Пусть помнит, нельзя служить в одно и то же время князю и народу… Этого человека ты должен укоротить прежде других, потому как, пока жив Коснячко, ни я, ни ты в Киеве долго не засидимся.
С этими советами Изяслав отправил своего сына в Киев, и киевляне широко распахнули перед ним городские ворота.
Прежде всего Мстислав приказал дружине занять ворота Золотые, Ляшские и Кожемякские, затем потребовал от киевлян сложить оружие. Этому последнему требованию народ легко подчинился, так как вернувшиеся послы объявили о таком решении на вече.
Покончив со сдачей оружия, Мстислав принялся за кровавую расправу: никто из киевлян, имевших положение или богатство, не избегнул его рук. Наказывал и правых и виноватых. Если это был боярин, Мстислав казнил его из опасения нажить врага; если же это был богач, казнил, чтобы его имуществом пополнить истощившуюся княжескую казну. Такова была его справедливость.
Настал наконец черед и воеводы Коснячко. Старик спокойно ожидал очереди. В его хоромах царила такая зловещая тишина, какая обыкновенно бывает перед бурей.
Однажды утром Людомира сидела подле отца на вышке и разговаривала с ним потихоньку, как бы предчувствуя что-то ужасное.
— Ах, тятя! — сказала она. — Чем все это кончится?..
— Одному Богу известно! — отвечал старик.
Девушка тревожно прижалась к груди отца.
— Теперь в городе как на поле брани, — говорила Люда. — Куда ни посмотришь, везде трупы… Откуда бы ни слышался какой-нибудь голос, это непременно плач родных, стон недобитых и умирающих… Вороны летают стаями, каркают…
— Видно, Господь послал нам это несчастье за наши прегрешения. Его надо молить, чтобы сменил гнев на милость, дитятко мое!
В эту же минуту послышался голос человека, кричавшего в оконце у ворот:
— Отоприте ворота! Посол от князя Мстислава!
Отрок, стоявший у окна, доложил о том воеводе. Старик спокойно поцеловал дочь в голову, покоившуюся на его груди, и сказал отроку:
— Отопри ворота и проси послов в гридницу.
Люда обняла отца за шею, в глазах ее была мольба:
— Не ходи, тятя, не ходи… Этот посол предвещает нам несчастье.
Воевода погладил девушку по щеке.
— Успокойся, моя ласточка! Худшего несчастья, чем позор, я не дождусь.
И он спокойно спустился вниз. В ворота въезжал вооруженный отряд из десятка дружинников Мстислава; Коснячко взглянул на них с рундука и тотчас догадался, какие это были послы.
Один из них подошел к воеводе и дерзко сказал:
— Князь прислал меня за тобою, он просит тебя пожаловать на княжеский двор.
В это время в окошечко выглянула Добромира и, всплеснув от ужаса руками, громко крикнула:
— Славоша!
Голос ее звучал такою тревогою и почти отчаянием, точно это имя предвещало несчастье.
Она поспешно сбежала вниз.
Воевода окинул проницательным взглядом весь отряд; дружинники в свою очередь смотрели на воеводу вызывающе.
— Хорошо, — спокойно отвечал воевода, — сейчас буду к вашим услугам, только зайду в горницу и прихвачу меч и шапку.
Возглавлявший отряд Славоша, которого так испугалась Добромира, зло улыбнулся.
— Не надо, воевода, — сказал он. — Все равно во время танца придется снять и меч и шапку.
— Не наряжайся для князя, — отозвался другой, — князь и так узнает, он добрый… подарит тебе новый кафтан и наградит соболями…
Славоша кивнул головою, и в тот момент двое дюжих конюхов подскочили к воеводе, схватили его под мышки и потащили.
— Иди же, воевода! Уж и конь для тебя оседлан.
Воевода взглянул на них с презрением, но не сопротивлялся.
— Да будет воля Всевышнего! — сказал он. — Знаю, на какой пир ведете меня.
При этом он подал знак головою Добромире.
