С утра до вечера стоят они, словно изваяния, в двух-трех шагах друг от друга. Время от времени они крутят над головой длинную шелковую леску с грузиком и ловким движением забрасывают ее в море. На самом конце лески – блестящая металлическая приманка в виде рыбешки и тройной крючок. Как только крючок опустится в воду, рыбаки начинают быстро и плавно выбирать леску.
Осенью к побережью идет саргана. Она преследует ставриду и хамсу, гонит к берегу. Окружив скопище рыбы с трёх сторон, косяк сарганы врезается в него, словно голодный волк в овечье стадо. Что тогда творится! Море бурлит и кипит, как вода в котле. Тогда и выходят рыбаки на промысел. С веселыми громкими возгласами тащат они на берег жирную, сверкающую под солнцем саргану.
С нашей вышки все побережье видно как на ладони. На пляже заставы, у небольшого пирса стоят две лодки: одна большая, рыбацкая, другая – поменьше, сторожевая. Лодка поменьше принадлежит нам, на ней по утрам и вечерам старшина Зудов и лейтенант Королев инспектируют побережье. Большая лодка – колхозная. В колхозе есть рыболовецкая бригада, которой руководит Али Хорава. Все лето лодка бригады праздно простояла у пирса. Краска на ней осыпалась, несколько досок сгнило.
Сегодня с утра к берегу привалил целый караван ставриды и хамсы. Перепуганная рыба прямо-таки лезла на пляж. Ватага ребятишек с визгом носилась по воде, пригоршнями выбрасывая на берег рыбу. Потом появился первый – небольшой – косяк сарганы. Словно опытный разведчик, присмотрелся этот «передовой отряд» к скопищу мелкой рыбы и повернул обратно. Теперь начинается! Теперь жди полчищ сарганы!
Я вижу, как бригада Али Хорава хлопочет вокруг своей лодки. Двое заменяют прогнившие доски, другие красят лодку в белый цвет. Сам Али и еще один рыбак возятся с разостланными на песке огромными сетями. Похоже, на днях бригада соберется в море, на ночной промысел. Али придет к майору, попросит разрешения – с наступлением темноты без разрешения Чхартишвили никто не смеет выйти в море. Но Али… Разве может майор отказать в просьбе Али Хорава? Али пробудет в море до утра, а утром он принесет нашему повару лучшую часть улова. Это уж как пить дать! На заставе знают: если уж Али Хорава вышел в море – жди наутро уху и жареную рыбу! И потому сейчас Пархоменко и Луговой, наблюдая за приготовлениями бригады Хорава, молят бога о том, чтобы скорее собрался в поход старый рыбак Али Хорава…
– Добрый вечер, Автандил Джакели!
– Вечер добрый, уважаемый Али!
– Узнал я, ты свободен сегодня.
– Свободен, уважаемый Али.
– А послезавтра кончаешь срок службы, едешь домой.
– Еду, уважаемый Али.
– Рад?
– Еще бы.
Али уселся на край пирса, свесил вниз ноги, не спеша достал кисет, набил трубку, закурил.
– Пошла саргана.
– Видел, уважаемый Али. Утром видел, играла рыба.
– Сегодня ночью выхожу в море.
– С бригадой?
– Нет, с бригадой пока рано, рыба еще далеко.
– Один?
– Почему один? Ты пойдешь со мной.
– Я? Как я?
– Так сказал Чхартишвили.
– Он сам назвал меня?
– Нет, тебя назвал я, он разрешил.
– А… Почему именно я, уважаемый Али?
– Ты нравишься мне… Хочу поучить тебя своему ремеслу… К двенадцати часам будь готов… До свидания!
– Спасибо, уважаемый Али!
Али Хорава выбил трубку, медленно спустился по бетонным ступенькам и зашагал вдоль берега.
Мы плывем по светлой полосе, проложенной лучом прожектора на море. Я сижу на корме, у мотора, Али Хорава – на носу, спиной ко мне. Море чуть колышется, и брызги воды приятно освежают мне лицо. Рыба играет в свете прожектора. Иногда подпрыгивает высоко, серебром мелькает в воздухе и тотчас же со шлепком падает в воду.
По знаку Али Хорава я выключил мотор.
