Пока же ты катишься в пропасть, и, если ты не начнешь экономить, уже через пару месяцев тебе придется выставить «Версаль» на продажу. Я уверен, что ты должен сделать это сейчас, чтобы решить все проблемы разом, но Лиз, мне кажется, считает, что тебе трудно будет с ним расстаться.
– Продать мой «Версаль»?! – Куп расхохотался. – И после этого ты утверждаешь, что ты не сумасшедший?
Я прожил здесь уже больше сорока лет и, как ни мелодраматично это звучит, собираюсь умереть в этих стенах.
– Если ты будешь и дальше тратить деньги направо и налево, – мрачно заметил Эйб, – то твоему намерению умереть в этих стенах не суждено сбыться. Я говорил тебе об этом два года назад и повторяю сейчас. Ты должен что‑то сделать, иначе твой дом пойдет с молотка, и в его стенах умрет кто‑то другой. А ты умрешь под забором, как бездомный бродяга. Или в номере второразрядной гостиницы.
– Да‑да, я помню: ты действительно говорил что‑то подобное два года назад, но я‑то еще здесь, не так ли? Я не разорился, не попал в тюрьму, не… Похоже, Эйб, тебе пора принимать таблетки для поднятия настроения, а то ты глядишь на вещи слишком уж мрачно… – Куп часто шутил, что Эйб Бронстайн выглядит как гробовщик, да и одевается так же.
Конечно, он никогда не говорил этого вслух, во всяком случае, не при Эйбе. Подобные вещи всегда раздражали Купа, но он не хотел смущать Эйба обидными замечаниями.
– Вы серьезно насчет прислуги? – повторил он, поглядев сначала на Эйба, потом на Лиз, и секретарша утвердительно кивнула.
– Боюсь, Эйб совершенно прав, – сказала она. – Ты тратишь огромные деньги на зарплату прислуге, а положение таково, что… Я надеюсь, впрочем, что это только временно; пройдет сколько‑то месяцев, и ты снова начнешь зарабатывать большие деньги. Тогда ты снова сможешь нанять горничных, садовников, повара… – Лиз всегда старалась подбодрить Купа, подать ему надежду. Ей страшно было даже подумать о том, что может случиться, если он вдруг лишится иллюзий, которые составляли основу его жизни.
– Но скажите же мне, как может горничная, да еще из Сальвадора, справиться со всем хозяйством одна?! – воскликнул Куп, на лице которого появилось потрясенное выражение. Предложение Эйба по‑прежнему казалось ему абсурдным.
– Ей не придется справляться со всем хозяйством, если ты сдашь часть дома, – резонно заметил Эйб. – Это решает по крайней мере одну проблему.
– Подумай сам. Куп, – вмешалась Лиз, – ты не пользовался гостевым крылом почти два года, а флигель закрыт уже три года. – Она говорила таким голосом, каким матери уговаривают своих малышей расстаться со старыми игрушками или доесть кашу. – Ты и не заметишь, что там кто‑то живет!
– Но я вовсе не хочу, чтобы там кто‑то жил! – возразил Купер. – Почему я должен пускать в свой дом посторонних людей?
– Потому что ты хочешь сохранить «Версаль» – вот почему, – ответил Эйб. – В противном случае можешь с ним распрощаться. Я не шучу. Куп!
– Ладно, я подумаю, – уклончиво ответил Куп. Все, что до сих пор говорили Лиз и Эйб, он не воспринимал всерьез.
Интересно, размышлял Куп, что за жизнь у него будет, если старый скупердяй действительно уволит всех слуг? Кто будет гладить ему рубашки, чистить костюмы, убираться, ухаживать за садом, готовить?
– А что, готовить себе завтраки, обеды и ужины я теперь должен сам? – язвительно осведомился он.
– Судя по твоим кредитным карточкам, – холодно парировал Эйб, – ты слишком часто обедаешь и ужинаешь в ресторанах, чтобы этот вопрос действительно имел для тебя существенное значение.
