри офиса и направилась к лестнице.
Кабинет Слу, разумеется, уже заперли, и Эйдриен, положив конверт на стол секретарши, отправилась к себе в конторку за сумочкой. По пути она заглянула в один из отделенных стеклянной перегородкой отсеков в противоположной части зала.
– Бетси, привет! Я закругляюсь.
Подруга тоже работала в фирме первый год и, как водится, не могла продохнуть от текущих дел.
Бетси поморщилась и тяжело вздохнула, поднимаясь со стула.
– Господи! – простонала она. – Разогнуться не могу. Надо бы вставать хотя бы каждый час. – Бетси помедлила, и на лице ее проявилась заинтересованность. – Слушай, Скаут, как насчет суши-бара? Я здесь помираю со скуки.
Эйдриен отрицательно покачала головой:
– Я сегодня с сестрой ужинаю – так называемая встреча с семьей.
Подруга нахмурилась:
– Как она, кстати?
Эйдриен пожала плечами:
– По-прежнему не в себе. Ходит к психиатру дважды в неделю. Хотя, на мой взгляд, от него только хуже. Ну ладно, мне пора. Никки хотела поговорить о чем-то важном.
– М-м… Понимаю.
Эйдриен кисло улыбнулась:
– Вот и я о том же.
Обычно она возвращалась домой либо на своих двоих, либо на общественном транспорте. Ничего удивительного, учитывая, что Эйдриен задолжала различным образовательным учреждениям целых семьдесят тысяч. Но в тот вечер она едва держалась на ногах от усталости и потому решила поймать такси. Неопытность в этом деле не замедлила сказаться: девушка голосовала минут пять, прежде чем робкий взмах ее руки был наконец принят за вызов.
Водитель такси, в котором ехала Эйдриен, отличался довольно агрессивной манерой вождения. Они мчались так быстро, что девушка временами зажмуривалась, а открыв глаза, обнаруживала, что машина пролетела целый квартал.
Прибыв на место, водитель запросил за проезд семь долларов – в два раза больше, чем планировала заплатить пассажирка. Эйдриен собралась поспорить с сидящим за рулем афроамериканцем, но передумала, поняв, что ничего не добьется. Тарифную систему, определявшая таксу за проезд в округе Колумбия, не смог бы понять никто.
Наконец Эйдриен оказалась в здании, где сестра снимала квартиру, и, как ни странно, ее узнал портье.
– Добрый вечер! Вы ведь сестра Нико, угадал?
– Эйдриен, – представилась та с улыбкой. – Позвоните ей? Скажите, что я поднимаюсь.
– Как же, сделаю.
– Как же, сделаю. – Портье махнул рукой в сторону лифтов, которые, к удивлению посетительницы, с жужжанием отворились, едва она коснулась кнопки вызова. А вот сестрица на звонок в дверь не отреагировала. Гостья снова с силой нажала на кнопку большим пальцем, полагая, что Нико, вероятно, в душе. Отошла от двери, прислушалась – и показалось, что из квартиры доносится приглушенный лай Джека, будто собаку заперли на кухне, – отрывистое «Гав, гав, гав». И опять никакого намека на хозяйку. Эйдриен посмотрела на часы: 20.30.
В каком-то смысле отсутствие Нико скорее радовало, чем огорчало, – уж очень хотелось окунуться в ванну и забраться в постель. Жаль только, зря потратилась на такси. Сестра или забыла об уговоре, или, что более вероятно, просто отбежала за сигаретами и с кем-нибудь заболталась по дороге.
Эйдриен еще раз хорошенько надавила на звонок, чтобы уйти с легкой душой. А направляясь к лифту, она думала о предстоящем утреннем объяснении с сестрой:
«Я приходила, спроси портье!» – «Я всего на минуточку отбежала!» – «Я долго звонила!» – «У меня закончилось масло!» – «Но я не знала, ты даже записки не оставила».
Как бы сильно сестры ни были привязаны друг к другу, им никогда не было комфортно вместе. Эйдриен находилась в постоянном ожидании того, что разговор перейдет в недоброе русло – а это неизбежно случалось на их совместных вечерах. Общение с Никки напоминало езду со спущенным колесом: некоторое время, хоть водитель и нервничает, машина идет вполне сносно, но потом начинает вилять и в конце концов оказывается на обочине. Нельзя сказать, чтобы Эйдриен не сочувствовала сестре. Она бы с радостью утешала Никки, если бы самообман последней принял какую-нибудь другую форму. История о насилии, которому сестра якобы подверглась в детстве, звучала настолько отвратительно и жалко, производила впечатление такого явного бреда, что изображать сочувствие и понимание становилось просто невозможно. А в особенности когда собеседница уверена, что и ты участвовала в немыслимом действе.
«Если бы человек в капюшоне изнасиловал меня в возрасте пяти лет, – рассуждала Эйдриен, – я бы уж точно не забыла». Двери лифта плавно разъехались, несостоявшаяся гостья шагнула внутрь и надавила кнопку первого этажа.
Теперь тему насилия Никки обсуждала лишь со своим психиатром. Дело в том, что подобные разговоры неизменно приводили Эйдриен в крайнее раздражение, что не ускользало от внимания Нико, и она неизменно расстраивалась, считая, что сестренка «подавляет» воспоминания. И хотя для сестры, как утверждала Никки, это очень плохо, для нее самой – ничуть не лучше. Потому что она никак не находила подтверждения тому, что якобы произошло.
«Дай мне шанс», – нередко просила Николь.
Но даже навязчивые идеи, которыми страдала Никки, можно было как-то принять, если бы она больше походила на прежнюю себя.
От той веселой, очаровательной девчушки, ради которой сестренка пошла бы на все, не осталось и следа. Теперешняя Николь – та, что жила в «Уотермилле», чокнулась, и с каждым днем ее состояние только ухудшалось.
«Все из-за Берлина, – думала Эйдриен, – из-за того происшествия».
Одно время – сразу после того, как Николь окончила школу, – между сестрами складывались прекрасные отношения, хотя виделись они нечасто. Без согласия Дека и Марлены Никки села на автобус и отправилась в Нью-Йорк, надеясь стать моделью. Дек предсказывал скорое возвращение беглянки – не позже чем через месяц, – но, к всеобщему удивлению, дела Никки сразу пошли в гору. В девятнадцать лет она подписала контракт с агентством «Марракеш» и снимала пятикомнатную квартиру в Сохо. Девушка посылала младшей сестре открытки из разных экзотических мест вроде Ямайки и каждую неделю звонила.