И вот он приезжает из своего поместья в Гарден-Сити, чтобы, значит, спасти Таню. А в кармане у него пушка... Слово за слово — и он всаживает мне пулю в бок. Какой-то паршивый банкиришка из Гарден-Сити... Пуля попадает в позвоночник — и я имею то, что имею. Как вам это нравится? А вот самое интересное: когда господин из Гарден-Сити увидел Таню, то знаете, что он сделал, наш нежный возлюбленный?
Он сделал паузу. Мы поняли, что вопрос был чисто риторическим, и ждали продолжения.
— Струхнул и кинул ее! Понятно? Увидел мою работу и свалил. Знать ее больше не захотел. И после они не встречались...
Кастман снова начал смеяться. Я глубоко дышал, пытаясь успокоиться.
— Ну вот, лежу я в больнице, — продолжал он, — не могу и пальцем пошевелить. Таня, само собой, осталась ни с чем. И вдруг она приезжает и забирает меня. Привозит сюда и начинает за мной ухаживать. Понимаете? Продлевает мою жизнь... Если отказываюсь есть, засовывает трубку в горло. Вот что — я вам расскажу то, что хотите. Но и вы должны кое-что для меня сделать!
— Что? — спросил Крест.
— Убейте меня!
— Нет.
— Тогда позовите полицию. Пусть меня арестуют. Я во всем признаюсь!
— Что случилось с Шейлой Роджерс? — спросил Крест.
— Обещайте мне...
Крест повернулся ко мне:
— Все, хватит, пойдем отсюда.
— Ладно, ладно, я расскажу! Только... хотя бы подумайте о том, что я сказал, ладно?
Он по очереди переводил глаза то на Креста, то на меня. Крест выглядел совершенно бесстрастно. Что отражалось на моем лице, не имею понятия.
— Я не знаю, где сейчас Шейла. Черт, я даже толком не понимаю, что случилось!
— Сколько времени она на вас работала?
— Два года. Может быть, три.
— И как она вырвалась?
— Что?
— Вы не производите впечатления человека, который отпускает своих людей на вольные хлеба, — объяснил Крест. — Потому я и спрашиваю: что случилось?
— Ну... она работала на улице. Появились постоянные клиенты — Шейла была хороша в своем деле. Ну и вышло, что она закорешилась с серьезными игроками. Такое бывает. Редко, но бывает.
— С какими игроками?
— С поставщиками. И похоже — крупными. Начала сама торговать. Хуже того, стала слезать с иглы. Я попытался было надавить, но у нее оказались крутые дружки...
— Кто?
— Знаете Ленни Мизлера?
Крест выпрямился.
— Юриста?
— Адвоката мафии, — уточнил Кастман. — Шейлу замели с товаром, а он вытянул ее.
Крест нахмурился:
— Ленни Мизлер занялся делом проститутки, которую взяли с наркотиками?
— А, теперь наконец понимаете? Я тоже удивился. Когда ее выпустили, начал вынюхивать, что к чему. И тогда ко мне пришли двое крутых и все популярно разъяснили. Я не дурак — свое место знаю.
— И что было дальше?
— Больше я ее не видел. В последний раз слышал, что учится в колледже. Вы можете в это поверить?
— В каком колледже?
— Без понятия. Не уверен, что это правда. Может, только треп.
— Что еще?
— Ничего.
— Никаких больше слухов?
Глаза Кастмана забегали, в них сквозило отчаяние. Он искал способ нас удержать. Но рассказывать было больше нечего. Я повернулся к Кресту. Он кивнул и пошел к двери. Я за ним.
— Погодите!
Мы не отреагировали.
— Пожалуйста, прошу вас, я же все рассказал! Я помог вам! Вы не можете меня просто так бросить!
Я представил себе бесконечные дни и ночи, которые Кастман проведет в этой комнате. Жалости в душе не было.
— Ах вы, козлы поганые! — взвыл он в бешенстве. — Эй, ты, сопляк любовничек! Ты подбираешь мои объедки, понял? Не забывай: всему, что она умеет, я ее научил! Каждый раз, когда кончаешь, вспоминай об этом, придурок! Слышишь, что я говорю? Слышишь?
Кровь бросилась мне в лицо, но я не обернулся. Крест открыл дверь.
