Как вы себе представляете возможность реализовывать свои физиологические потребности, фройляйн?
Чаммер взяла себя в руки и твердо ответила, как на школьном уроке по истории Ольденбурга:
– Я вовсе не озабоченная сучка, инструктор. Я способна себя контролировать.
Инструктор сверился со своим электронным планшетом, обернутым в камуфлированную матерчатую подложку.
– Да? Возможно, вы не в курсе, но результаты медико-психологического тестирования гласят, что у вас сильное либидо.
Чаммер стиснула зубы. Хенрик увидел, как заиграли желваки на ее гладком лице. Кто-то сдавленно хихикнул.
Инструктор отреагировал молниеносно:
– Или тот, кто сейчас засмеялся, выйдет из строя, или я забракую всю первую шеренгу.
Сомневаться в его словах не приходилось. Вперед вышел рослый парень. Под взглядами сотен глаз он растерялся и не знал, куда девать руки.
– Рекрут Шмидт, инструктор! – отрапортовал он сконфуженно.
– Я вам не инструктор. Вы отчислены. Идите вон к тому строению и ждите дальнейших распоряжений. – Фельдфебель вновь повернулся к пунцовой от стыда блондинке: – Корпусу егерей не требуются люди, которым приходиться прилагать большие усилия, чтобы сдерживать естественные потребности организма, – изрек он, продолжая истязание.
– Я думаю, что смогу применить свои наклонности на благо корпусу, – неуверенно произнесла девушка.
– Интересно, как именно? Будете соблазнять партизанских лидеров?
На этот раз все усвоили урок. В строю царила тишина.
– У меня сильная воля, инструктор. Я могу себя преодолеть. Без ущерба для службы.
Хенрику вдруг стало жаль красивую дурочку. Наверное потому, что симпатии большинства новобранцев явно переместились на сторону инструктора. Конечно, где ей с такими длинными ногами и впечатляющими выпуклостями спереди ползать по болотам! Все представляют, чем будут заняты их головы, окажись они с такой сексапилкой в одной душевой кабине. По слухам, у егерей нет разделения по полам, и секс на службе – серьезный проступок, за который следует немедленное отчисление. Нет уж, пускай это не по-товарищески, но лучше бы ее перевели куда-нибудь во флот.
– Сильная воля, Чаммер? Выйдите из строя. Разденьтесь. Быстро.
– Совсем?
– Совсем.
Секундная заминка.
– Слушаюсь, инструктор.
Путаясь в застежках, блондинка быстро избавилась от формы. Аккуратно уложила комбинезон подальше от лужи. Рядом поставила ботинки. Немного подумала, куда пристроить маленькие трусики. В конце концов сунула их под кепи поверх сложенного комбинезона.
– Примите строевую стойку, рекрут.
Изгибы сильного загорелого тела притягивали взгляд. Во рту пересохло. Некоторые «сливочники» прятали смущенные взгляды. Другие, наоборот, тайком посматривали на нагую красавицу.
– Чего уставился, болван! – возмущенно прошипела на соседа женщина-новобранец. – Отвернись!
– Фройляйн, я не давал разрешения разговаривать в строю. Видите вон того парня? Идите вслед за ним.
Строй разомкнулся, пропуская очередную жертву. Беднягу проводили глазами. Со всех концов плаца к месту сбора уже тянулись другие отчисленные. Отбор начался.
– Никто не желает выбрать другое место службы? – поинтересовался фельдфебель, обращаясь к строю.
– Я, пожалуй, – раздалось сзади.
Коренастая девушка со значком мастера спорта, не дожидаясь разрешения, покинула строй и направилась к кучке неудачников.
– Не желаю, чтобы меня разглядывали всякие сексуально озабоченные остолопы, – пробурчала она.
Инструктор сделал вид, что не слышит.
– Вы не передумали, рекрут Чаммер? Не желаете нас покинуть?
Блондинка, вытянув руки по швам, отрицательно покачала головой. Сил говорить у нее уже не осталось. Она прикусила губу в тщетной попытке взять себя в руки.
