Собственно, его можно было бы с легкостью принять за преуспевающего бизнесмена или перспективного чиновника, если бы не странная льдинка в глазах и слишком подвижная мимика, не характерная для кабинетных людей.
«Нет, это босс, а никакая не „шестерка“, — подумал Калинин. — Странно, молод он для такого размаха». Калинин забеспокоился. Будучи хорошим работником, он наизусть знал все группировки Москвы, специализирующиеся на том или ином виде дури, но он не помнил среди их лидеров молодого человека по имени Валера и с лицом отличника-садиста.
— Вы нам очень помогли, — сказал Валера, — с гаишниками.
. — Какая разница? Я же ведь гаишникам ничем не мог помочь. А так ребята хоть живы остались.
— А если бы вы им могли помочь, стало быть, позвали бы на помощь? — уточнил Валерий. Калинин не отвечал.
— Есть хотите? — спросил Валерий.
— А?
— Сейчас девять утра, двадцать четвертое июля. Вы проспали двадцать восемь часов. А не ели сколько?
— Да, — слабо сказал Калинин, — я хочу есть. Валерий ушел и вскоре вернулся с подносом, на котором скворчал лимонного цвета омлет в стальной сковородочке и красовалась горка свежих круассанов. На отдельной тарелочке были выложены прозрачные ломтики ветчины и кусочки разноцветного сыра. Тут же, в вазочке, были фрукты, и посреди всего этого красовался огромный, запотевший от холода стакан с апельсиновым соком.
— Хорошо живут наркодельцы, — сказал Калинин. — Не хуже, чем в Колумбии.
— Я не наркоделец.
— У вас хобби такое, — согласился Калинин, — переодеваться по ночам в милицейскую форму и угонять на помойки трейлеры. Редкое психическое расстройство. Карается по статье 146-й, от шести до пятнадцати лет строгого режима.
— Я не занимаюсь наркотиками, — повторил Валерий.
— А чем вы занимаетесь? Валерий помолчал.
— Наш общий знакомый генерал-лейтенант Анастасий Сергеев, — сказал Валерий, — хозяин Рыкова-2, уходит на пенсию. В связи с этим наши другие общие знакомые, как-то: полковник Тараскин, начальник Байшанского погранотряда полковник Бачило и заместитель главы Службы транспортного контроля товарищ Васючиц — решили приспособить для приема груза собственно Рыково-гражданское. И посадить на место генерального директора Кагасова из Еремеевки, который, как я понимаю, в этой шайке занимает должность мозгового центра. Генеральный директор Рыкова Ивкин обратился ко мне за помощью, я ему сдуру эту помощь обещал. О чем уже не раз имел случай пожалеть.
— Что-то я такое слыхал, — проговорил Калинин. — Вас зовут…
— Нестеренко. Валерий Игоревич Нестеренко к вашим услугам. Можно просто — Сазан.
Калинин дотянулся до стакана с соком и попытался его отпить, но только обрызгал подушку и яичницу.
Нестеренко взял стакан и поднес его к губам Калинина.
Сок был восхитительно холодный и вкусный, и Калинин выпил полстакана, и пока он пил, вместе с соком к нему возвращалась жизнь. Полковник Калинин был человеком достаточно честным, но все же немного испорченным собачьей постсоветской жизнью, и у него впервые зародилась надежда выбраться из этого симпатичного домика живым. Возможно, с этим бандитом можно будет договориться.
Нестеренко помог ему подняться в постели и затолкал салфетку под одеяло. Засим поднос с завтраком был водружен на колени полковнику, и Калинин принялся за омлет.
Нестеренко молча сидел рядом в дорогом тренировочном костюме и в позе роденовского мыслителя.
Калинин схарчил четвертинку омлета и больше не смог. Валерий снял поднос, и полковник сполз обратно в постель.
— Как вы попали на этот авиарейс?
— А?
— Что-то мне подсказывает, — пояснил любезно Валерий, — что вы покупали билеты на рейс 927 Еремеевка — Рыково не в авиакассе. Тем более что вообще непонятно, как вы оказались в Краснодарском крае. По общему убеждению, вы проводите отпуск в гордом одиночестве в родной тверской деревеньке.
