В этом заключается моя служба.
– Ничей долг, Фрэнсис, ни человека, ни священника, не может заключаться в том, чтобы вычищать нравственные испражнения за тем, кому следовало бы быть образцом морали.
– Всякий священник не более чем человек, ваше преосвященство. От рождения до смерти он человек. А Папа всего лишь священник.
Кардинал мягко улыбнулся.
– И ты будешь учить меня религиозной этике?
– Это простая доктрина.
– Которую мы все усвоили давным-давно, еще в семинарии. Однако обычного человека сочли бы извергом за то, что совершил этот викарий Христа. В прежние времена его бы сожгли. А ныне ему предстоит стать святым.
– Прошу прощения за банальность, ваше преосвященство, но пути Господни неисповедимы, и нет предела чудесам Его.
– Сомневаюсь, Фрэнсис, что это имеет отношение к Господу или Его чудесам, – заметил кардинал. – На сей счет я очень сильно сомневаюсь.
ГЛАВА 10
Дилэни и Финн остались в квартире одни. Он присел рядом с ней на кушетку, а когда заговорил, голос его оказался тихим и мягким, с оттенком сочувствия, каковое, по ее разумению, не могло быть искренним, потому что этот человек явился из «Адской кухни» Нью-Йорка, а не с дублинской Фейд-стрит. Впрочем, по правде сказать, и о том и о другом месте она знала лишь понаслышке. Просто-напросто природный здравый смысл уроженки Среднего Запада заставлял ее настороженно относиться к людям, демонстрирующим избыточную отзывчивость без видимых на то причин.. Мать с детства учила ее не доверять незнакомцам, предлагающим сладкие конфеты.
– Возможно, это был всего лишь наркоман, искавший денег или чего-нибудь на продажу, – сказал детектив. – Страшное дело, конечно, но это убийство и убийство доктора Краули кажется ужасным совпадением. Я уверен, вы это понимаете. К тому же у вас с ним сегодня вышел спор, ну и все такое.
– Не понимаю, какая тут может быть связь.
– Я тоже, Финн. Я для того и пришел сюда, чтобы разобраться, есть связь или нет.
– Ее нет.
– А из-за чего у вас вышел спор?
– Расхождение во мнениях относительно искусства. Я нашла рисунок, застрявший в задней части ящика для хранения. Я была уверена в том, что он принадлежит Микеланджело. Доктор Краули думал иначе. Мы поцапались. Он меня уволил.
– Расхождение во мнениях вряд ли может послужить причиной для увольнения.
– Согласна.
– Тогда почему он так поступил? – спросил Дилэни, спокойно улыбаясь. – Непонятно, Финн, не так ли? Опять загадка.
– Мне кажется, его возмутило то, что какая-то зеленая практикантка посмела ему возражать. Самомнение у него было размером с небоскреб.
– Он был знаком с этим молодым человеком, Питером?
– Точно не скажу, но думаю, что не был.
– У вас нет соображений насчет того, кто мог так разозлиться на Краули, чтобы пойти на убийство?
– Я не очень хорошо знала директора.
– А что случилось с рисунком Микеланджело? Финн нахмурилась. Вопрос показался ей странным, о чем она тут же и сказала.
– Полагаю, рисунок Микеланджело должен представлять ценность, – пояснил Дилэни.
– Конечно.
Он пожал плечами.
– Вот вам и мотив для убийства.
– В последний раз, когда я видела рисунок, он был в руках у Краули. Я бы положила его обратно в обложку…
– А зачем вы вообще его вынули? – резко спросил Дилэни.
Финн заколебалась. Почему его так интересует рисунок? Ей казалось, что он не имеет никакого отношения ни к смерти Питера, ни даже к смерти Краули.
Финн заколебалась. Почему его так интересует рисунок? Ей казалось, что он не имеет никакого отношения ни к смерти Питера, ни даже к смерти Краули. Она сняла обложку, чтобы получить при фотографировании более четкое изображение, но об этом решила умолчать. Во всяком случае, пока.
– Я хотела получше его рассмотреть. В общем, тут она не солгала.
– Но рисунок был снова в обложке, когда он держал его?
– Да.
– И тогда вы видели его в последний раз?
– Да.
– Он не положил его обратно в ящик?
– Может быть, и положил после того, как я ушла.
– Но вы не видели, как он делал это?
– Нет.
Дилэни откинулся назад на диванчике и посмотрел на Финн. Красивая ирландская девушка с лицом невинным, как у ребенка, и будь он проклят, если может определить, лжет она или нет. Может быть, что-то прояснится завтра, после того как он просмотрит имеющиеся материалы и поговорит с несколькими людьми.
– Вы сообразительная молодая леди, не так ли, Финн?
– Хотелось бы надеяться, что так.
– Как вы думаете, кто убил вашего бойфренда и почему этот кто-то захотел сделать это столь ужасным способом?
– Я не знаю.
– А что бы вы думали, будь вы на моем месте?
– То, что вы, очевидно, и думаете: что существует какая-то связь между этими двумя смертями.
– Не смертями, Финн. Убийствами. Это большая разница.
– А разве эта связь непременно должна существовать? – спросила Финн. – Разве не может это быть просто совпадением, невероятным стечением обстоятельств?
Ее голос звучал почти умоляюще. Она была настолько вымотана, что усталость причиняла ей почти физическую боль и подавляла, заставляя чувствовать себя чуть ли не преступницей, а не жертвой.
Дилэни смерил ее долгим, задумчивым взглядом, помолчал, а потом спросил:
– А что, по-вашему, произошло бы, вернись вы на полчаса позже? Вот это действительно вопрос, верно? Или что бы случилось, вздумай вы пойти к Питеру?
– Почему вы задаете мне столько дурацких гипотетических вопросов? Я не знаю, что, как да почему. Это ваша работа – все выяснять. – Она покачала головой. – Вы все время спрашиваете о рисунке. Почему, черт возьми, вас так интересует рисунок? Считайте, что я ошиблась! Это был не Микеланджело, о'кей!
– Доктору Краули воткнули кинжал в горло. Мы полагаем, что это марокканский кинжал, который называется куммайя. Вы знаете, что он собой представляет?
– Нет.
– Не исключено, что Питер убит ножом подобного типа. Вы точно не видели такого кинжала в музее?
– Нет!
– Чувствуется, Финн, что вы немного устали.
– Догадайтесь, кто меня утомил.
Дилэни посмотрел на свои старые часы «Гамильтон». Шел второй час ночи.
– У вас есть с кем остаться?
– Мне никто не нужен.
– Девочка, вы не можете оставаться здесь одна.
– О, ради бога! Я не ребенок и вполне могу сама о себе позаботиться. Неужели непонятно?
Ей потребовалась вся выдержка, чтобы сдержать поток слез. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это свернуться клубочком на кровати и заснуть.
Дилэни встал.
– Ну что ж, – спокойно промолвил он, – мне, пожалуй, лучше всего уйти.
– Да уж, будьте так любезны.
Дилэни сделал пару шагов к двери, обходя стороной кровавое пятно, и на пороге обернулся.
– Так вы уверены, что это был Микеланджело, да?
– Да, – решительно заявила она.