– Хорошо. Отойдите на три шага, чтобы всем было лучше видно, и справьте малую нужду.
Блондинка не поверила ушам:
– Что?
Фельдфебель на мгновение сбросил маску невозмутимости:
– Еще раз переспросишь, милая, и я тебя вышибу! Нам тупые без надобности! – злобно прошипел он.
– Слушаюсь, инструктор!
Она уселась на корточки. Ее трясло от стыда. Теперь уже все попрятали глаза. Каждый надеялся, что с ним до такого не дойдет.
– Почему вы медлите, рекрут?
– Я стараюсь, инструктор. У меня не получается…
Егерь проявил снисхождение:
– Ничего. Рота подождет. Будем стоять, пока у вас не получится.
Строй покинули сразу трое. Среди них один парень. Сгорбив плечи, они побрели прочь. Фельдфебель даже не удосужился повернуть голову в их сторону.
– Это в порядке вещей, – поделился он наблюдением. – Лучше принять верное решение сейчас, чем сожалеть потом всю оставшуюся жизнь. Потому что потом вам придется делать гораздо более неприятные вещи.
Блондинка ревела, сидя на корточках. Строй покинули еще несколько отказников.
– Сомкнуть ряды! – скомандовал фельдфебель.
Щебенка между ног блондинки наконец стала влажной.
– Можете одеться, рекрут. Не передумали?
– Никак нет, инструктор, – всхлипывая, произнесла она.
– В будущем постарайтесь сдерживать слезы.
– Да, инструктор.
– Встаньте в строй. Всем остальным женщинам – три шага вперед!
Таких набралось полтора десятка. Напрягшись в ожидании новых сюрпризов, они опустили взгляды в землю.
– Догадываетесь, что сейчас будет? – обратился к ним егерь. – Я ведь вовсе не зверь. Ни к чему подвергать себя унижению. Разрешаю идти отсюда. Всем. Вы сможете быть полезными своей стране в других войсках. Без дураков. Идите же.
Половина женщин ушла.
– Остальным встать в строй, – милостиво разрешил инструктор.
Грета осталась и впоследствии ухитрилась выдержать мясорубку. Ей было не занимать упорства: в ее голову накрепко вбили мысль о невозможности другого пути.
5
Она знала: у нее было много странностей. К примеру, после всех этих лет на войне она еще имела убеждения. Ее прежние идеалы, те, что вбивались в нее с колыбели, давно растворились в грязи и крови. Вместо тех, что рушились, она упорно придумывала другие, будто боялась потерять веру во что-то. Свято верила в боевое братство. И вела себя по отношению к товарищам максимально честно, порой действуя наперекор инструкциям. Вот и Хенрик ценит, когда к нему относятся по-честному. Похоже, это единственное, что он ценит в жизни. Кроме свободы, разумеется. Внутри него холод. Он ничего не ощущает, кроме равнодушия, раздражения или злости; самые сильные эмоции окружающих отдаются внутри него лишь слабыми, на самой грани восприятия, уколами, свой мир он видит сквозь странную призму. Но человек, относящийся к Хенрику по-честному, может рассчитывать на то, что тот придет ему на помощь, невзирая ни на какие приказы. Это единственный вид уважения, на который он был способен.
Ей захотелось разбить ему голову, только бы увидеть, как он проявляет какие-то чувства.
Опершись на локоть, Грета не сводила взгляда с лежащего рядом мужчины. В ее глазах отражались огоньки уличной рекламы.
Хенрик улыбнулся.
– Что? Чему ты улыбаешься? – спросила она.
– Вспомнилось, как инструктор издевался над тобой в «Доггере».
Она закуталась в смятую простыню, вдруг почувствовав неловкость от своей наготы.
– Такое забудешь, пожалуй.
– Ты напоминала маленького котенка, такого – с зубками-иголочками, который шипит на нападающих крыс. Толку никакого, но не сдается.
– А ты таращился на меня вместе со всеми.
– Ну да, – легко признался он. – Было на что глянуть.
– Правда, ты единственный, кто смотрел на меня с сочувствием.
– Неужели?
– Мне так показалось.