По вызову явились Павлов и Лосев. Фил сидел за столом и разглядывал газету «Коммерсант». Улыбаясь, он прочел вслух выдержку из статьи:
«Обмен стодолларовых купюр будет производиться всеми банками России в течение двух месяцев со дня опубликования постановления Центробанка без ограничений. В связи с вводом новых купюр в Соединенных Штатах старые денежные знаки подлежат уничтожению. Напоминаем держателям валюты, что после истечения установленного срока старые стодолларовые купюры теряют покупательскую способность и обмену не подлежат…»
Фил сложил газету и бросил на стол.
– Сколько экземпляров сделано?
– Три. И все три попали в зону, – ответил Лосев. – Непростое это дело вкраплять левые статьи в готовую газету. Но сибиряки постарались. Ребята сработали на уровне. Хрящ клюнул. На зоне купили кума. Тот играет на нашем поле, и он поможет Хрящу уйти. Ну а наши его встретят и доставят в Москву.
– Проделана серьезная работа. Сколько мы им должны?
– В деле задействовано пять человек. Каждому по пять тысяч баксов плюс расходы. А они немалые, как мы видим.
– Где будем брать деньги?
– У Шевцова, – спокойно сказал Павлов. – Он наниматель.
– Шевцов ничего не даст. Прошло десять месяцев, а задание не выполнено. Сначала надо вернуть Шевцову украденное, а потом требовать гонорар.
Лосев возмутился:
– Брось, Филя. Так дела не делаются. Ты дал приказ нанять ребят из региона, и ты сам определил гонорар. Работа сделана, и мы должны платить, а не выдвигать новые требования.
Фил ударил кулаком по столу.
– Без Хряща нам денег не достать! Без денег Шевцов ничего не заплатит!
– Это не разговор, – вмешался Павлов. – Мы сибирякам дали задание вытащить Хряща из зоны. И это все. Остальное их не касается.
– Не надо на меня давить, мальчики. Я нахожусь в том же положении, что и вы. Вопрос закрыт. Будет Хрящ – будут деньги. Потерпят сибиряки. Все, что я могу сделать, это поговорить с Шевцовым, но гарантий никаких дать не могу. Эти люди знают цену деньгам и понапрасну сорить ими не станут. Шевцов всех вокруг пальца обвел. Забыли его трюк с Железнодорожником и Издателем? Те дело организовали, а он их без штанов оставил и в лидеры вышел.
– Ладно, Филя, я умываю руки. – Лосев встал и вышел из комнаты.
Павлов последовал за ним, не проронив ни слова.
Трошина устраивал такой расклад. Он уже устал от бессмысленной суеты. Сейчас он строил грандиозные планы, и Хрящ его не интересовал. Он нашел свой ход к потерянному кладу. И появись Хрящ на горизонте, мог только помешать его планам. И если такая перспектива начала приобретать реальные очертания, то Хряща придется убрать до того, как он появится в столице.
Трошин подошел к окну. На дворе начало марта. Зима еще крепко удерживает свои права. Снег сойдет не раньше середины апреля. К тому времени много воды утечет. Как удержать ситуацию под контролем? Как обмануть судьбу?
Как обогнать время?
Фил закурил и задумался.
* * *
Его жизнь висела на волоске. Когда к горлу приставляют заточку, то выход искать бессмысленно. Встретить смерть в двадцать шесть лет – не лучший сюрприз судьбы. Эта злодейка пощадила его. Чижов поднял глаза и посмотрел на своего спасителя. В полумраке «перевозки», где тусклый зеленый свет с трудом пробивался сквозь замерзшее зарешеченное окно, трудно разглядеть человека, даже если он сидит напротив тебя. Кто его знает, что им руководило, когда он вмешался в чужую жизнь. Зачем? Настроил против себя отпетых сволочей. В зоне не принято мешать самосуду. Чижов пытался всмотреться в лицо соседа, но видел лишь исковерканные тенью обостренные черты.
