И поэтому прилететь оттуда не мог. Что ты делала в Женеве?
– Училась.
– Долго?
– Долго.
– А я учился в Тарту. Правда, недолго, – припомнил Томас, и ему почему‑то вдруг стало так грустно, что пришлось выпить. – Твое лицо кажется мне знакомым. Но оно было не таким живым. Не в смысле неживым, а в смысле холодным. Таким, знаешь ли, мраморным. Хочешь мартини? – с надеждой спросил он. С надеждой, что не хочет. Потому что день только начинался, а в бутылке оставалось уже немного.
– Нет, – сказала она. – В семье достаточно одного пьющего.
Томас глубоко задумался.
– Ты мне нравишься, Рита Лоо, – поделился он с ней итогом своих раздумий. – Да, нравишься. По‑моему, ты хитрая штучка, но в тебе что‑то есть. И если ты будешь говорить просто и понятно, мы поладим. Про какую семью ты сказала?
– Про нашу.
– Про нашу. Это очень интересно. Разве я сделал тебе предложение? Раньше я за собой такого не замечал.
– Сделаешь.
– Заранее дезавуирую!
Она усмехнулась. И снова как‑то очень обидно.
– Ты не знаешь, от чего отказываешься.
– Почему не знаю? – обиделся Томас. – Я видел.
– Не все можно увидеть глазами.
– Рита Лоо! Я просил тебя говорить понятно! Глазами можно увидеть все! А чего нельзя увидеть глазами, того вообще увидеть нельзя! Потому что нечем.
Она засмеялась:
– Томас Ребане, я тебе завидую. Тебе столько еще предстоит узнать!
За дверью послышался какой‑то шум. Томас насторожился и на всякий случай убрал бутылку за кресло. Шум стих. Томас еще послушал, потом вполголоса спросил:
– Ты, случайно, не знаешь, эти люди, там... – Он неоп‑ределенно кивнул в сторону гостиной. – Что они делают?
– Сейчас? Не знаю. А вчера они вытаскивали твоих гостей и грузили в лифт.
– А они... кто?
– Твоя охрана. Только не спрашивай, для чего человеку нужна охрана. Она нужна, чтобы его охранять. Особенно если этот человек – национальное достояние. А теперь иди, – попросила она. – Я от тебя слегка угорела. Мне нужно привести себя в порядок, у меня сегодня много дел. Мы еще успеем наговориться. У нас впереди целая жизнь.
– Ты в этом уверена? – озадаченно поинтересовался Томас.
Она улыбнулась:
– Я на это надеюсь.
Томас не успел осмыслить ее слова. В дверь постучали.
– Войдите, – сказала Рита почему‑то по‑русски.
На пороге появился невысокий молодой человек. Кажется, тот, кто выходил в холл с пистолетом в руке. Сейчас на нем был серый пиджак букле, и кобуры с пистолетом не было видно.
– Доброе утро, Рита, – сказал он. – Извините за беспокойство. Привет, Фитиль. Уже два раза звонил какой‑то человек. Некий господин Мюйр. Он хочет с тобой встретиться. Говорит, что хорошо знал твоего деда. Во сколько ему приехать?
– Ни во сколько! – твердо отказался Томас. – Я не знаю никакого Мюйра. Если он знал моего деда, пусть напишет воспоминания и пришлет мне. Я ознакомлюсь.
– Он сказал, что у него есть важная информация. Важная для тебя.
– Мне не нужна важная информация. У меня и так много важной информации. Мне нужно время ее обдумать.
При упоминании фамилии посетителя Рита Лоо, как отметил Томас, нахмурилась, потом ненадолго задумалась, но тут же изобразила доброжелательность.
– Дорогой, ты не можешь отказываться, – промурлыкала она. – Ты не принадлежишь себе. Ты принадлежишь всей Эстонии.
Ты принадлежишь всей Эстонии. Передайте господину Мюйру, что господин Ребане примет его, как только приведет себя в порядок, переоденется и позавтракает. Надеюсь, дорогой, двух часов тебе хватит. Значит, в четырнадцать часов.
– Скажу. И еще. Твой водитель спрашивает, когда тебе понадобится машина.
– У меня есть водитель? – удивился Томас.
– Есть.
– А какая машина?
– "Линкольн". Лимузин, белый.
– Понимаю, – сказал Томас. – У меня есть пресс‑секретарь. У меня есть белый «линкольн». С водителем. У меня есть охрана. Вы, да?
– С каких пор мы на «вы»? – удивился молодой человек. – Потряси головой, Фитиль!
Томас потряс. И вспомнил.
– Я тебя узнал! – радостно известил он. – Ты – Муха. Точно? Ты бросил в бандитов мою водку. Очень метко бросил. Я бы так не смог. У меня бы не поднялась рука. Привет! Откуда ты взялся?
Молодой человек с недоумением посмотрел на него и укоризненно покачал головой:
– Тяжелый случай. Завязывай, Фитиль, с выпивкой. Точно тебе говорю тебе: завязывай. Ты сам потребовал, чтобы мы тебя охраняли.
– Нет, – подумав, проговорил Томас. – Я не требовал.
– Ты сказал, что боишься покушения. Со стороны русских экстремистов.
– Нет, – уверенно сказал Томас. – Я этого не говорил.
– А если вспомнить? Напрягись. Ты говорил это Янсену.
Томас еще подумал и повторил:
– Нет. Я не мог этого говорить. Потому что об этом никогда не думал. А раз не думал, то и не говорил.
– Господа, вы не могли бы продолжить беседу в другом месте? – вмешалась Рита Лоо. – Олег, проводите Томаса в его спальню. А водителю передайте, что машина будет нужна мне. Как, вы сказали, зовут человека, который хочет встретиться с Томасом?
– Мюйр. Матти Мюйр. Вы его знаете?
– Может быть. Таллин – маленький город. У нас все знают всех.
Пресс‑секретарь. Из Женевы. Белый «линкольн». Водитель. Охрана. И какая! Трое русских ребят, которых целый день не могли захватить вся полиция и все Силы обороны Эстонии. И не захватили бы, если бы он, не подумав, не привез их в сторожку под Маарду, о которой знал Юрген Янсен.
И полный гардероб костюмов. Три. Нет, четыре. И еще черный фрак. Или это смокинг? Если сзади фалды, то фрак. У смокинга фалд нет. Да, фрак.
Томас стоял в своей спальне и размышлял о том, что быть внуком национального героя Эстонии – это, оказывается, совсем не плохо. Спальня была такая же, как у Риты Лоо, только не белая, а в золотистых тонах. И такая же мебель. И такая же многоспальная кровать. И к ней тоже примыкала ванная. Черная.
Да, неплохо. Даже хорошо. Вот только сам герой немножечко не того. Но, как сказал один эстонский писатель: «Эстония маленькая страна, поэтому ей приходится заполнять свой пантеон разным говном». Он сказал не совсем так, но типа этого.
И чем же за все это придется платить?
Томас был не из тех, кто портит себе нервы проблемами до того, как они возникли. В конце концов, все люди смертны. И если все время об этом думать, что это будет за жизнь? Это будет не жизнь, а ожидание смерти.
И все‑таки была какая‑то неуютность.
Да что же этим долбаным национал‑патриотам от него нужно?
И еще одна мысль не давала Томасу покоя. Где он мог видеть Риту Лоо? Отчего ему знакомо ее лицо? Почему при попытке вспомнить словно окатывает какой‑то прохладой? Неживой. Музейной.
И он вспомнил. И похолодел. И снова его прошибло липким потом – тем потом, от которого обмывают покойников.
Он вспомнил, где видел это лицо.