– Это не жизнь, а какая‑то гонка, – резонно заметила врач.
– Всю свою жизнь мое тело обладало определенным физическим потенциалом. Я знал, на что оно способно. – Найтхаук старался, чтобы его ноги не отставали от беговой дорожки. – Но последние несколько лет – я говорю о тех годах, что предшествовали Глубокому сну, – я наблюдал, как слабеет мое тело. И теперь хочу вернуть ему прежние кондиции.
– Вам шестьдесят два года. Вы же не намерены вновь охотиться за головами?
– Я даже не собираюсь брать в руки оружие, если, конечно, меня к этому не вынудят.
– Тогда я не понимаю…
– Я хочу знать свои возможности, на случай, если придется стрелять.
– Тогда вам надо практиковаться в тире, а не на беговой дорожке.
– Раньше я также мог пройти не одну милю. Возможно, мне больше не придется далеко ходить, но я не хочу отказываться от того, что умел, только потому, что прекрасно обойдусь и без этого. Зачем читать? Многие никогда не открывали книгу, а ничего, живут. Зачем слушать музыку? Она не удлиняет жизнь. – Он помолчал, а пот продолжал градом катиться с лица. – Я хочу стать прежним Джефферсоном Найтхауком. Роль худосочного карлика, притворяющегося, будто он – Джефферсон Найтхаук, меня не устраивает. Надеюсь, идею вы поняли?
– Разумеется, – кивнула врач. – Непонятно мне другое. Почему нельзя стать Джефферсоном Найтхауком, осторожно увеличивая нагрузку, шаг за шагом продвигаясь к поставленной цели, без риска причинить себе непоправимый вред. А так вы можете просто загнать себя.
– Потому что меня восхищает совершенство.
– А оно тут при чем? – В голосе врача слышалось недоумение.
– Давайте вернемся к тому времени, когда меня звали Вдоводелом. Я же был не просто опытным охотником за головами. И меня уважали не потому, что я просто ловко управлялся с оружием. Я был лучшим. Все свои навыки я отточил до совершенства. Такой уж у меня характер, и на меньшее я не согласен. Если шестидесятидвухлетний Джефферсон Найтхаук на что‑то способен, он это обязательно сделает.
– Я стараюсь вам в этом помочь. Он покачал головой:
– Вы стараетесь помочь мне стать относительно здоровым стариком. Я же пытаюсь стать Джефферсоном Найтхауком. – Дыхание у него участилось. – А Джефферсон Найтхаук не любит постепенности. Ему нужно все и сразу.
– Возможно, он не любит постепенности, но у него краснеет лицо, поднимается кровяное давление и он устает. – Врач протянула руку к пульту управления. – Позвольте мне выключить беговую дорожку.
– Не смейте, – таким голосом Найтхаук убеждал не одного преступника, что бросить оружие – для него наилучший вариант.
– Как скажете. – Врач поднялась, направилась к двери. Если я не услышу, что вы упали, вернусь через пять минут.
– Через десять, – догнали ее слова Найтхаука.
– Я думал, вы собираетесь выращивать цветы, – сказал Киношита, входя в палату Найтхаука.
– Собираюсь.
– Тогда зачем вы поднимаете гантели?
Найтхаук позволил себе улыбнуться.
– А вдруг придется выдирать сорняк с глубокими корнями.
Киношита взглянул на гантели:
– И сколько в них сейчас?
– По сорок фунтов в каждой.
– Так это много!
– Мало.
– Но ведь вы только месяц как проснулись. Первые три недели вас лечили от эплазии, вам уже сделали первую пластическую операцию. Так что я бы удивился, узнав, что вы поднимаете каждой рукой по пять фунтов. А сорок – это просто фантастика.
Так что я бы удивился, узнав, что вы поднимаете каждой рукой по пять фунтов. А сорок – это просто фантастика.
– Последнюю пластическую операцию мне должны сделать через пять недель. Я хочу покинуть больницу в этот же день. Так что надо набирать форму.
– Для того, чтобы ходить, или для того, чтобы убивать?
– Какая разница.
Киношита сел, заулыбался.
– Что вас так позабавило? – пожелал знать Найтхаук.
– Вы знаете, почему я пришел? – спросил Киношита.
– Понятия не имею.
– Доктора опасаются, что вы загоните себя, что ваш организм, которому и так досталось, не сможет выдержать таких нагрузок.
– И вас это позабавило, так? – Найтхаук продолжал поднимать и опускать гантели. – Мои клоны ничего не говорили по поводу вашего чувства юмора?
– Меня забавляет другое. Они же попросили меня переговорить с вами. У вас нет семьи, нет близких друзей, нет даже знакомых, а я по крайней мере общался с вашими клонами. – Он хохотнул. – Тот, кто их знал, не стал бы и пытаться просить вас изменить уже принятое решение.
– И вы не станете?
– Послушайте, вы же для меня – идеал. А ваше желание – закон.
– Тогда почему вы согласились прийти?
– Если бы не пришел я, они послали бы кого‑то еще. Человека, который мог и не знать, что с Вдоводелом не спорят. – Широкая улыбка. – В больнице и так достаточно пациентов. Еще один им ни к чему.
– А вы умнее, чем я думал.
– Благодарю.
– Не уверен, что это комплимент.
Киношита одобрительно смотрел на Найтхаука, который стоял перед зеркалом, изучая свое лицо. Кости еще выступали в тех местах, где хирурги уже убрали омертвевшие ткани и кожу, но не заменили новыми. В остальном же лицо выглядело достаточно здоровым.
– Неплохо, – прокомментировал Киношита. – Пусть старше, пусть с новыми морщинами, но, безусловно, Джефферсон Найтхаук.
– В основном синтезированный Найтхаук. Они взяли соскобы моей кожи, поместили в питательный раствор, что‑то с ними сделали, и я получил новые веки и нос. Левое ухо тоже искусственное.
– Едва ли его можно назвать искусственным. ДНК‑то ваша.
– Они не те, с которыми я родился, – ответил Найтхаук. – Как мне их называть?
– Модернизированными, – без запинки ответил Киношита.
– Отнюдь, – покачал головой Найтхаук. – В свое время Внутреннее Пограничье терроризировал убийца, которого звали Однорукий Бандит. Так вот, в его ручной протез встроили лазерное ружье. Вот это называлось модернизацией. А мне заново синтезировали лицо. Мои глаза не видят в инфракрасном диапазоне, уши не слышат ультразвуковые волны, нос не может уловить аромат духов медсестер. Разница только в том, что на этой неделе персонал больницы уже не морщится, когда я попадаюсь кому‑то из них на глаза.
– Не скромничайте. Это уже большое дело.
– Пожалуй.
– И потом, если вы захотите что‑нибудь «модернизировать», трудностей не возникнет. Вы же богаты.
Найтхаук вздохнул.
– Едва ли мое тело выдержит новые операции. Мне не двадцать пять и даже не пятьдесят.
– Действительно, редко кому из садовников может потребоваться лазерное ружье. Скорее им нужна легкая рука, от прикосновения которой все растет вдвое быстрее.
– Согласен с тобой.
– Так где мы собираемся осесть и выращивать цветы?
– Мы?
Киношита кивнул.
– Я думал, что в своем деле я – дока.