Я с бутылкой коньяка в руке несколько нетвердой походкой стал обходить сидящих за столом и наполнять их рюмки. И в этот момент Зиновий Ефимович сказал, что сейчас прочтет стихотворение Дениса Давыдова. И мы услышали такие строки:
Под вечерок Трунов из кабачка Совы,
Бог ведает куда, по стенке пробирался;
Шел, шел и рухнулся…
и так далее.
Все дружно засмеялись, но я твердо заявил, что это стихотворение не про меня, но не мог правильно назвать фамилию стихотворного героя. Придя домой, первым делом открыл томик стихов Дениса Давыдова и нашел стихотворение «Логика пьяного». Фамилия незадачливого героя была «Хрунов». Когда я на следующий день увидел Зиновия Ефимовича, то первым делом попросил его собственноручно в этом стихотворении заменить первую букву этой фамилии на букву «Т» и сделать приписку: «Исправленному верить. З. Гердт». Так что у меня есть стихи Дениса Давыдова с правкой самого Гердта!
На следующий день погода не улучшилась, поэтому было решено немного отдохнуть. На 18 часов было запланировано последнее выступление Гердта в городском Дворце культуры им. Ленина, после которого мы должны были отвезти Зиновия Ефимовича в аэропорт на рейс Пермь – Москва.
Это выступление Гердта прошло, как и все предыдущие, при полном аншлаге и взаимопонимании со зрителями, среди которых было много студентов. И один из них задал вопрос, навеянный, по-видимому, рассказом Гердта о фильме «Тень» (по сказке Евгения Шварца), в котором он играл вместе с Олегом Далем, Мариной Неёловой и Людмилой Гурченко: «Что вы чувствовали, когда Гурченко сидела на ваших коленях?» Зал затаил дыхание в ожидании ответа на этот «провокационный» вопрос. Зиновий Ефимович рассмеялся и мгновенно нанес ответный укол: «Я чувствовал то, что вам и не снилось!» В зале – взрыв аплодисментов! Да, скажу вам, это не «заготовленный дома экспромт» или «остроумие на лестнице», а острота, рожденная прямо на глазах у почтенной публики!
После концерта группа студентов вызвалась тоже проводить Гердта до аэропорта. Они поехали на автобусе, а мы – Зиновий Ефимович, я, Валерий Сойфер и молодая сотрудница нашего института Ирина Бояршинова – на такси. Приехав, мы увидели удручающую картину: оказывается, уже второй день аэропорт закрыт из-за непогоды и залы ожидания переполнены. Мы отправились в ресторан при гостинице, расположенной рядом с аэровокзалом, заняли там столик на четверых. За соседними столиками расположилась шумная студенческая компания. Примерно через час студенты покинули нас, пожелав Гердту удачи и всяческих успехов, а мне предоставилась уникальная возможность поговорить с Зиновием Ефимовичем на разные темы. Парочку наивных вопросов, показывающих диапазон моего любопытства, приведу.
– Зиновий Ефимович, а Ваше уменьшительное имя – Зина?
– Нет, Зяма.
– А какое ласкательное имя от Зямы – Зямочка? Вроде не очень звучит ласкательно. Как по-дружески вас называет ваша жена Татьяна Александровна?
Зиновий Ефимович посмотрел мне в глаза и, увидев, что я проявляю чисто филологический интерес, отвечает:
– Гердтушка.
– Зиновий Ефимович, вы познали музыку слов, а как вы относитесь к самой музыке?
– Геночка, у меня абсолютный слух. Ведь я даже пою в «Необыкновенном концерте!»
– Что-то я не припомню, чтобы Апломбов исполнял музыкальный номер.
Зиновий Ефимович засмеялся и сказал:
– Так ведь я пою за самую крупную цыганку, у меня самый низкий голос в таборе!
Ресторан закрывается, а вылет самолета все еще задерживается неизвестно на сколько. И нам негде переждать это неопределенное время. Я отправляюсь на командный пункт управления полетами, говорю дежурному диспетчеру, что нашему гостю Зиновию Гердту негде отдохнуть.
