Благородного рода, в колыбели собачьей,
Счастливый, превосходный мой Джалме!
Кроме этих слов, он подарил своему нойону право совершить девять проступков и не быть за них наказанным.
А что сказал мой дед Торган-Шире человеку, который спас его в молодости от врагов? Он сказал: «Пусть земля меркитов вдоль реки Селенги станет твоим кочевь-ем. Отныне она будет принадлежать твоим потомкам и потомкам твоих потомков». Чингиз-хан умел не только покорять, но и находить путь к сердцам преданных ему людей. Он был для них щедр на доброе слово и не скупился, награждая.
Я поступал так же. Лучшие воины получали от меня самые большие куски шелка, и в их ладони я сыпал больше золота. Род или племя, отличившиеся перед Ордой, получали лучшие выпасы для своего скота и лучшие места кочевок. — Бату-хан задумался. — Человек бессилен не только перед насилием. Он будет лизать тебе пятки, если ты сумеешь держать его благополучие в своих руках…
Бату-хан умолк, перевел дыхание, вытер испарину со лба. Ему трудно было говорить.
— В другой раз дед сказал мне: «Простой народ уважает и восхваляет того, кого он боится. Если хочешь, чтобы имя твое знал весь мир, не жалей никого: уничтожай, режь. Чем больше погибнет людей по твоей воле, тем большей будет твоя слава».
Улакши опустил голову. Бату усмехнулся:
— Зачем прячешь глаза? Или ты вспомнил о том, что ответил на эту мудрость деда Букенжи-кази?
Мальчик кивнул.
В Золотой Орде все знали эту историю. В год, когда тумены монголов впервые пришли в Хорасан, к ним в плен попал кази[6] Бахиддин Букенжи. Чингиз-хан, пораженный широтой его знаний, даровал ему жизнь и оставил подле себя. Он любил слушать рассказы кази об обычаях и нравах в различных странах. Однажды Потрясатель вселенной сказал своим друзьям: «Я вырезал много народов, поэтому и прославился на весь мир. Слава моя возрастет еще больше, если я не оставлю в живых никого».
Кази, услышав эти слова, попросил: «Великий хан, если вы подарите мне жизнь, я посмею возразить вам».
У Чингиз-хана было хорошее настроение, и он пообещал не казнить Букенжи.
«Великий хан! — сказал кази. — Если вы и ваше войско уничтожат все народы, то кто же будет прославлять ваше имя?»
Чингиз-хан уставился на Букенжи неподвижными холодными глазами и вдруг засмеялся: «Я завоевал пока только полмира, и еще остались те, кто будет меня славить».
— Дед мой был мудр, — сказал Бату. — Он всегда хорошо знал то, о чем говорил. К завоеванным им землям я присоединил новые, но и я не смог истребить все народы. И на вашу долю хватит дальних походов и кровавых битв.
— Отец, но и ты не всегда и не все делал так, как завещал Чингиз-хан.
— Да. — сказал Бату. — Не все. Я не дарил никому из друзей своих жен. В этом Бату-хан не смог стать таким, каким был его великий дед…
В свое время Потрясатель вселенной покорил два рода — меркит и найман. Предводители этих родов были обезглавлены. Печальной участи избежали только кереи. Их властитель Жаха-Гамбу отдал Чингиз-хану в жены свою красавицу дочь Ибахан-бегим. Табуны лошадей, караваны с дорогими шелками, золотой и серебряной посудой и двести рабов прибыли вместе с ней в ставку Чингиз-хана. Казалось бы, заключен прочный и долгий мир. Но Жаха-Гамбу нужна была только передышка, и прошло совсем немного времени, как он выступил против монголов. Преданный Чингиз-хану нойон Журшатай обманом завлек его в ловушку и отрубил изменнику голову. Он же помог разгромить кереев и в битве с ними спас великому Чингиз-хану жизнь, прикрыв его собственным телом.
Чингиз-хан остался доволен поступком Журшатая и подарил ему свою жену Ибахан-бегим. При этом он сказал: «Если напал враг — встреть его, вырыв яму. Если рядом с тобой друг — не пожалей для него куска мяса из своего тела».