Ты и не заметишь, что у тебя больше нет повара. То же касается и остальных. Ну а насчет уборки… Раз в месяц можно вызывать людей из бюро добрых услуг.
– Прекрасно! Может быть, лучше сразу обратиться в ближайшую тюрьму – пусть время от времени присылают нам команду заключенных. Это обойдется еще дешевле, Эйб! – В глазах Купа вспыхнул шутливый огонек, и старый бухгалтер в отчаянии воздел руки.
– С тобой просто невозможно иметь дело! – воскликнул он. – Ты совершенно не слушаешь, что тебе говорят. Положение отчаянное. Куп, я обязан принять меры. Я уже подписал чеки для слуг. Выходное пособие для всего штата составило кругленькую сумму, но это, к счастью, последняя трата.
– Я свяжусь с риелторским агентством в понедельник, – тихо добавила Лиз. Ей ужасно не хотелось еще больше расстраивать Купа, но выхода не было. Не могла же она сдать флигель и гостевое крыло без его ведома! В глубине души Лиз, впрочем, считала, что Эйбу пришла в голову очень неплохая идея. Куп редко пользовался гостевым крылом, а про флигель у ворот он вообще не вспоминал уже лет пять.
Между тем оба были прекрасно обставлены и могли приносить действительно неплохие деньги. Возможно, если Куп сдаст их, он в конце концов сумеет выкарабкаться, к тому же у него просто не было выхода, поскольку расстаться с домом было выше его сил.
– Ну хорошо, хорошо, – неожиданно согласился Купер.
Очевидно, он наконец воспринял вещи реально. – Можете сдать флигель и гостевое крыло, только смотрите, чтобы в моем доме не поселился какой‑нибудь маньяк‑убийца.
Кроме этого, у меня есть еще условие: никаких детей и собак. И вообще я хочу, чтобы моими арендаторами были женщины, привлекательные женщины, желательно – не старше двадцати восьми. Отсматривать кандидаток я буду сам… – Он ухмыльнулся, но Лиз поняла, что Куп почти согласен. Она была рада, что он не стал упрямиться, но про себя решила – нужно постараться поскорее найти жильцов, пока он не передумал.
– У тебя все? – спросил Куп у Эйба и поднялся, давая понять, что на сегодня с него хватит. В самом деле, у него давно не было подобных столкновений с реальностью, и он был сыт по горло. Лиз видела – ее патрону очень хочется, чтобы бухгалтер поскорее убрался. Эйб, по‑видимому, тоже решил, что перегибать палку не стоит.
– На сегодня все, – ответил он и тоже встал. – Постарайся не забыть мои слова. Куп. Обещай, что не будешь ничего покупать!
– Обещаю и даже клянусь. Буду ходить в дырявых носках и белье, лишь бы твоя душенька была довольна!
На это Эйб ничего не ответил, молча подошел к Ливермору и вручил ему конверты, которые предварительно достал из кейса, и попросил раздать их слугам. Всем им, не исключая самого дворецкого, предстояло искать себе новые места.
– Какой упрямый старикашка, – с улыбкой сказал Куп, когда Эйб вышел. – Должно быть, у него было трудное детство. Готов спорить: отец драл его ремнем за малейшую провинность, и он вымещал зло на мухах, обрывая им крылья. Бедный, бедный старина Эйб! Как, жаль, что он холост и у него нет никого, кто выбросил бы эти его ужасные костюмы!
– Он желает тебе только добра, Куп, – вступилась Лиз. – Я понимаю – разговор был нелегкий, но положение действительно угрожающее. Ты не волнуйся. В оставшиеся две недели я постараюсь как следует подготовить Палому. Быть может, Ливермор даже успеет научить ее следить за твоими костюмами.
– Меня просто в дрожь бросает, когда я думаю о том, что с ними теперь будет! Предупреди ее, по крайней мере, что мужские костюмы нельзя стирать в стиральных машинах и кипятить их тоже нельзя. Впрочем, вряд ли от ваших этих действий будет толк… – Куп обиженно фыркнул.