Между горбами его сверкала ярко-
красным платьем девушка, которую он видел в кочевье Будакена на связанном верблюде.
Но теперь за верблюдом несся всадник в остроконечном башлыке и темной одежде. Он пытался схватить и стащить девушку.
Та отчаянно кричала и отбивалась:
- Степь, укрой меня! Степь, спаси меня! Смерть хочет выколоть мои глаза...
Спитамен сзади приближался к всаднику. Он видел мелькавшие в скачке копыта чалого коня, широкую коричневую спину скифа, его полосатые
штаны, перехваченные у лодыжек ремешками. Рука скифа ловила красную одежду девушки, но та с визгом размахивала бронзовой длинной шпилькой,
пытаясь ударить его по руке.
- Ты не убежишь от меня, поганка! - кричал хрипло всадник. - Теперь тебе конец!..
Тогда сыромятный аркан Спитамена снова пролетел в воздухе и захлестнул голову скифа, который слетел с чепрака, взмахнув руками, и грузно
упал на песок. Некоторое время он волочился по песку за вороным конем Спитамена, ошеломленный и полузадушенный. Спитамен перерезал ремень и,
оставив скифа лежать на песке, бросился дальше за верблюдом. Чалый конь без всадника понесся в сторону и исчез, мелькнув за барханами.
- Улала! - крикнул Спитамен в знак дружеского приветствия. - Какого ты рода, девушка?
- Машуджи! <М а ш у д ж и - род одного из племен амазонок, живших в древности в степях близ Оксианского (Аральского) моря.> - крикнула
беглянка.
Она оглянулась. Ее голова была закутана малиновым платком, из-под которого виднелись черные глаза с прямой линией бровей.
Спитамен знал, что "машуджи" - это боевой клич племени женщин, живших особыми кочевьями на севере, близ Оксианского моря. Они пользовались
почетом у соседних племен как живущие по особо строгим законам. Нападение скифа, только что им сброшенного, на женщину этого племени считалось
преступным по законам кочевников.
Вороной догнал бегущего верблюда и продолжал скакать рядом.
- Он хотел убить меня. Это слуга князя Гелона. Но ты не тронешь меня?
Помоги мне бежать. Я родилась свободной и хочу вернуться к своим шатрам. Томирис покосилась на охотника, приподняв руку, из которой
высовывалось острое жало бронзовой шпильки.
- У Горьких колодцев, на перекрестке дорог, недалеко от каменного идола Афрасиаба, стоит шатер Спитамена. Там живет моя мать, и она приютит
тебя, - сказал Спитамен.
- Но ты дашь мне свободу? - закричала в ответ девушка. - Или ты тоже хочешь надеть на меня цепь невольницы?..
Слова их терялись в свисте ветра. Они оба продолжали нестись рядом грузный сопевший верблюд и легкий вороной конь.
Спитамен воскликнул:
- Спитамен беден, но свободен! В моем стаде только десять овец. Но Спитамен не кланяется князьям, он друг скованных цепями. Ты найдешь в
моем шатре лепешки и овечий сыр. Полог моего шатра всегда будет открыт, если ты захочешь уйти из него.
Девушка подумала несколько мгновений.
- Я не знаю, говорят ли твои слова правду о моем спасении или это мурлыканье хитрого тигра, желающего разорвать меня. Но я хочу поверить
тебе: ты крикнул мне привет вашего рода. Я поеду к Горьким колодцам и буду искать там шатер Спитамена.
Охотник указал рукой:
- Ты сейчас едешь правильно, на юг.
Скоро ты увидишь вышку, покрытую костями и хворостом. Поезжай от нее дальше широкой тропой, ты увидишь
там идола Афрасиаба и мой шатер.
Спитамен завернул вороного и направился, не уменьшая бега, не к кочевью Будакена, а на восток - к тонкой линии тополей, растущих вдоль
берега Яксарта. Мимо него пронеслись холмы, покрытые искривленными стволами саксаула. Иногда из-под ног вылетали куропатки, скакали в сторону
зайцы, а он видел перед собой только черные брови, соединенные синей полосой, и его губы шептали:
- Алое солнце залило лучами твои золотистые руки, поднявшиеся завязать шестнадцать кос, и я сказал себе: "Вот утренняя звезда, которую я
сниму с неба!" Но смерть несется за моими плечами, и мне осталась только половина дня...
НА БЕРЕГУ ЯКСАРТА
Тополя и лозняк купают свои ветви в стремительно текущих мутных водах Яксарта. Река подмывает берег, и некоторые деревья держатся на
корнях, наклонившись над рекой, вода в которой кружится, скользит и быстро проносит ветки, солому и коряги.
Там, где река изогнулась, образовав зеленый поемный луг, в траве и камышах рассыпаны сотни две лошадей. Одни из них ходят вокруг вбитых в
землю приколов, другие стреножены и, подпрыгивая, медленно ковыляют с места на место.
Большая часть лошадей мелки, тощи. Спины их покрыты кусками войлока или выцветшей дерюги. Здесь не видно нарядных аргамаков, цветных
чепраков и серебряных украшений.
Когда вороной Спитамена показался из-за бугра и пронзительно заржал при виде лошадей, из-под тополей выбежали несколько скифов в
остроконечных шапках.
- Шеппе-Тэмен, ты с нами? Здравствуй, Шеппе-Тэмен! - кричали грубые голоса, и несколько саков, с горящими черными глазами, с длинными,
падающими на плечи волосами, схватили потного, взмыленного жеребца и привязали к дереву. - Здесь уже кричали, что ты продался Будакену, что он
купил тебя своим конем!..
Спитамен взобрался на толстый ствол упавшего тополя. Перед ним на склоне берега, тесно прижавшись друг к другу, сидело множество кочевников
в различных одеждах. У одних широкие полосатые шаровары подхвачены у щиколоток ремешками. Другие завернули шаровары выше колен, их одежда еще
мокра: они переплывали реку с другого берега.
Спитамен заговорил:
- Будакен не мог меня купить. Я с бою взял его Буревестника. Будакен разжирел, он дружит с князьями, он выдает дочь за князя. Он потерял
счет своим баранам. Но один ли он ходил в походы или вместе с нами? Один ли он дрался, или все мы выручали его в боях и теряли свои головы?
- Верно, верно! Кто же этого не знает! - раздавались голоса.
- Почему растут его стада? - продолжал Спитамен. - Потому что у нас они убывают. Сколько слуг у него - и все присматривают за его
богатством.
Если он даст кому-либо корову, то на другой год надо вернуть ему и корову и теленка.
- Но что же делать? Будакен силен и богат, и все князья заодно с ним.
- А разве вы забыли все старые обычаи, что всякий работник, всякий слуга свободен и может уйти от хозяина, если двадцать один воин захочет
образовать свой отдельный род, прокричать свой боевой клич, поселиться отдельным кочевьем?
- Но как же мы начнем свой новый род? - закричал тощий старик с седой козлиной бородой. - У нас не хватает скота, чтобы прокормить молоком
и сыром наших детей.