Если солдат хотел служить бессрочно, он мог продать свое тело на запасные части. Но случился большой скандал. У некоторых срок службы закончился, либо они хотели продать свое тело, но тут‑то выяснилось: тела уже проданы криотехниками на черном рынке. Наш недавний разговор о киборгах заставил меня вспомнить эту историю, и я понял, каким образом Тамара может числиться на службе на расстоянии светового года отсюда – и в то же время находиться здесь.
– Ты считаешь, что кто‑то украл ее тело?
– Я подумал: а захочет ли вообще кто‑нибудь красть такие бесполезные кости. Нет, вероятно, Тамара де ла Гарса сама записалась на службу, а тело продала. И теперь какая‑то женщина воспользовалась им.
Я вспомнил прекрасную рыжеволосую девушку во сне Тамары, такую непохожую на тощее черноволосое существо, которое спит сейчас на моем диване, и сообразил, что пересадка мозга, пожалуй, может объяснить, почему во сне Тамара видит себя совершенно другой. Вспомнил, как неловко она пыталась взять стакан воды во время ужина – явный признак того, что ее мозг еще не приспособился к новому телу. И поэтому сказал:
– Может быть.
– Может быть? Как это – может быть? Это прекрасное решение всех наших вопросов. Если моя теория неверна, она должна стать верной!
– Нам слишком много заплатили. Она платит не столько за лечение, сколько за молчание. Если она спасается от тех, кто пересадил ей мозг, сами наши вопросы могут быть опасными для нее.
– Ты раньше не говорил мне, что она в опасности, – заметил Флако.
В гостиной Тамара зашевелилась во сне и застонала.
– Я и сам раньше так не думал.
Всю ночь я смачивал ей лоб и держал за руку.
Всю ночь я смачивал ей лоб и держал за руку. Странно, но мне снова хотелось поцеловать ее. Вначале я улыбнулся этой мысли. Но ночь продолжалась, я массировал ей голову и плечи, и желание возвращалось. Хотелось спрятать ее в объятиях. Вскоре это чувство стало непреодолимым, и я понял, что от недостатка сна у меня кружится голова.
На рассвете прозвучал вызов. Я включился, открыл канал связи, и у меня в сознании появилось изображение: смуглый человек с длинными черными волосами и широкими ноздрями сидит на софе. На нем темно – синий мундир Объединенной Морской Пехоты.
– Я Джафари, – сообщил мундир. – Как я понял, у вас находится кое‑что, принадлежащее мне. – В голосе его была тревожащая бесцветность, полное отсутствие интонации. Подчеркивание глубины сцены было типично для созданного компьютером изображения.
Сунув руку в карман, я нащупал кристалл.
– Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Мне нужна женщина, – ровным голосом продолжал он. Это заявление поразило меня и одновременно вывело из равновесия. – Вот что я предлагаю: послать своих людей за ней мне бы обошлось в двести тысяч стандартов, но я бы получил ее. Хотя обоим нам было бы легче, если бы вы сами привели ее ко мне и приняли двести тысяч в знак моей признательности.
– А что вы с ней сделаете? – спросил я. Джафари, не отвечая, смотрел на меня. Глупый вопрос… – Она очень больна, – вдруг выпалил я. – В течение нескольких дней ей опасно передвигаться.
– Я охочусь за ней несколько месяцев, но сейчас пора заканчивать. До захода солнца вы должны привезти ее в аэропорт в Колоне! Поняли?
– Да, понял.
Он, казалось, всматривается в меня, словно наяву может разглядеть мое лицо.
– Вы не совершите ничего неразумного? Не попытаетесь сбежать?
– Нет.
– Вы и не сможете. У вас нет выбора.
– Понимаю.
– Хорошо, – сказал Джафари. – Я буду добр к ней. Так ей будет лучше. Я не бесчеловечен.
– Я не убегу, – повторил я. Джафари прервал связь.
Я опустился на диван. Ощущение было такое, словно меня уже заколотили в ящик. Вспомнил каждое его слово, каждый жест. Он пригрозил, что пошлет ко мне своих людей, и я подумал, не те ли это люди, что вырвали Тамаре руку? Какие же люди могут так поступить? Последние слова Джафари могли означать присутствие эмоций или, по крайней мере, подобие эмоции. ОМП не может легально действовать на Земле. Но я знал, что это не остановит Джафари. Как начальник отдела кибернетической разведки, он может подключиться к искусственному разуму армии, и тогда в его распоряжении окажется кристаллический мозг, в котором содержится в миллиарды раз больше информации, чем в органическом. В этом случае я не смогу ни снять деньги со счета в банке, ни позвонить, ни пересечь границу, ни просто миновать полицейский монитор. Я смачивал лоб Тамары до тех пор, пока усталость не одолела меня.
* * *
Уже давно рассвело, когда из спальни вышел Флако.
– Ах, Анжело, – сказал он, – если бы меня разбудил ангел смерти, я обнял бы его от всего сердца. Как я жалею, что мой дедушка не изобрел рома, которым можно было бы напиться без похмелья.
– «Небольшая цена за такое счастье», – процитировал я в ответ старую песню. Флако сел на кровать, а я обследовал голову Тамары в поисках шрама, любого признака, который мог показать, что ее мозг пересажен. Признаков не было, но это ничего не значило: хороший пластический хирург никаких следов не оставит. Сказав: «Присмотри за Тамарой», я пошел готовить завтрак. Поджарил немного бобов с рисом, открыл пакет с пончиками и сварил кофе.