Именно об этом думали сейчас отец и сын.
Улакши упрямо тряхнул головой.
— Наш великий предок дарил жен не только тем, кому был обязан жизнью. Ведь Кактай-нойон не совершил того, что совершил Журшатай?
— Да. И такое случалось. Твой предок был властителем вселенной, и потому любой проступок украшал его. Я знаю об этом случае… Дело было так. Во время борьбы с родами керей и тайжигут Кактай-нойон перешел на сторону Чингиз-хана. Больше за ним не было никаких заслуг. Даже в битве с Ван-ханом, когда мой дед обратился к нему за советом, он промолчал, поглаживая гриву своего коня. Вот и все достоинства этого человека.
Но вскоре Чингиз-хану приснился страшный сон, будто тело его обвила огромная пятнистая змея. Змея сказала человеческим голосом: «Если не отдашь жену — проглочу».
Чингиз-хан верил шаманам и знахарям и умел толковать сны. Утром он увидел, что рядом с ним лежит прекрасная, как лебедь, Абике-бегим. Совсем недавно сделал он ее своей женой. Хан разбудил ее. «С тех пор как я взял тебя в жены, душа моя пребывала в покое и радости. Но ты не должна обижаться. Я увидел плохой сон и обязан тебя кому-нибудь отдать».
Абике-бегим знала — хан ничего не повторяет дважды. Опечаленная, она сказала: «Пусть будет так, как велишь ты. Пусть радость проведенных вместе дней останется с нами. Позволь мне взять с собой только золотую чашу, из которой я пью кумыс, и преданную мне служанку по имени Конатай».
Чингиз-хан согласился и позвал стражу.
«Кто сегодня несет караул?» — спросил он.
«Я», — ответил Кактай-нойон.
«Свою жену, Абике-бегим, я дарю тебе».
Нойона слова эти бросили в дрожь.
«Не бойся, — властно сказал Чингиз-хан. — Я говорю всего один раз, и всегда правду».
Повинуясь властному взгляду хана, Абике-бегим перебросила косы на грудь. Так уж было заведено у монголов, что, когда женщина выходила замуж, она делила свои волосы на две равные части. Это означало, что отныне половина ее жизни принадлежит мужу. Если же женщина поступала так, как это сделала сейчас Абике-бегим, она навсегда расставалась со своим любимым.
— Наш бесстрашный предок боялся плохих снов… Странно… Ни разу не дрогнув, он завоевал полмира.
Бату-хан печально покачал головой:
— Как мало ты еще понимаешь, сын. Если у человека впереди большая цель, то в молодости он не думает о смерти. Когда же наконец исполняется его мечта, а у порога стоит старость — для человека становится бесценным каждый оставшийся день. Люди ценят только то, чего им не хватает.
Улакши вдруг понял, что могущественный, бесстрашный отец боится смерти. Очень боится. Он не нашелся что сказать ему в ответ, и над курганом повисла гнетущая, тяжелая тишина.
Нарушил молчание Бату-хан.
— Мы научились у деда покорять страны, а властвовать, управлять ими вы должны учиться у нас, — сказал он. — Только в этом случае потомки Чингиз-хана смогут держать разноязычные народы в крепкой узде и заставят упасть на колени весь мир.
— Значит, наш дед ни у кого не учился? — спросил Улакши. — Выходит, мы идем дорогой, проторенной им одним?
— Да. Этот путь проложен им, — твердо сказал Бату. — Разрушить и сровнять с землей города, вытоптать посевы и сады хотел он для того, чтобы превратить все земли в огромное пастбище для монгольских коней. Это была его великая мечта. Ради нее Чингиз-хан не щадил никого, заливая мир кровью. Он презирал тех, кто жил в городах. Настоящие люди — только монголы. Им должен принадлежать весь мир, а они должны подчиняться только одному человеку. Ради этой цели Чингиз-хан железной рукой объединил все монгольские племена и был беспощаден ко всем, кто вставал на его пути. Это же он завещал и нам. Ты спрашиваешь, учился ли у кого-нибудь мой дед? Да. Он не стыдился это делать, если опыт других мог помочь в достижении цели.