Водителя и его напарника тщательно упаковали, истратив на них целых два скотча, и в бессознательном состоянии погрузили в милицейские «Жигули».
Двумя выстрелами из пистолета с глушителем Сазан разнес замок на задней двери фургона. Голем запрыгнул внутрь и ударом десантного ножа вспорол хлипкий фанерный ящик.
— Что там? — сказал Сазан.
— Розы.
— Розы на помойку, — распорядился Нестеренко.
Грунтовая дорога, которая уходила в лес, по сути, и была дорогой на стихийную помойку, зародившуюся в этом месте еще в советские времена вследствие близости овощебазы, а ныне продолжавшую свое существование в связи с тем, что ни один институт, зародившийся в советские времена, в России не отмирает, будь то привычка государства к вмешательству в экономику или помойка.
Двое ребят Сазана подхватили ящик, пронесли его двадцать шагов, вытряхнули содержимое на землю, густо усыпанную стеклом, крышечками от кока-колы и иными отходами жизнедеятельности близлежащего поселка. Через мгновение туда же полетел разломанный фанерный ящик, затем еще один и еще один.
— Да тут ничего, кроме цветов, — сказал Голем.
— Стойте, — проговорил Сазан.
— Что такое?
— Кто-то стонал. Голем выругался.
— Б… водитель очнулся!
— Это не водитель. Это из трейлера.
Сазан поднял руку.
Звук повторился вновь, слабый и неясный. То ли это стонал человек, то ли сам трейлер, сдвинувшийся на сантиметр в жирной глиняной земле.
— Работаем дальше, — сказал Сазан. Еще одна охапка роз полетела на землю, потом еще и еще. Ночной воздух наполнился неземным благоуханием, перебивающим даже запах помойки.
— Миллион, миллион, миллион алых роз… — тихо пропел Сенечкин и получил от Сазана тычок в бок.
— Не шуми!
— Сазан! Ты глянь!
Сазан поднял голову: Голем стоял с отодранной крышкой от ящика в руках и смотрел на то, что находилось в ящике, с величайшим изумлением на лице. ^
Сазан вспрыгнул в фургон и подошел к ящику. В глубине ящика, скрючившись в три погибели, лежал человек. Человек был связан и скручен так, что напоминал ветчину в веревочной сеточке. Рот его был наглухо залеплен скотчем, глаза блестели из темноты, как фары. И была в этих глазах неутолимая, страстная ненависть.
Нестеренко и Голем выволокли человека на землю и принялись отдирать от него скотч, неизвестные воспользовались тем же способом упаковки, что и Сазан. Скотч отдирался вместе с одеждой и кожей, человек тихо гукал и извивался. Судя по всему, перед погрузкой в авиалайнер незнакомца избили, и избили хорошо. Под скотчем оказались наручники, стянувшие руки до посинения, и Сазан не стал искать от них ключей, а принес из «лендро-вера» предусмотрительно захваченную пилку, — мало ли чем придется попользовать закрытый трейлер.
— Я бы сказал, что авиакомпания «Еремеевка» осуществляет перевозку пассажиров довольно некомфортабельным способом, — проговорил Сазан, — на месте пассажира я бы подал жалобу на некачественное питание на борту.
Последним отодрали скотч со рта. Человек немедленно захлебнулся беззвучным криком и упал в колючую кучу роз, сквозь которые уже понемногу просачивалась помоечная грязь. Потом он приподнялся. Вокруг него, не шевелясь, стояли трое — один с автоматом, другой с длинным импортным стволом, явно обличающим несообразность надетой на владельце ствола милицейской формы.
Незнакомец медленно обвел глазами плененный трейлер, кучу роз, уничтожаемых с варварством, достойным Пол Пота, и выражение дикой ненависти вдруг исчезло из его взгляда. Видимо, пленник сообразил, что, кто бы ни были эти люди, загнавшие трейлер в ночной подмосковный лес, у них были глубокие и неразрешимые противоречия с владельцами содержимого трейлера. Противоречия, которые в случае очной ставки окончились бы неминуемой и шумной стрельбой.
