Правда, возводили Сарай-Бату и Сарай-Берке мастера, доставленные из Рума, с Кавказа, из Египта и Руси, но руководили строительством хорезмийцы из города Ургенча.
Став ханом, Узбек сделал своею столицей Сарай-Берке, назвав его Сарай-ад джадид (Новый Сарай). Подражая предшественникам и желая еще больше прославить свое имя, Узбек-хан велел построить новый дворец, мечети и медресе. Он хотел, чтобы его столица походила на Ургенч. Краски и не знающие себе равных по красоте изразцы для отделки зданий везли из Медины и городов Хорезма.
В Сарай-Берке появились рабаты, караван-сараи, ханаки для приезжих мастеров и купцов. Купцы вели свои торговые дела, ремесленники имели возможность заниматься тем, что каждый умел и на что был способен. И уже не привозные, а собственные изделия преобладали на ордынских базарах. Учитывая вкусы кочевников, ремесленники изготавливали для них керамическую посуду, золотые и серебряные украшения, оловянные зеркала и медные кувшины.
Но не только ремесленников и купцов собирал в Орде Узбек-хан. Приехали сюда из Хорезма ученые люди и те, кто обладал знаниями и умением управлять государством. Узбек-хан верил им и назначал правителями золотоордынских городов. Так, городом Азак-Тана[1] правил эмир Мухаммед ходжа Аль-Хорезми, выходец из Ургенча. Золотоордынские беки, эмиры и нойоны становились частыми гостями в медресе и ханаках у правоверных мусульман, выходцев из Хорезма. В беседах с образованными людьми узнавали они многое из того, что удивляло их и заставляло по-иному видеть мир. Нередко гостем хорезмийцев бывал и сам Узбек-хан. Особенно любил он посещать ученого шейха Номодана.
Немалую роль в сближении Золотой Орды и Хорезма сыграл наместник Узбек-хана в Ургенче эмир Кутлук Темир. Решительный и смелый, он не только помог Узбеку в свое время стать ханом, но когда началась грызня других потомков Чингиз-хана за трон, он без всякой жалости расправился с двенадцатью эмирами и султанами. Кутлук Темир постоянно подогревал религиозные чувства Узбека и сам, будучи неграмотным, ревностно заботился о том, чтобы в хан-скую ставку отправлялись новые книги, написанные учеными людьми Ургенча или привезенные из чужих земель. Самое лучшее слал эмир в Золотую Орду. Узбек-хан, подозрительный к другим, искренне любил Кутлук Темира и всегда рад был встречам с ним.
В прошлом году эмир заболел и не смог, как обычно, побывать в Орде. Кроме того, до Узбека дошли слухи, что во владениях Кутлук Темира неспокойно. Хан не придал слухам значения, так как хорошо знал эмира и был уверен, что если что-то и произойдет, Кутлук Темир найдет способ, чтобы расправиться с непокорными и установить в землях Хорезма тишину и порядок. И все-таки необъяснимое беспокойство не покидало Узбека. Хан не любил писем. А прибывающий сегодня караванбаши был из тех немногих, кому Узбек доверял. Его слово имело равную цену с золотом.
Была и еще одна причина, заставлявшая хана с нетерпением ожидать караван. Ее он прятал глубоко в сердце, но, помимо его воли, мысль всплывала в памяти, и тогда портилось настроение, накатывалось раздражение. Это случилось вскоре после того, как он стал ханом. Узбек ненадолго приехал в Хорезм. И однажды, возвращаясь с охоты с берегов Джейхуна, остановился на ночлег в ауле рода тама.
Хан был молод, горяч и не хотел сдерживать своих желаний. Ночью он пробрался в юрту к понравившейся ему дочери аульного аксакала и, переборов ее сопротивление, овладел девушкой. Юный хан остался доволен проведенной ночью и, уходя на рассвете, пообещал в скором времени прислать сватов и сделать девушку младшей женой.
