Карта была подробнейшая, сделанная со спутника, были даже видны отдельно стоящие деревья.
– Вот здесь, – ткнул пальцем в небольшое озеро Николай Викентьевич, – здесь лежали обломки вертолета.
– Много обломков? – уточнил Боцман.
– Точно не знаю. Люди, которые проводили экспертизу, уточнят.
– Значит, нам надо с ними обязательно встретиться.
– Ради бога. Что вам рассказать про дочь?.. – Николай Викентьевич вздохнул, собираясь с мыслями. – Ей сейчас двадцать два, в университет поступила в неполные шестнадцать, в прошлом году закончила. Последние два года работала у меня. Неплохой математик.
– А вы, простите, чем занимаетесь, если не секрет? – поинтересовался Муха.
– Какой же это секрет? – пожал плечами Николай Викентьевич. – Высокие технологии. Чипы, сложная электроника.
– Ракетная?
– Да нет, что вы – бытовая. Умные машины, которые нам помогают в повседневной жизни. Ничего особенного.
– То есть вы не связываете исчезновение дочери с вашей профессиональной деятельностью? – спросил Боцман.
– Честно сказать, не знаю.
– Давай версии после, – сказал Боцману Муха и снова обратился к Николаю Викентьевичу: – Нам хотелось бы услышать от вас предысторию.
– Предысторию чего?
– Ваших отношений. Какая она, я имею в виду не внешне, а...
– Она?.. – Николай Викентьевич почесал переносицу желтым от табака пальцем. – Она моя внебрачная дочь. Двадцать три года назад мне часто приходилось ездить в командировки на Урал. Есть в Свердловской области городишко – Первоуральск, там хромпиковый завод. Наш НИИ часто посылал туда специалистов. Во время одной из поездок я познакомился с замечательной женщиной. Ну и... Когда Ирина родилась, стал помогать. Часто ездил туда. В Первоуральске был мой второй дом. НИИ развалился, мы с друзьями занялись бизнесом, который быстро пошел в гору... Шесть лет назад она приехала поступать в университет, я ей помог. Снял квартиру, теперь вот... – голос Николая Викентьевича предательски дрогнул, и он замолчал.
– Вы извините, конечно, за чудовищное предположение, но вдруг ваши эксперты просто не смогли найти ее труп среди обломков? – тихо спросил Муха.
– Не знаю. Я уже теперь ничего не знаю. – Николай Викентьевич горестно вздохнул.
– А в этой конторе вы кто, директор?
– Да. Генеральный.
– Хорошо, мы согласны. На подготовку нам нужен день. Послезавтра мы готовы вылететь.
– Завтра, вечером, – мягко сказал Николай Викентьевич.
– Завтра не успеть... – сказал Боцман, по поймав взгляд директора, сдался. – Ладно, понимаем, завтра. В таком случае мы должны будем провести инструктаж с вашими людьми. Завтра утром.
Николай Викентьевич полез во внутренний карман пиджака и вытащил две визитки.
– В девять утра вас устроит?
– Вполне.
– За вами заедут. В случае возникновения вопросов звоните прямо мне, не стесняйтесь. – Он протянул Мухе и Боцману но визитке.
– Мы и не стесняемся.
– Тогда всего доброго. – Николай Викентьевич поднялся, но Муха с Боцманом не шелохнулись. – Ах да! Ну надо же, забыл! Это все из‑за несчастья. – Он полез по карманам и вытащил из них пять пачек в банковской упаковке. – Это ваш аванс. Здесь ровно пятьдесят.
– Ну вот, теперь действительно всего доброго, – сказал Муха, складывая деньги в свой дипломат.
Выйдя на улицу, Муха с Боцманом, не сговариваясь, рассмеялись.
Выйдя на улицу, Муха с Боцманом, не сговариваясь, рассмеялись. Еще час назад жизнь казалась им отвратительнейшей штукой, а теперь... Теперь они почти богачи: и на камеры слежения, и на «жучки» хватит, да еще и на халву останется.