— Ты кто такой? — спросил Нестеренко у ползающего, как краб, незнакомца.
— А ты кто такой?
— Сазан!
Сазан поднял голову.
Пока Голем е Нестеренко старались над неожиданным попутчиком, материализовавшимся прямо из закрытого чрева трейлера, остальные двое налетчиков продолжали варварскую разгрузку краснодарской флоры. Теперь они стояли еще над одним ящиком.
Валера запрыгнул в трейлер и сразу увидел, что роз в ящике нет. Вместо пышных цветов с желто-красными венчиками и твердыми, колючими стеблями, в ящике лежало несколько мешочков, упакованных в непроницаемый белесый целлофан. Валера, недолго думая, распорол один из мешочков, и из разреза посыпался белый порошок. Пальцы Нестеренко оказались в порошке, и Сазан зачарованно лизнул собственный ноготь.
Он был небольшим охотником до дури, но ему не требовалось много личного опыта, чтобы убедиться, что перевозили в трейлере отнюдь не соду.
— Ящик — в тачку, — скомандовал Валерий, — трейлер потрошим в темпе и рвем когти!
— А этот? — Муха кивнул на недавнего пленника, который все еще тихо ползал в грязи.
— С собой, пришить мы его всегда успеем. Обыск был недолгий — кроме ящика с порошком, у самой стенки трейлера обнаружились два мешка опия-сырца. Вместительный зад «лендровера» едва не треснул, распертый запасами, которых рынку на Поклонной горе хватило бы на месяц жизнедеятельности.
— Постой! — вдруг спохватился Муха. — А его отпечатки?
Пальцы всех участников операции были покрыты особой пленкой и потому не оставили следов ни на угнанной «канарейке», ни на безвинно пострадавшем трейлере.
— Он ничего не трогал, — ответил Сазан. Нестеренко с Мухой спешно сорвали с себя милицейскую форму, до неузнаваемости загаженную за короткие полчаса разгрузки трейлера, и переоделись в джинсы и рубашки. Муха запрыгнул на водительское сиденье «лендровера», Голем сел рядом. Сазан помог освобожденному от веревок пленнику забраться на заднее сиденье.
— Пленка, — пробормотал пленник.
— Что?
— Пленка — с фотоаппаратом. Ее положили вместе со мной…
— Это?
Голем поднял в руке черную миниатюрную камеру. Сазан присвистнул: это был «Минокс». Не очень, может быть, новый и не замаскированный под какую-нибудь авторучку, но все же «Минокс».
— Рвем когти! — скомандовал Сазан.
«Лендровер» подпрыгнул на лесном ухабе, и пленник болезненно охнул — у него явно было сломано ребро, а то и два.
Ваня Сенечкин, четвертый из работавшей по трейлеру бригады, остался позади. Он сел за руль трейлера и, немного покорчившись, развернул мастодонта кабиной к шоссе. Затем он отогнал милицейскую «шестерку» поглубже между деревьями, влез в трейлер и повернул ключ зажигания. Тяжелая машина двинулась вперед, по следам «лендровера», стирая отпечатки шин внедорожника. На шоссе Сенечкин опять развернулся, оставляя поперек полос огромные шмотья грязи, и снова загнал трейлер в глубь леса. Милицейскую форму, жезл и фуражки он аккуратно свернул в тюк, сел в «канарейку» и проехал в лес еще двести метров.
Там, в глубине леса, стояла бетономешалка, угнанная со стройки четыре часа назад. Миксер, не дававший бетону застыть, был выключен всего час назад. Сенечкин завел двигатель и двинулся обратно к помойке.
Бетон еще действительно не остыл, и Сенечкин безжалостно опростал всю огромную, похожую на вздернутый кувшин центрифугу прямо на розы. Некоторые цветы избегли разрушения, но большинство, словно жители Помпеи и Геркуланума, погибло под толстым слоем бетона, извергшегося из рукотворного Везувия с автомобильным номером 44-37 МК.
Покончив со своим черным делом, Сенечкин бросил бетономешалку тут же, рядом с трейлером, пересек лес в направлении Ярославского шоссе и там сел в подкатившие десять минут назад «Жигули».