Сцена эта произошла возле рундука, и Люда, хотя и смотрела в оконце, не могла видеть ее из-за крыши; к ней лишь долетали оскорбительные слова в адрес отца. Послушная его воле, она сидела на вышке и плакала.
Добромира, стоя в дверях, молча наблюдала за этой сценой, вызвавшей на ее глазах бессильные слезы. Заметив знак воеводы, она поняла его желание и послала служанку за Людомирой.
Испуганная служанка вбежала в светелку Люды и бросилась со слезами к ее ногам.
— Воеводу увозят на княжий двор! — простонала она.
Людомира бросилась на рундук.
У воеводы уже были связаны руки, и он сидел на коне; лицо его, однако, было спокойно и покорно. Весенний ветерок развевал его седые волосы на голове и бороде.
Люда подбежала к нему и прильнула к отцовским ногам.
— Тятя! Мой бедный тятя! Куда же тебя везут? — закричала она, обхватив его ноги.
Славоша отдернул ее руку от стремени.
— Прочь, — мягко сказал он, — потом узнаешь.
— На пир зовут к князю, — ехидно прибавил другой.
Людомира, казалось, не слыхала этих насмешек и, держась за стремя, с отчаянием восклицала:
— Ах, тятя, тятя!
Добромира не могла больше сдержать гнева; она сбежала с рундука и стала между Людою и конем, на котором сидел воевода.
— Живодеры княжеские! — крикнула она, обращаясь к конюхам и поднимая сжатые кулаки. — Палачи! Вы не умеете уважать ни седин старца, ни слез ребенка! Погодите! Придет и ваша очередь…
— Замолчи, старая ведьма! — крикнул на нее Славоша, подскочив и схватив ее за горло. — А не то я сейчас отправлю тебя ко всем чертям.
Добромира барахталась в руках конюха и глухо хрипела:
— Палачи!.. Живодеры!.. Мясники!..
Старый Коснячко смотрел в немом молчании на плачущую дочь. Лицо его выражало неизъяснимую боль, какую может чувствовать только родительское сердце. Две крупные слезы скатились по его старческим щекам.
— Не плачь! — сказал он ей ласково. — Отведи ее в светелку, — прибавил он, обращаясь к Добромире, — спасибо тебе… Сидите дома и ждите моего возвращения…
Хотя воевода предчувствовал, что не вернется домой, тем не менее утешал Люду, но девушка продолжала стоять.
— Нет, я пойду за тобою! — сквозь слезы говорила она.
Воевода сурово посмотрел на нее и решительно ответил:
— Сиди дома!.. Слышишь!..
Конюхи насильно оторвали ее от ног отца, и отряд двинулся в путь.
У ворот дома воеводы собралось множество народа, который печально и участливо смотрел на сцену, происходившую во дворе. Люди, еще так недавно кричавшие на вече, теперь стояли в немом молчании, провожая бедного воеводу лишь взглядом. Они тяжело вздыхали, не смея выразить своего негодования или сочувствия. Они ожидали той же участи.
Воевода, проезжая мимо своего дома, оглянулся еще раз на окошечко, у которого стояла Людомира, глядя, как отряд увозил ее отца на княжий двор, и кивком головы послал ей последний привет…
Мстислав сидел со своими дружинниками на террасе княжеских палат и ожидал прибытия воеводы. Когда отряд, конвоировавший воеводу, въехал во двор и остановился возле террасы, Мстислав встал и, сделав несколько шагов вперед, с насмешкою сказал:
— Отец приказал поблагодарить вашу милость за оказанную ему услугу… и… спросить, почему вы не привезли митрополита Георгия, когда отец послал вас за ним с дружиною?
И молодой князек, лихо подбоченясь, с вызывающей и презрительной миной ждал ответа.
Воевода со связанными руками по-прежнему сидел на коне. Его задел оскорбительный тон князя, и он холодно ответил:
— Дал бы я тебе ответ, да не много тебе с него будет корысти. Не умеешь ты уважать старость, так не сумеешь уважить и правду!
Мстислав надменно произнес:
— Воевода! Я не для того приказал привести тебя, чтобы слушать твои советы и наставления, а только для того, чтобы узнать правду.