– Они прибыли в Пограничье и уничтожили плохишей. За каждого нажитого врага они получили благодарность сотен людей.
– В теории это, конечно, радует. Но на практике стреляют в меня, а не в моих клонов.
– В Пограничье десятки тысяч кислородных планет. Я уверен, что мы найдем такую, где никто вас не знает, где даже не слышали о Вдоводеле.
– Вроде бы кто‑то не так уж и давно говорил о миллионах людей, которые мечтают выследить меня. – Губы Найтхаука искривила ироническая улыбка.
– И что я на это должен сказать?
– Ничего, – последовал ответ. – Именно ты хотел, чтобы я говорил, не так ли?
– Ладно. – Киношита откинулся на спинку кресла. – Мы поговорим о чем‑нибудь другом.
– Согласен.
– Как вышло, что вы стали, ну, тем, кто вы есть?
– Я стал стариком только потому, что пережил и друзей, и врагов.
– Вы понимаете, о чем я, – гнул свое Киношита. – Я вот пошел служить закону, потому что видел, как моих родителей в их же собственном доме застрелил вор, который запаниковал, когда они застали его на месте преступления. А как вы стали Вдоводелом?
Найтхаук пожал плечами:
– Умею я убивать людей. Такой вот у меня талант.
– Это не ответ, – покачал головой Киношита. – Откуда вы узнали, что у вас есть этот талант? Если верить книгам по истории, к восемнадцати годам вас уже прозвали Вдоводелом. В каком возрасте вы убили первого человека?
– Очень молодым.
– Так сколько вам тогда было лет?
– Немного.
– А кого вы убили?
– Того, кто этого заслуживал. – Найтхаук помолчал. – Я вообще убивал только тех, кто заслуживал смерти. Во всяком случае, раньше я так думал… наверное, случалось, что и ошибался. В старости многое приходится переоценивать.
– А какая из побед далась вам труднее всего?
– Легких побед не бывает.
– Я хочу…
– Я знаю, о чем ты, – прервал его Найтхаук. – Ты хочешь, чтобы я назвал тебе самого знаменитого преступника, который пал от моей руки, вроде Сантьяго или Конрада Бленда. Не могу.
– Почему?
– Посуди сам, в Пограничье практически все вооружены, не так ли?
– Да.
– А ты видел хоть одного мертвеца, который ходил бы с оружием?
Киношита нахмурился:
– Разумеется, нет. Но я не понимаю, к чему вы клоните.
– Я хочу сказать следующее: каждый человек, который идет тебе навстречу с оружием в кобуре, не проиграл смертельной схватки… а если он разыскивается, значит, участвовал хотя бы в одной. Репутация ничего не значит. Каждого необходимо воспринимать как самого грозного противника из тех, с кем тебе доводилось сталкиваться.
– Вы осторожный человек, – констатировал Киношита.
– Поэтому я до сих пор жив.
– Ваш второй клон в этом очень походил на вас.
– Естественно, – пожал плечами Найтхаук. – Он – это я.
– А вот вашему первому клону осторожности явно недоставало.
– Насколько я понял, мой первый клон был пушечным мясом. Его создали, не наделив моей памятью, и сразу отправили на задание.
– Тогда передавать память еще не умели… но задание он выполнил.
– Им следовало подождать, пока изобретут способ передачи памяти, как произошло со вторым клоном.
– Если б они прождали еще два месяца, вас бы разбудили и выставили за дверь с эплазией, – ответил Киношита.
– Все равно это было убийство. Послать его на задание без моего опыта, без навыков, без воспоминаний, вооруженного лишь моими рефлексами…
– Но рефлексы‑то были ваши!
– И тут есть разница. Я их развил, отточил. Они стали частью меня, я научился максимально их использовать. А у бедного клона были лишь задатки, дарованные мне природой. Поэтому я и называю случившееся с ним убийством.
– Ваш второй клон придерживался того же мнения. Поэтому он и убил полковника Эрнандеса.
– Он избавил меня от одной заботы. Или лишил удовольствия.
– Я думал, вы не получаете удовольствия, убивая людей.
– Обычно нет. Но наверняка получил бы его, отомстив за смерть Джефферсона Найтхаука.
– Вы так это говорите, словно полковник Эрнандес убил вас.
– Он и убил. Пусть это был и клон.
– Оба клона чувствовали с вами какую‑то мистическую связь, – заметил Киношита. – И вам знакомо это чувство?
Найтхаук покачал головой:
– Я – оригинал. Я им ничего не должен, кроме благодарности за то, что они заработали деньги, которые сохранили мне жизнь. Они же должны мне все, включая само их существование.
– Знаете, а иногда мне кажется, что вместо сердца у вас ледышка.
– Мы всегда можем прекратить этот разговор.
– Не можем, если вы не хотите, чтобы у меня поехала крыша.
– Как скажешь. – Найтхаук встал. – Но сначала я хочу выпить пива.
Он прошел на камбуз, отдал приказ, подождал, пока компьютер выдаст ему стакан с пивом, вернулся к своему креслу.
– Компьютер следующего корабля, который мы купим, должен уметь охлаждать стаканы. – Найтхаук отпил пива.
– Мы покупаем новый корабль?
– Все зависит от того, послали наши друзья с Болингброка сообщение своим друзьям или нет. Вот почему я лечу к ядру Галактики по прямой. Так гораздо проще заметить преследователей.
– Я думаю, что после девяти дней полета мы в полной безопасности, – предположил Киношита и подумал: что за чушь я несу. Мы в безопасности? Черт, да в безопасности только те, кто не преследует Вдоводела.
– Скорее всего.
– В последние дни мы пролетели мимо нескольких интересных планет.
– Одна планета практически не отличается от другой.
– Я с вами не согласен. На окраине последнего звездного скопления нам попалась настоящая красавица.
– Я готов отдать предпочтение не очень красивой, зато мирной, – ответил Вдоводел.
Возможно, сейчас она и мирная, но перестанет быть таковой, как только ты на ней приземлишься. Ты притягиваешь неприятности, как мед – мух.
– А что именно вы ищете? – полюбопытствовал Киношита. – Вы все еще хотите выращивать цветы и наблюдать за птичками?
– Не знаю. Но я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– По моему разумению, вы не из тех, кому по душе покой, – и у меня складывается впечатление, что Галактика едва ли оставит вас в покое.
– Как я тебе уже говорил, мне хочется жениться, чтобы рядом был человек, который будет стариться вместе со мной. – Киношита хотел что‑то сказать, но Найтхаук поднял руку, останавливая его. – Человек, непохожий на тебя, – с улыбкой добавил он.
– А что будет со мной после того, как вы найдете жену?
– Как по‑твоему?
– Я вас не покину, – твердо заявил Киношита.
– Дело твое, но спать ты будешь в другом конце дома.
– Что‑то я не пойму, шутите вы или нет.
– Насчет того, где ты будешь спать? Ни в коем разе.