Калинин даже вздрогнул.
— Вы неплохо осведомлены.
— Ах, Владлен Леонидович! У меня был целый день, чтобы навести справки. Я переправил ваше фото в Новороссийск, и мне сказали, что вас видели неделю назад вместе с краснодарским фэесбешником в лучшем городском кабаке. Я позвонил знакомым, и после некоторых уточнений мне разъяснили насчет тверской деревни. Так по поводу краснодарского рейса?
«Все куплено, — мелькнуло в голове Калинина, — все куплено. Черт возьми, даже в нашем управлении заурядный уголовник может за полдня выяснить, где и как я должен проводить отпуск». Калинин пришел в ФСБ давно и никогда не занимался в нем диссидентами, и он искренне привык считать свою контору самой неподкупной из имевших место быть в Союзе. Во всяком случае, в ФСБ — не было такого срама, как при Чурбанове и Щелокове.
— Уполномоченный ФСБ по Краснодарскому краю, — сказал Калинин, — мой друг. Мы вместе учились. Месяц назад Левка приехал в Москву и сказал, что нам надо встретиться. Он сказал, что в крае убили человека, который был королем героина, и что теперь дурь продает другой человек, по кличке Бесик. Он сказал, что раньше этот Бесик работал скокарем, а потом уехал из Новороссийска, потому что прошел слух, что он стучит, а теперь в воровской среде ходят слухи, что за Бесиком стоит ФСБ. Называли даже самого Левку. Но Левка-то знал, что это не так. И хотел со мной посоветоваться.
Калинин помолчал, собираясь с силами.
— Налей мне кофе.
Кофе был налит и осторожно поднесен ко рту, и ни капельки кофе не пролилось на белоснежный пододеяльник.
— Ну так вот. Мне вся эта история ужасно не понравилась, потому что обычно, если ходят слухи, будто за мошенником или бандитом стоит некое ведомство, за ним действительно стоит ведомство. Но не то, о котором ходят слухи. Помните фонд «Нефтьалмазинвест»? Все время ходили слухи, что он эфесбешный, а потом «соседи» его схарчили с потрохами.
— И вы решили, что за Бесиком стоит МВД?
— Да. Я сказал Левке, что возьму отпуск и приеду в Новороссийск и что мы раскрутим все это дело вдвоем. Потому что, как ты понимаешь, нашей конторе всегда приятно урыть ментов. Но оказалось, что за Бесиком стоит армия. Тебе описать процесс или ты и без того обо всем знаешь?
— В общих чертах представляю, — сказал Сазан, — туристический маршрут: застава полковника Бачило — аэропорт Еремеевка, далее везде. И как ты попался?
— Как кур в ощип. На старости лет глаза потерял. Прилетел военный самолет из Таджикистана, они из него мешки вытащили и потащили в гражданский АН. А я сижу в кустах и фотографирую. И до того я увлекся этим процессом, что не заметил, как сбоку подошел солдатик — поссать, прости, Господи. Ну, я его, конечно, придушить успел, а только он вспискнул. Громко так. А там на аэродроме тишина — только гуси кричат. Ну, ребята стали оглядываться, я через забор — и деру. И к машине — «Жигули» у меня были припаркованы в километре. А Тараскин оказался умный сукин сын — поднял в воздух вертушку.
— Под каким предлогом?
— А как же? ЧП! Посторонний на территории части, держи иностранного шпиона!
Вертушка летит, машина моя стоит, по полю к ней мужик чешет… Все ясно. Взяли они меня, не доходя до машины, — и к Тараскину. Обработали до средней кондиции, я им ничего не сказал, а чего говорить? И так все ясно. Камеру изъяли, удостоверение обратно в карман сунули, начпотех Тараскина говорит: «Ну что, мочить будем?» А Тараскин испугался. Он у них мелкая сошка, а я все-таки полковник ФСБ, да еще москвич, у них к Москве какое-то завистливое почтение. Поймают их — за наркоту дадут десять лет, а за меня дадут вышку. Мочить нельзя и не мочить нельзя.