И в такие минуты я себя тем утешаю, что если здесь не
дождусь одного-двух парнишек, там они у меня непременно будут и, как положено, в войске небесного гетмана, святого Михаила Архангела, станут
служить и стяжают славу в походах против адской нечисти и до высоких дослужатся званий.
Тут расчувствовался благочестивый христианский рыцарь от собственных слов и мыслей и снова возвел очи к небу, но Заглоба слушал его
рассеянно, не переставая сердито моргать, и в конце концов так сказал:
- Гляди не прогневи всевышнего. Ты гордишься, что умеешь угадывать намеренья провидения, а это, возможно, грех, за который быть тебе
поджарену, как гороху на горячем поду. У господа нашего рукава пошире, чем у краковского епископа, но он не любит, когда туда заглядывают,
любопытствуя, что там у него для людишек приготовлено, и все равно по-своему распорядится, ты ж лучше занимайся своим делом; ну, а коли вы о
потомстве мечтаете, вам не разлучаться, а вместе держаться надо.
Услыхав такое, Бася от радости выскочила на середину комнаты и запрыгала, как ребенок, и в ладоши захлопала, повторяя:
- Ну что! Вместе надо держаться! Я так и знала, что твоя милость за меня будет! Так и знала! Едем в Хрептев, Михал! Хоть разок возьмешь
меня бить татар! Один разочек! Дорогой мой! Золотой!
- Ты только погляди, сударь! Уже ей в набег захотелось! - воскликнул маленький рыцарь.
- Потому что рядом с тобой мне целая орда не страшна!..
- Silentium <Тишина (лат.).>, - сказал Заглоба, следя восхищенными глазами, а вернее восхищенным глазом, за Басей, которую любил безмерно.
- Надеюсь, что Хрептев, докуда вовсе не так уж далеко, не единственное сторожевое поселенье на границе с Диким Полем.
- Нет! Гарнизоны и дальше будут стоять: в Могилеве, Ямполе, а последний - в Рашкове, - ответил маленький рыцарь.
- В Рашкове? Знакомые места... Мы оттуда Елешку Скшетускую увозили, из валадынского яра, помнишь, Михал? Помнишь, как я монстра этого
зарубил, Черемиса, - дьявола, который ее стерег? Но коль скоро последний praesidium <Гарнизон (лат.).> в Рашкове будет стоять, они там, если
Крым зашевелится или турки силы начнут собирать, сразу об этом прослышат и в Хрептев дадут знать, а стало быть, и бояться особо нечего, врасплох
на Хрептев не напасть. Ей-богу, не понимаю, почему бы тебе Баську туда не взять? Серьезно говорю, а ведь ты знаешь, я старую свою башку готов
положить, лишь бы с гайдучком моим не приключилось худого. Бери Баську! Обоим пойдет на пользу. Только пусть пообещает, что в случае большой
войны без спору позволит себя хоть в Варшаву отослать. Начнутся жестокие бои, набеги, осада лагерей, а возможно и голод, как было под Збаражем,
- рыцарю нелегко будет жизнь сохранить, не то что особе женского полу.
- Мне рядом с Михалом и смерть не страшна, - ответила Бася, - но я тоже не дурочка, понимаю: что нельзя, то нельзя. Впрочем, Михала воля,
ему решать. Он ведь уже ходил в этом году с паном Собеским в поход, а я разве просилась с ними ехать? Нет. Ладно, будь по-вашему. Только сейчас
не запрещайте с Михалом в Хрептев идти, а начнется большая война - отсылайте куда заблагорассудится.
- Пан Заглоба тебя в Полесье, к Скшетуским отвезет, - сказал маленький рыцарь. - Туда турчин не доберется!
- Пан Заглоба! Пан Заглоба! - передразнил его старый шляхтич. - Войский <См. прим.> я вам, что ли? Ох, не доверяйте своих женушек пану
Заглобе, как бы боком не вышло.
- Войский <См. прим.> я вам, что ли? Ох, не доверяйте своих женушек пану
Заглобе, как бы боком не вышло. И потом, если будет война с турчином, неужто, по-твоему, я за полесскую печь спрячусь да за хлебами стану
смотреть, чтоб не подгорели? Я пока еще не кочерга и для чего другого сгодиться могу. На коня с табуретки сажусь, assentior! <Согласен! (Лат.)>
Но коли уж сяду, поскачу на врага не хуже любого юнца! Ни песок, ни опилки еще, слава богу, из меня не сыплются. В стычки с татарами не полезу,
по Дикому Полю рыскать не буду, потому как не гончий пес, но в генеральном сражении держись подле меня, коли сумеешь, - немалых насмотришься
чудес.
- Еще тебя в сечу тянет?
- А ты думаешь, мне не захочется славной смертью в конце славного жизненного пути почить после стольких-то лет службы? Что может быть
достойней? Ты пана Дзевенткевича знавал? Выглядел он, правда, лет на сто сорок, но было ему сто сорок два, и еще служил в войске.
- Не было ему столько.
- Было, чтоб мне с этого табурета не встать! На большую войну я иду, и баста! А покамест еду с вами в Хрептев, так как в Баську влюблен!
Бася вскочила, сияя, и бросилась обнимать Заглобу, а он только нос кверху задирал, повторяя:
- Крепче! Крепче!
Но Володыевский еще раз хорошенько все обдумал и лишь после этого дал ответ.
- Никак нельзя нам всем сразу ехать, - сказал он. - Там сущая пустыня и даже худого крова не найти. Я поеду вперед, пригляжу место под
майдан, крепостцу надежную выстрою и дома для солдат, а также конюшни, чтобы благородные скакуны наших рыцарей от переменчивой погоды не
захирели; колодцы вырою, дорогу проложу, яры, сколько смогу, очищу от разбойного сброда, а уж тогда милости просим; пришлю за вами надлежащий
эскорт. Но недельки хотя бы три подождать придется.
Бася попыталась было протестовать, но Заглоба, признав слова Володыевского справедливыми, сказал:
- Дело говоришь! Мы тут с тобой, Баська, пока похозяйничаем, и будет нам совсем не худо. Да и запасец кой-какой приготовить надо: вам
небось и невдомек, что меды и вина нигде лучше, чем в пещерах, не сохраняются.
ГЛАВА XXII
Володыевский сдержал слово - в три недели закончил строительные работы и прислал отменный эскорт: сотню татар из хоругви Ланцкоронского и
сотню Линкгаузовых драгун, которых привел пан Снитко, герба Месяц на ущербе. Татарами командовал сотник Азья Меллехович, родом из Литвы - совсем
еще молодой, лет двадцати с небольшим. Он привез письмо от маленького рыцаря, который писал жене нижеследующее:
“Возлюбленная моя Баська! Приезжай поскорее: без тебя я как без хлеба и, ежели до того времени не зачахну, розовое твое личико совершенно
зацелую. Людей посылаю предостаточно и офицеров опытных, однако среди всех выделяйте пана Снитко и в общество свое допустите, ибо он bene natus
<Хорошего рода (лат.).>, и человек состоятельный, и к товариществу принадлежит, Меллехович же, хоть и добрый солдат, но бог весть какого роду-
племени. Нигде, кроме как у татар, он бы офицером не мог стать - в любой иной хоругви всяк, кому не лень, ему б imparitatem<Здесь: презрение,
незаслуженное отношение (лат.).> выказывал. Обнимаю тебя крепко-прекрепко, рученьки и ноженьки твои целую. Фортецию я поставил из кругляшей
преотличную; очаги сложили на славу. У нас с тобою несколько комнат в отдельном доме.