Лодка по инерции проплыла несколько метров, потом остановилась и мерно заколыхалась. Луч прожектора переместился куда-то вглубь. Али Хорава развернул сверток, разложил на дне лодки жареную ставриду, мчади, бутылку водки.
– Подкрепимся, – предложил он.
– Может, после, уважаемый Али? Половим пока… – сказал я.
– Ловить еще рано, – ответил он, – рыба пойдет к рассвету…
Он наполнил водкой крохотный рог, молча выпил и налил мне, потом закусил хвостом ставриды.
Я выпил так же молча и тоже закусил ставридой.
– Значит, уходишь из армии? – спросил он.
– Ухожу, уважаемый Али!
– Рад, говоришь?
– Рад, конечно… Но, с другой стороны, жаль расставаться…
– С кем это тебе расставаться жаль?
– Да так… Вообще… Привык я здесь ко всему. Трудно будет забыть…
– Что забыть?
Как вам ответить, Али Хорава?.. Разве сможет Автандил Джакели забыть бессонные ночи и веселые дни, проведенные здесь за эти два года? Сможет ли забыть Щербину, Пархоменко, Чхартишвили? Или ту красивую девушку – учительскую жену Мевнунэ? Или дом на чужой стороне, сгоревший в ту страшную ночь? Или его самого – доброго, мудрого старика Али Хорава? Или… Феридэ?.. Как вам объяснить все это, уважаемый Али? Да и зачем вам знать об этом?..
– Вообще – все… Два года не так просто забыть, – повторил я.
– А сколько тебе лет, сынок? – спросил он.
– Скоро двадцать.
– Двадцать лет – это немало! – сказал он и стал набивать трубку. – Но ты мне не ответил: с чем тебе жаль расстаться?
Али Хорава поднял голову и пристально взглянул на меня. Освещенное луной его худое, изрезанное глубокими бороздами лицо напоминало каменное изваяние. В глазах старика угадывалась какая-то невысказанная мысль. Меня пронзило подозрение.
– Уважаемый Али, – начал я осторожно, – вы что-то не договариваете… Скажите мне прямо…
Он, видно, не ожидал такого вопроса и поэтому смутился Чтобы скрыть смущение, он начал раскуривать трубку. Потом тихо произнес:
– Я жду, что ты сам мне скажешь все… Давно жду!
– Чего вы ждете, уважаемый Али? – вырвалось у меня.
– Эта девушка – несчастная девушка… – сказал Али, и голос его задрожал. Я похолодел.
– Уважаемый Али, вы могли сказать мне об этом дома… Зачем вы взяли меня в море?
– Море – мой дом, Автандил Джакели… Море чисто, как ничто другое на свете. Море не терпит пыли, грязи, мусора… Оно очищает душу и тело людей и выбрасывает грязь на берег. Гляди! – Али Хорава зачерпнул рукой воду и рассеял ее в воздухе. Фосфоресцирующие брызги светлячками засияли в темноте. – То, что я тебе скажу, – это правда, как само море. И от тебя я должен услышать только правду!
– Хорошо, уважаемый Али, я скажу вам все… Я пришел в дом Феридэ и ушел оттуда чистым, как море!
– Селу об этом неизвестно. Село не видело, что ты делал в том доме…
– Клянусь вам, уважаемый Али! Матерью клянусь!
– Феридэ – честь нашего села, дочь нашего села. Тот, кто снимет с нее траурное платье, должен стать совестью и сыном нашего села.
– Я люблю Феридэ больше жизни!
– Когда ты успел, сынок, столько прожить и так полюбить? – Дядя Али… Уважаемый Али… – У меня пропал голос, одеревенел язык. Я зачерпнул горсть воды и выпил. Соленая вода обожгла горло.
– У тебя, сынок, вся жизнь впереди, а Феридэ уже прожила полжизни… Ты еще ребенок, а Феридэ уже вдова… Феридэ нужен сильный и верный покровитель, ты же сам пока нужда ешься в покровительстве… Феридэ может спасти настоящая любовь, тебе же любовь представляется в виде красивой женщины… Феридэ – женщина простая, деревенская, и с тобой в городе она никогда не будет счастливой… Я знаю, ты – чистый, честный парень, но ты слишком молод. Ты еще не испытал бури в море, и море еще не просило у тебя души.