Время было беспокойное. Хан еще нетвердо сидел на троне, а Золотая Орда содрогалась от интриг и стычек между чингизидами. Приходилось больше думать о сохранении головы и трона, чем о любовных утехах.
В походах и сражениях забыл Узбек о данном им обещании.
Не забыла только она. Вскоре ему стало известно, что девушка беременна. Терпеливо, боясь побеспокоить хана, ждала она сватов, веря, что он все-таки пришлет за нею своих людей.
Но время шло, и о том, что девушка беременна, стало известно всему аулу. Гневу родственников не было предела — велик был позор. В ярости отец был готов убить дочь, но потом, когда гнев утих, он велел отправить дочь в аул ее матери.
Прошел положенный срок, и на свет появился мальчик. Тело его было крепким, а голос громким и требовательным. Родственники, узнав, что ребенок рожден от хана, не посмели его убить. Они поставили для молодой женщины отдельную юрту и зажгли для нее отдельный очаг. Женщина была красивой, и, несмотря на то, что родила ребенка без мужа, многие хотели взять ее в жены, но она не пожелала никого видеть рядом с собой.
Обо всем этом Узбек узнал через три года. Сожаление о невыполненном им обещании растревожило сердце. Но не мог могущественный хан взять в жены женщину, которая родила ребенка, не имея мужа. Что из того, что Узбек знал, чей он? Людям прошлого не объяснишь. Имя хана должно всегда оставаться в чистоте, и подданные должны произносить его с тайным трепетом, а не с ехидной улыбкой.
Узбек рассказал о случившемся Кутлук Темиру и повелел ему позаботиться о женщине и ребенке. Эмир сделал так, что хан смог тайно увидеть своего сына. Мальчик удивительно походил на Узбека, и тот, растроганный, велел сообщить его матери, что, как только ребенок подрастет, его заберут во дворец и воспитают из него знатного человека и отважного воина.
С горькой усмешкой отнеслась женщина к словам хана, но в народе говорят, что обещание — это уже половина дела. Оставалось надеяться и ждать, что, быть может, на этот раз хан исполнит то, о чем говорит.
Благодаря заботам Кутлук Темира мать и сын ни в чем не знали нужды. Мальчик рос здоровым и крепким, и настало то время, когда люди стали называть подростка джигитом.
Нынешней осенью Узбек собирался забрать его в Орду, но из Хорезма пришло печальное известие, что мальчик неожиданно умер. Кутлук Темир сообщил, что в его кончине виновата болезнь. И впервые хан не поверил в правдивость слов своего эмира. Он не мог объяснить, откуда взялись сомнения. Ему показалось, что за случившимся кроется какая-то тайна.
Узбек никогда не брал этого мальчика на руки — сын был слишком далеко от него, но голос крови властно требовал узнать истину. Ведь с той поры, когда хан увидел, что мальчик внешне похож на него, он мечтал, что сын со временем и в остальном будет подобен отцу.
Неизвестность не давала покоя, и Узбек тайно послал в Хорезм к купцу Жакупу верного человека. Вот в чем была еще одна причина, заставлявшая хана с нетерпением ожидать прихода каравана.
* * *
Миновав Кафу, караван из трехсот верблюдов, груженных китайским шелком, индийским чаем, хорезмской сушеной сливой и янтарным кишмишом, двинулся в сторону Судака, где его ждали купеческие суда, готовые поднять паруса и выйти в море с привезенными товарами.
Велев каравану двигаться обычным путем, Жакуп в сопровождении четырех воинов повернул своего коня в сторону Старого Крыма, к ставке хана Узбека.
Здесь его ждали и встретили с подобающим почетом.
Выполнив все, что положено по обычаям степи, отведав ханского угощения, Жакуп, не дожидаясь расспросов, сам начал рассказывать о том, что интересовало Узбека.
Не напрасно доверял ему хан. Зоркие, умные глаза купца увидели многое из того, что было сокрыто от взора тех, кому полагалось видеть, а уши слышали не только то, о чем говорят громко.
Неторопливо и обстоятельно рассказал он Узбеку о том, что неспокойно в Хорезме.