Впалые щеки, обтянутый кожей череп, прямой нос и влажные темные глаза смотрящие в пол. О чем он думал? Чижов поймал себя на мысли, что никогда раньше не слышал его голоса. Точнее, до сегодняшнего дня не слышал. Сутуловатая долговязая тень этого парня появилась в ту секунду, когда Чижова должны были заколоть, как барана, принесенного в жертву, и выбросить в мусорный контейнер.
В ту самую секунду он услышал тихий хрипловатый голос: «Оставьте его». Одна незначительная фраза из двух слов решила, жить человеку или сдохнуть. Почему они его послушались? Такого хлюпика соплей перешибить можно, а они скрипнули зубами и молча отошли. Он остановил их, и они ему этого не простят, а задуманное все равно исполнят. Лесоповал – идеальное место для сведения счетов. В зоне погибают быстро и легко. Человеческая жизнь стоит дешево.
Чижов не мог оторвать взгляда от угрюмого молчуна. Раньше они не общались. Фамилия спасителя Белый, а кличка Черный. Оно понятно, не просматривался насквозь. С Черным никто дружбу не водил. Долговязый при пахане ошивался. Разное толковали. Кто-то утверждал, будто Черный советчиком при нем был, а некоторые болтали, будто Черный лечил старика. Но на знахаря он не походил. Молод еще, чуть больше тридцати, а то и того нет. Но Черного побаивались даже блатные.
Машина выехала из пролеска в поселок. Три десятка добротных срубов и трехэтажный терем по центру. В тайге древесины хватало, и начальство отстроило себе руками зеков отличный комплекс с клубом вместо церкви и всего-то в пяти верстах от лагеря.
«Воронок» объехал клуб, и машина сдала назад к единственной двери с тыльной стороны терема. Когда «перевозка» остановилась, из кабины выпрыгнул конвоир и, поправив на плече карабин, подошел к задней дверце и открыл ее.
Двое зеков сидели в тамбуре друг против друга на местах, предназначенных для конвоя. Но машина перевозила продукты, и камерный отсек был занят харчами. На всякий случай его закрывали на ключ, чем гарантировали сохранность баланды.
Конвоир, мальчишка-первогодка, с пушком под носом, с трудом задрал ногу в ватных штанах и валенках на высокую ступеньку кузова.
– Брось пыхтеть, – остановил его Чижов. – Давай ключ, я открою.
Солдат не долго думая спрыгнул на землю, снял цигейковую рукавицу и, откинув тулуп, полез за ключами от камерного отсека.
Наконец дверь открыли, и Чижов выволок пятидесятилитровый бидон в предбанник. Белый спрыгнул на землю и процедил сквозь зубы, глядя на солдата:
– Чего вылупился? Иди открывай дверь и держи.
Парень фыркнул, поправил карабин и, поднявшись на ступени, распахнул обитую жестью дверь. Держать приходилось двумя руками, мощная пружина тащила створку назад.
Зеки взяли бидон за ручки и поволокли тяжесть в здание. Черный ход, который использовался для доставки всего необходимого клубу, располагался на задворках сцены. Зеки прошли к правому порталу, спустились в зал и, минуя зрительские ряды, попали в фойе, где находилась лестница на второй этаж. Вот уже два года, как развлекательное заведение приказом начальника колонии было превращено в лазарет. Эпидемия туберкулеза резала заключенных острой беспощадной косой. Кино и танцы остались в воспоминаниях, а в помещении стоял стойкий запах эфира. Вид запущенного сарая вовсе не радовал глаз, и местное население обходило здание клуба стороной.
Белый и Чижов поднялись на второй этаж, где комнаты для кружков по рисованию и рукоделию превратились в больничные палаты, а бывшая ленинская комната стала караульным помещением. Сюда и доставляли баланду из зоны, здесь ее распределяли и разносили.
За столом, покрытым красным сукном, под портретом Ельцина сидели сверхсрочники и играли в карты. Едкий дым лез в глаза и заставлял щуриться. На вошедших зеков никто не обратил внимания. Бадья была оставлена на полу, а носильщики отправились за следующими флягами.
Теперь они шли гуськом.