Жесткий устав, регламентированный распорядок дня, железная дисциплина, обязанности ежедневно трудиться в меру сил и способностей не позволяли членам обители опускаться физически, дичать умственно и нравственно, что являлось уделом большинства свободных анахоретов: ведь далеко не каждый из них обладал достаточно твердой волей и силой духа. И на примере отшельнической жизни своих героев Эберс убедительно показывает, как мучительно трудно, а подчас и невозможно бывает человеку навсегда разорвать многочисленные нити, связывающие его с цивилизацией. Даже юноша Ермий, практически всю свою сознательную жизнь проведший в пустыне, поначалу инстинктивно, а потом осознанно тянется к большому миру, ко всему тому, чего он был лишен вопреки собственной воле и что представляется ему более необходимым и нужным. Он решительно порывает с анахоретством. Не менее решительно отрекается от своего показного, как оказалось на поверку, смирения Стефан, который «18 лет благословлял своего злейшего врага» и почти убедил себя в том, что окончательно простил его. Однако, неожиданно снова столкнувшись с Фебицием лицом к лицу, без колебания отдал вечное блаженство там, на небесах, за краткий миг упоения праведной местью здесь, на грешной земле.
Самый непоколебимый из героев романа Павел находит в себе стойкость и мужество пронести свой крест до конца. Хотя как никто иной в силу своего интеллекта и образованности сознает тщету усилий пустынножителей в одиночку противостоять вечному зову жизни и инстинктивным порывам плоти. «Мы, глупцы, бежим в пустыню, чтобы забыть мир, а мир этот следует за нами по пятам! Где те ножницы, которыми можно было бы отрезать тень от наших ног? Какая молитва могла бы совершенно отрешить от плоти нас, во плоти рожденных?» – спрашивает себя этот бывший греческий аристократ и язычник, но даже как праведник не находит ответа на свой вопрос.
Пожалуй «Homo sum» – один из немногих романов Эберса, в котором мужские персонажи заметно выигрывают по сравнению с женскими. На сей раз писатель не особо расщедрился на слова и краски при создании портретов обеих героинь-язычниц. Сосредоточив внимание читателя на чисто внешних достоинствах Сироны – женственности, безупречности достойных резца ваятеля форм, доброжелательности и веселом нраве, а также особо подчеркнув ее поистине ангельское терпение, Эберс несколько глубже раскрывает психологию поведения и поступков рабыни-пастушки. Мириам движет единственное всепоглощающее чувство – любовь. Отвергнутая любовь раздувает пожар ревности в душе гордой девушки, толкая ее на безрассудную месть Ермию, однако то же самое всепоглощающее чувство заставляет Мириам без колебаний броситься в объятия смерти для спасения своего любимого. Этот жертвенный акт возносит юную язычницу на пьедестал мученицы в глазах всех христиан, и в первую очередь в глазах Ермия, слишком поздно осознавшего, какую возвышенную душу он столь безрассудно холодно от себя оттолкнул, вовремя не сумев постичь, сколько преданности и нерастраченной нежности вмещало обездоленное девичье сердце, согретое ответной лаской лишь при своих последних, уже предсмертных ударах…
Следующий роман «Серапис» переносит читателя в Александрию 391 года, то есть всего на каких-нибудь шесть десятилетий вперед. В течение этого ничтожного по историческим меркам срока христианство продолжало свое неодолимое движение по пути превращения из религии общеимперской в религию мировую, причем путь его оказался не столь благополучен и легок, как можно было бы надеяться после претворения в жизнь многих решений Никейского собора. На этом пути новую религию еще ожидали взлеты и падения, торжество побед и горечь утрат.
С сороковых годов IV века все явственнее проявляются и приобретают политическую окраску религиозные разногласия внутри христианства. Ожесточенные споры, начинающиеся как диспуты, зачастую завершались настоящими побоищами, порой до предела накалявшими и без того непростую политическую обстановку. Немудрено, что в таких условиях император Флавий Клавдий Юлиан предпринял серьезную попытку реставрации язычества.
Путь этого неординарного, богато одаренного многими талантами правителя к вершинам власти был непрост. Константин Великий в своем завещании разделил империю между своими сыновьями Константином, Констанцием и Константом. В разгоревшейся многолетней борьбе за единодержавие многочисленный род Константина Великого был изведен почти подчистую, и верховная власть с 351 года сконцентрировалась в руках среднего брата Флавия Юлия Констанция II (317 – 361), властителя жесткого, коварного и беспринципного.
По воле случая в династической борьбе также уцелел двоюродный брат Констанция II Юлиан. Этот молодой человек, племянник Константина I и внук Констанция Хлора, родился в 332 году в Константинополе, получил отличное образование и строгое христианское воспитание. В юности он увлекся языческой литературой и философией и под влиянием своего учителя неоплатоника Максима втайне обратился к язычеству. Молодость Юлиан провел в фактической ссылке, поскольку подозрительный Констанций не без оснований видел в нем возможного соперника своей власти. Тем не менее, до предела загруженный восточными делами император все-таки в 355 году был вынужден воспользоваться услугами 23-летнего двоюродного брата, назначив его наместником Галлии и Британии и отправив на рейнскую границу отражать очередное нападение германских племен. Неискушенный в государственных делах, Юлиан неожиданно даже для самого себя проявил недюжинные организаторские способности и к тому же оказался весьма толковым и храбрым полководцем. Он вытеснил непрошенных агрессоров за Рейн и быстро навел порядок в имперской администрации Галлии. Авторитет Юлиана сразу возрос, и когда спохватившийся Констанций в 361 году с целью ослабления сил западного цезаря под предлогом усиления своей армии – он вел войну с персами – потребовал переброски значительной части галльских войск на Восток, солдаты взбунтовались и провозгласили Юлиана в Лютеции (Париж) августом Запада. Констанций II поспешил заключить с персами мир и во главе своих войск двинулся на запад, однако внезапная смерть в пути помешала ему лично разобраться с новоявленным августом.
Став единственным повелителем, Юлиан попытался улучшить положение страны, провел реформы финансовой и налоговой системы, усовершенствовал почту, приступил к реформе армии. И все-таки основной целью своей деятельности, основной своей задачей считал он возврат к язычеству и без промедления принялся за осуществление этой нелегкой задачи. Уже в 361 году началось повсеместное возрождение древних храмов и возвращение им конфискованных земель. Церковь лишилась государственных дотаций, христиане не допускались к высшим постам в армии и к преподавательской деятельности на всех уровнях. Этим, пожалуй, и исчерпывались «репрессии» в отношении христиан, ибо, человек в высшей степени гуманный, Юлиан положил в основу своей религиозной политики не принцип насилия, а «идею терпимости». Средствами своей борьбы избрал он не оружие, солдат и топор палача, а открытую полемику и свободную пропаганду. Он много и охотно писал; его литературная палитра поражает разнообразием форм, отточенностью стиля и богатством языка. В этом удивительном человеке гармонично сочетались монарх, первосвященник, философ и ритор.