– Не похож он на «нового русского», – задумчиво произнес Боцман. – Скорее, рассеянный профессор.
– Это стереотипы. Не все «новые русские» носят золотые цепи и держат пальцы «веером», – возразил Муха. – Нетипичный представитель.
– Нетипичный так нетипичный. Пускай будет так, – согласился Боцман.
3. ПАСТУХОВ
Давно я уже не видел своих парней. Все‑таки мирная жизнь определенно расслабляет – последнее дело, которое принесло нам столько хлопот и неприятностей, надолго отбило у всех нас охоту искать приключений на свою задницу. Ребята, конечно, позванивали мне, я им. Обменивались новостями. Я приглашал их в гости, но они не ехали, ссылаясь на занятость. Док пропадал в своей больнице, Артист снова вернулся в театр, а у Мухи с Боцманом было с некоторых пор свое детективное агентство, которое, кроме неприятностей, никаких дивидендов им не приносило. Они‑то, лопухи, думали: стоит дать рекламу в нескольких столичных газетах, как тут же словно из рога изобилия посыплются предложения, крупные заказы, приносящие многотысячные прибыли. Нет‑нет, Муха с Боцманом не были наивными лохами, не знающими жизни, – как раз жизненного опыта у них было через край, просто они не просекли ситуацию на рынке. Весь бизнес уже поделили без них. Кто‑то ушел под «крышу» к ментам и фээсбэшникам, кто‑то к бандитам, а кто‑то нанял себе людей из бывших президентских охранников, которые палят на звук с точностью чемпионов Европы и мира по стендовой стрельбе. Муха же с Боцманом вообразили себя Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. «Овсянка, сэр!» А того не взяли в расчет, что, если у человека неприятности, он прежде всего обратится к милиции или к бандитам или в крайнем случае поведет расследование сам. У Боцмана с Мухой есть связи на Петровке, есть даже выход на экспертов, которые (естественно, за хорошие деньги) проведут любую экспертизу, но слишком уж не доверяют наши граждане частному сыску. Нет у нас в стране такой традиции. Частный сыск – это у них там, на Западе, а у нас – менты с дубинками и автоматами или бандиты с тем же арсеналом...
Я вздохнул, вспомнив случай, который произошел пять дней назад недалеко от моего дома в Затопине. Случай из ряда вон выходящий, клинический, ужасный... Он заставил меня задуматься о безопасности моих родных и близких и держать заряженное ружье не в кладовке в железном ящике, а под кроватью. Четырнадцать лет назад, когда я, будучи сопливым подростком, играл в «Зарницу» в военно‑спортивных лагерях, в Затопине произошло жестокое и бессмысленное убийство, которое повергло в шок всю деревню.
В те горбачевские времена, как известно, царил сухой закон, магазины со спиртными брались с боем, который часто кончался увечьями, а то и смертью страждущих мужиков; самогон варили все, кому не лень, не только в деревнях, но и в квартирах многоэтажек. Люди, которые отродясь спиртного в рот не брали, запасались водкой, потому что в те времена она была самой «твердой» из всех валют. В общем, смутное было время...
Через два дома от нас жила некая тетя Люба, которая гнала самогон круглосуточно, причем самогон этот был настолько хорош, что за ним приезжали со всех окрестных деревень и даже из района. В избе у нее было что‑то вроде ликероводочного завода: стандартные пол‑литровые бутылки, пробки с «винтом», конвейер... Участковый ее не трогал, потому что сам гужевался в ее «погребах». Любина прибавка была больше самого жалованья милиционера.
В общем, тетя Люба процветала. Ее старший сын Володька по выходным рассекал по деревне на новеньких «Жигулях» – он учился в сельхозакадемии и снимал квартиру в Москве, вернее, мать ему ее снимала.