— Сейчас принесу. — Хозяйка поставила тарелку с огурцами перед гостем, положила сыр. Принесла с кухни нож с тонким источившимся лезвием.
— Долго вы там бродили, — сказал Стас, нарезая буханку щедрыми ломтями. — Я даже задремал слегка.
— Сыр искала, — объяснила старушка. — Я его у входа положила, приступочка там деревянная есть, а Хозяину, видно, не понравилось. Оттащил в
самый дальний угол. Проказничает.
— А где хозяин-то? — спросил Стас. — По делам ушел?
— Куда он уйдет? Здесь где-то.
— Так пускай ужинать идет.
— Ужинать? — Варвара Ивановна негромко засмеялась. — Так ты про деда моего, что ли? Он пятнадцать годов как умер.
— А кто же?…
— Хозяин-то? Домовик. Хозяюшке. Кто ж еще?
Стас дернул рукой, едва не порезавшись. Вновь сердце провалилось куда-то, заколотилось, застучало, требуя выпустить его из тесноты грудной
клетки.
А сон ли это был? Легкое касание, холодное и липкое. Тень, метнувшаяся в сторону.
Сон ли?…
— Так как там Сашка поживает? — как ни в чем не бывало спросила Варвара Ивановна.
— Какой Сашка? — механически переспросил Стас.
— Ростоцкий. Он ведь родственник мне. Дальний, конечно, но какой-никакой, а родня.
— Нормально. Шоферит… И давно он у вас?
— Кто?
— Домовой.
— Дедушке-то? Да всегда был. Что за дом без Хозяина?
— Видели вы его?
— А как же, — Варвара Ивановна кивнула, — видела… А ты кушай, милый. Разговорами-то сыт не будешь. Вон и самовар закипел, сейчас чайку
свежего заварю.
Она встала и вновь убежала на кухню.
Стас взял картофелину, откусил задумчиво.
Домовой. Неужели правда? Нет, не может быть! Выдумала пожилая одинокая хозяйка себе помощника, с ним не так скучно.
А касание?
Почудилось!
А леший, про которого говорил Саня? Тоже почудилось?
А Зона, где пропадают люди, где перестает работать электроника, где ночное небо порой светится золотом, где появляются странные миражи и
слышатся необычные звуки?
Может, все это как-то взаимосвязано?
Странные следы, фотографии которых Стас видел в одном журнале. Огненные шары, парящие в воздухе. А теперь еще домовой и леший.
Зона. Что же это такое?…
— Вот и чаек поспел. — Варвара Ивановна принесла две /кружки на блюдечках. — Я-то есть не буду, а чаю с хлебцем попью.
— У меня только черный, — сказал Стас.
— Ржаной-то он самый полезный… А ты ешь, милок…
Они сидели до самого вечера, попивая чай и разговаривая. Когда стемнело, на огонек к ним заглянула соседка, Валентина Павловна.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, без стука войдя в комнату.
— Здравствуйте, — сказал Стас.
— Присаживайся, Валя. — Хозяйка освободила гостье свой стул, принесла с кухни табурет для себя. — Как твой-то?
— Спать лег. Завтра утром в село собрался, за покупками. Тебе надо чего?
— Сахару бы надо. Конфет каких подешевле. И хлебца бы.
Тебе надо чего?
— Сахару бы надо. Конфет каких подешевле. И хлебца бы.
— Скажу, купит.
— Про пенсию пусть узнает, когда нам получать.
— Это я ему уже наказала.
— Почту пусть поглядит. А то когда к нам почтальон соберется?…
Соседки все беседовали о своих делах, словно позабыв про Стаса, а он сидел тихо и слушал, слушал… Женщины жаловались на маленькую пенсию,
на то, что людей в деревне не осталось, даже дачники теперь не приезжают и детей на лето к бабушкам не привозят. Сетовали на то, что
электричество стали часто отключать, иной раз на несколько дней, а керосин теперь купить большая проблема. Вспоминали старые времена, когда
в деревне был колхоз, неподалеку стоял птичник и коровник, молодежь никуда не разъезжалась, а к селу вела хорошая дорога и по ней два раза
в неделю ходил автобус.
Потом соседка несколько раз прощалась, вставала и снова, вспомнив что-то, разговорившись, садилась. В конце концов, попрощавшись
окончательно, она вышла из избы. Варвара Ивановна пошла ее провожать, и они еще долго о чем-то говорили под окнами — Стас слышал их
неразборчивые голоса. На улице было темно, в пустой избе стояла тишина. Стас, сидя у окна, не шевелился, почти не дышал, и ему вдруг
сделалось жутко. Показалось, что он один во всей этой мертвой деревне, что никаких домов здесь нет, только сгнившие срубы с провалившимися
крышами, а то, что он сейчас видит — стол с постеленной скатертью, большой шкаф, кровать с горой подушек, выбеленная печь, — обман зрения,
мираж. Ничего этого на самом деле нет — только голые черные бревна стен, мох и скользкая плесень. И словоохотливые старушки — это призраки,
единственные жители этой давно обезлюдевшей деревни…
Стас почувствовал, как зашевелились волосы на голове. И, чтобы прогнать страх, он включил свой маленький радиоприемник.
Диктор объявил курс доллара, а потом долго и нудно рекламировал какое-то лекарство, но Стасу было все равно, что слушать. Лишь бы звучал
настоящий, живой человеческий голос. Только бы не слышать звенящую, сводящую с ума тишину в доме.
— Холодно-то как сегодня! — Варвара Ивановна вернулась с улицы вместе с маленькой собачонкой. — И темно уже. Сколько времени?
— Половина двенадцатого, — сказал Стас, взглянув на свои часы.
Ходики на стене показывали полночь.
— Радио у меня не работает, сломалось что-то, — сказала хозяйка, переводя стрелки и подтянув опустившуюся за день гирю. — Проверить не по
чему.
— Давайте я посмотрю, — предложил Стас.
— Радио-то? Да ладно! — Варвара Ивановна махнула рукой. — На ночь-то глядя? Завтра поглядишь, если не передумаешь. А сейчас ложись-ка ты
спать. Вон, вижу, глаза-то слипаются, красные совсем. Отдохнуть тебе надо. Где тебе постелить — на полу или на печке?
— На полу, — сказан Стас и тотчас вспомнил холодное липкое касание. Его передернуло от отвращения. По коже холодной волной пробежали
мурашки.
— Сейчас, — сказала Варвара Ивановна. Она ушла за занавеску, скинула с печи большой матрас и лоскутное одеяло. Вернувшись в комнату,
достала из шкафа серую простыню. Расстелила матрас посреди комнаты, накрыла простыней, сверху бросила одеяло. Сказала:
— Подушку сам бери на кровати, любую выбирай.
— Спасибо, — сказал Стас, чувствуя, что его неодолимо клонит в сон.