Тот сразу отдает команду своим подчиненным найти в здании командного пункта комнату для народного артиста. Комната найдена, правда, очень маленькая. Но для нас четверых вполне хватает места, и мы перебираемся в этот летный закуток. Дежурный извиняется, что не может уделить нам ни минуты времени, так как на аэродроме полная запарка. Мы остаемся одни и… в полной мере постигаем русскую поговорку «нет худа без добра». Зиновий Ефимович стал нам читать стихи. В течение двух или трех часов – для нас время остановилось! – мы были самыми счастливыми людьми на свете. Одно стихотворение Пастернака потрясло меня больше всего, и я спросил название этого произведения. Оказалось, что это отрывок из поэмы «Спекторский»:
Когда рубашка врезалась подпругой
В углы локтей и без участья рук,
Она зарыла на плече у друга
Лица и плеч сведенных перепуг.
То был не стыд, не страсть, не страх устоев,
Но жажда тотчас и любой ценой
Побыть с своею зябкой красотою,
Как в зеркале, хотя бы миг одной.
Когда ж потом трепещущую самку
Раздел горячий вихрь двух костей,
И сердца два качнулись ямка в ямку,
И в перекрестный стук грудных костей
Вмешалось два осатанелых вала,
И, задыхаясь, собственная грудь
Ей голову едва не оторвала
В стремленьи шеи любящим свернуть.
И страсть устала гривою бросаться,
И обожанья бурное русло
Измученную всадницу матраца
Уже по стержню, выпрямив, несло…
По-прежнему ее, как и вначале,
Уже почти остывшую, как труп,
Движенье губ каких-то восхищали,
К стыду прегорько прикушенных губ.
Зиновий Ефимович задумался и сказал, обращаясь скорее к себе, а не к нам: «Да, Борис Леонидович знал многие тайны жизни…»
На следующий день я пошел в центральную городскую библиотеку, так как знал, что наиболее полно Пастернак представлен в серии «Библиотека поэта». Но, прочитав в синем томике поэму «Спекторский», не нашел этих строчек. Я удивился, ведь Зиновий Ефимович не мог ошибиться! Поскольку через несколько дней мне предстояло снова ехать в Москву, то решил спросить про «пропажу» отрывка из поэмы лично у Гердта. На мой вопрос Зиновий Ефимович ответил: «Гена, надо читать не только сами стихи Пастернака, но и их варианты, а также приложения». Эти слова были для меня уроком на всю жизнь.
Но вернемся в ту ночь. Поскольку в то время (напомню, что это было в 1979 году, задолго до «перестройки») Борис Пастернак не был полностью реабилитирован за публикацию за рубежом «Доктора Живаго», многие его стихи отсутствовали в официальных изданиях, но распространялись в «самиздате». У меня, кроме «Доктора Живаго», в списках было стихотворение «Нобелевская премия». Я попросил прочитать Зиновия Ефимовича это стихотворение, и он выполнил мою просьбу. Кроме стихов Пастернака, Гердт читал и стихи своих друзей Булата Окуджавы и Давида Самойлова…
Зиновий Ефимович приезжал в Пермь еще три раза, а я каждый раз в Москве звонил Гердту, и если у него было свободное время, то приезжал к нему домой или на дачу. Иногда мы встречались в театре. И не только тогда, когда Зиновий Ефимович «доставал» контрамарку на спектакль (кстати, именно так я попал на премьеру «Костюмера» в Театральном центре им. Ермоловой). Несколько раз он назначал встречу перед репетицией, и каждая такая встреча была для меня примечательным событием…
Завершая рассказ о трех днях, проведенных рядом с Зиновием Ефимовичем Гердтом, приведу ответ на мое первое после отъезда письмо:
«Дорогой Гена!
Очень тронут поздравлением. Это замечательно, что меня всё еще помнят в полюбившейся мне Перми.
Пожалуйста, поздравьте от меня всех, кто помнит эти (те!) три счастливых для меня дня.
Летел я в Москву, обласканный и привеченный экипажем. Всё было О. К. Еще раз спасибо большое.
Ваш З. Гердт».