— И имей в виду, черт побери, это навсегда!
Я замедлил шаг.
— Она может выглядеть как угодно чистенько и прилично, — продолжал он уже тише. — Но оттуда, где она побывала, не возвращаются. Понял?
Я попытался не слушать, однако слова силой пробивали себе дорогу и гулко резонировали в мозгу, повторяясь снова и снова.
Мы опять вышли во мрак. Таня встретила нас у двери.
— Вы донесете? — Она говорила очень тихо.
«Я не делаю ему больно» — так она сказала. Ни разу не подняла на него руку. Именно так.
Не ответив, мы поспешили прочь, жадно вдыхая ночной воздух, — словно ныряльщики, вырвавшиеся на поверхность из глубины. Сели в фургон и уехали.
Глава 10
Гранд-Айленд, штат Небраска
Шейла хотела умереть в одиночестве.
Боль стала ослабевать. Странно, ведь никакого просветления, никакого ощущения ясности так и не наступило. Смерть не несла утешения. Ангелы не окружали ее. Давно умершие родственники — Шейле вспомнилась бабушка, которая называла ее «сокровищем» — не сидели рядом с ней, держа за руку.
Совсем одна. В темноте.
Она открыла глаза. Что это было — сон? Трудно сказать. Шейла знала, что такое галлюцинации. Сознание то уходило, то возвращалось. Она помнила, что видела Карли и умоляла ее уйти. Было ли это на самом деле? Кто знает... Может быть, и нет.
Когда болело сильно, очень сильно, граница между сном и явью размывалась, почти исчезала. Шейла прекратила бороться: это был единственный способ переносить боль. Отгородиться от нее было невозможно, так же как разбить на части и справляться с каждой по отдельности. Оставалось лишь отдать последнее — здравый рассудок. Пожертвовать разумом. Но если ты все еще понимаешь, что происходит? Философия... Вопросы для живых. Так или иначе, она, Шейла Роджерс, со всеми ее надеждами и мечтами, умрет молодой, в мучениях, от рук другого человека. Высшая справедливость... И теперь, когда внутри что-то разорвалось и жизнь стала уходить, ясность наконец наступила. Ужасная и неотвратимая. Черная пелена спала, обнажив истину.
Шейла Роджерс хотела умереть одна.
Но он был рядом, в этой комнате. Она чувствовала на лбу руку, от которой исходил холод. И когда жизни уже почти не осталось, Шейла с трудом выдохнула последнюю просьбу:
— Пожалуйста... уйди.
Глава 11
Мы не обсуждали то, что видели, и в полицию сообщать не стали. Но я содрогался, представляя парализованного человека, заключенного пожизненно в пустой комнате, без книг, телевидения или радио, и вынужденного непрерывно смотреть на одни и те же старые фотографии. Если бы это был не Луис Кастман, то его стоило бы пожалеть. И еще я думал о том человеке из Гарден-Сити, который выстрелил в Кастмана, а потом сбежал. Это предательство, наверное, оставило худшие шрамы в душе Тани, чем те, что были на лице. Интересно, думает он о ней до сих пор или просто взял и вычеркнул из памяти — так, будто она никогда не существовала? Или, может быть, Таня является ему во сне? Вряд ли...
Я гадал об этом не только потому, что меня потрясла Танина трагедия, и не из простого любопытства. Это помогало мне не думать о Шейле, о том, через что она прошла. О том, что с ней сделал Кастман. Я напоминал себе, что Шейла была не более чем жертвой: ее похитили и изнасиловали. Даже хуже, чем изнасиловали. Она ни в чем не виновата, и никак иначе оценивать ее прошлое нельзя. Но эти очевидные истины казались мне какими-то неубедительными. И я ненавидел себя за это.
Когда Крест остановил фургон возле моего дома, было уже четыре утра.
— Ну, что ты думаешь? — спросил я.
Крест задумчиво почесал щетину на подбородке.
— Как там Кастман сказал в конце? Типа «это навсегда». А знаешь, ведь он прав.
— Ты из опыта знаешь?
— В общем, да.
— Ну и?...
— Похоже, Шейлу настигло ее прошлое.
— Значит, мы на верном пути?
— Возможно.
Открыв дверцу кабины, я обернулся.