– Значит, не знал никто. Только вы, я и ваши люди, – заключил Вайно. – Что вас встревожило?
– Я спрашиваю себя: случайно ли появление этой компании здесь и сейчас?
Вайно усмехнулся:
– Не стыдно, Юрген? Вот вы‑то и потеряли форму. Ну какой, скажите на милость, профессионал, отправленный на задание, будет вести себя так, как этот Артист? Ввязываться в представление с похищением штандартенфюрера, а потом – извините, Йоханнес, – при всех бить морду командующему?
– Да, конечно. Вы правы, – помедлив, кивнул Янсен. – Я как‑то об этом не подумал.
Но и после этих слов лицо у него осталось напряженным. Было ясно, что довод Вайно не показался ему убедительным, а согласился он с ним лишь для того, чтобы не акцентировать внимание на этой теме. Кейт не понял, почему внук эсэсовца, фигура скорей экзотическая, чем значительная, так занимает его собеседников. Но, видимо, с ним было связано что‑то важное. Поэтому Янсен спросил:
– Томас не сможет сбежать? Охрана надежная?
– Сбежать? – переспросил Кейт. – Совершенно исключено.
– Будем надеяться, – кивнул Янсен.
– А с этим Артистом следует поступить так, – предложил Вайно. – До утра пусть посидит на губе, а потом посадить в машину и вывезти из Эстонии.
– Просто так отпустить? – возмутился Кейт.
– Именно так, – подтвердил Вайно, и в голосе его появились нотки недовольства – он не любил, когда его не понимали сразу. – И хочется верить, что он удовлетворится этим решением и не захочет устраивать скандал. Вы хотите спросить, какой скандал он может устроить? Объясняю. Он – иностранец. И лицо сугубо гражданское. Вы сажаете его на военную гауптвахту. На каком основании? Где ордер? Где постановление об аресте? Я очень надеюсь, генерал, что ваши «эсты» не слишком дали волю рукам, когда Артист оказался в их власти. В противном случае он не захочет остаться в долгу и вам гарантированы совершенно ненужные неприятности.
– Мои солдаты не бьют пленных.
– Вы уверены, что и на этот раз они не отступили от этого весьма благородного правила?
– Уверен. Я видел, как арестованного вели на гауптвахту. Караул смотрел на него с уважением.
– Значит, так и поступим, – заключил Вайно.
Кейту сейчас было безразлично, как поступить с арестованным. Все это осталось далеко позади. Но он понял, что у него появился хороший повод обозначить свою новую роль среди этих высокопоставленных заговорщиков. Роль равноправного партнера, а не послушного исполнителя. Поэтому он резко возразил:
– Нет. Прошу извинить, но это мое дело. И как поступить с арестованным, позвольте решать мне.
– Как же вы намерены с ним поступить? – нахмурился Вайно.
– Он просидит на губе не до завтрашнего утра, а месяц. Да, месяц! И весь месяц будет чистить сортиры! Я его научу уважать эстонскую армию! А потом пусть жалуется хоть в ООН!
– Йоханнес прав, – решительно заявил Янсен, и Кейт понял, что он сделал выигрышный ход. – Это его дело. Он вправе поступить так, как считает нужным. Закончили с этой темой. Переходите к главному.
Такой поворот разговора очень не понравился Вайно. От прихлынувшей крови даже потемнела его крупная бритая голова, из чего Кейт сделал вывод, что у него повышенное давление и даже есть, возможно, предрасположенность к апоплексии. Но Вайно сдержался.
– Согласен, займемся главным, – сухо кивнул он и обратился к Кейту: – У вас есть вопросы?
– Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике?
– Не догадываетесь?
Кейт помедлил с ответом.
Это был разговор, в котором имело значение каждое слово. И он решил, что не стоит умничать, чтобы случайно не попасть впросак.
– Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом – не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса.
– Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию, – проговорил Вайно, сделав крошечный глоток арманьяка. – Фильм – чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь.
– Торжественное перезахоронение эсэсовца?! – переспросил Кейт. – В наши дни?! В Таллине?!
– Да, – подтвердил Вайно. – В наши дни. В Таллине. На мемориальном кладбище Метсакальмисту.
Сама мысль о том, что сегодня, в конце двадцатого века, в столице демократической Эстонии будут торжественно хоронить останки фашиста, показалась Кейту дичью. Кино – черт с ним, кто сейчас ходит в кино. Но это...
Вайно по‑своему расценил его замешательство.
– Вы правы в своих сомнениях. Если эта акция будет проведена национал‑патриотами, она вызовет митинги протеста, пикеты. Даже, возможно, попытки сорвать похороны. И не более того. А если это будет государственное мероприятие?
– Правительство на это не пойдет, – убежденно сказал Кейт.
– Добиться этого будет очень непросто, – согласился Вайно.
– Кабинет Марта Лаара на это не пойдет никогда, – повторил Кейт.
– Пойдет, – возразил Янсен. – Мы заявим, что в противном случае Национально‑патриотический союз выйдет из правящей коалиции. И кабинет министров отправится в отставку. Март Лаар не захочет расстаться со своим постом. Решение о перезахоронении Альфонса Ребане будет принято.
– И оно будет означать переориентацию всей политики Эстонии, – заключил Вайно. – Вдумайтесь, генерал: торжественное перезахоронение останков не какого‑то полковника никому не известного Эстонского легиона. Нет – командира 20‑й Эстонской дивизии СС, штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего рейха.
– Это может вызвать очень сильный взрыв возмущения русскоязычного населения, – признал Кейт. – Но не мало ли этого, чтобы разогреть обстановку до ситуации гражданской войны?
– Мало, – кивнул Вайно. – В этой браге не хватает дрожжей. Они будут. Вы совершенно правы, генерал: главная карта в нашей игре – Альфонс Ребане. Но очень важен и его внук – Томас Ребане. Чрезвычайно важен. Почему? Объясню. Но прежде скажу о другом. Членство Эстонии в НАТО – не самоцель. Это внутренняя стабильность, безопасность иностранных инвестиций, интеграция в европейскую экономику. Реализация разработанного нами плана чревата многими неприятностями и даже бедами и для эстонцев, и для русских, которые в общем‑то не виноваты, что по воле истории оказались на нашей земле...
– Виноваты, – перебил Янсен. – Их никто не звал в Эстонию. Они ехали сами. Они искали здесь сытой жизни. И чувствовали себя хозяевами. Но хозяева здесь мы. Им придется с этим смириться. Раз и навсегда. Им придется смириться с ролью бедных родственников, присутствие которых мы терпим. Но терпим лишь до тех пор, пока они уважают наши законы, наши традиции и наш язык!
– Успокойтесь, Юрген, вы не на митинге, – заметил Вайно. – Никто не ставит под сомнение вашу верность национальной идее. Мы все понимаем. И понимаем, что без жертв не бывает побед. Мы приведем нашу родину к благополучию не через десятилетия мучительного выползания из нищеты, а уже завтра.