Если бы он в этой своей американской лаборатории триста тыщ на реактивы вздумал истратить, так ему бы прежде полгода бумажки бы пришлось заполнять. Он бы к этому времени от тоски издох… А тут он приходит ко мне, я покричу-покричу, да и хлоп подпись!
И Санычев грустно махнул рукой.
На директорском столе зазвонил телефон. Санычев в раздражении снял трубку.
— Что такое? Просил — не соединять!
Выслушал ответ, удивился и протянул трубку Валерию.
— Это тебя. Милиция. Полковник Молодарчук, вишь, начальство засуетилось…
Валерий взял телефон.
— Валерий Игоревич? Это Молодарчук вас беспокоит, тут наши люди вас разыскать не могут, которые ваше дело ведут. Уж мы вас ищем, ищем, а вы вон где… Вы бы подъехать к нам не могли?
— Подъеду, — сказал Валерий.
***
Пока московский авторитет беседовал с начальством, свита его рассредоточилась возле проходной комбината. Веселый, добродушный Муха сидел в караульной комнатке на проходной, наблюдая, как скучающий охранник отмыкает вертушку для редких посетителей.
Вообще комбинат охранялся не очень плотно: двое охранников на вертушке, трое у некогда мощных, а ныне со скрипом вползающих в стену ворот, да начальник смены в крошечной каморке сбоку. Телефон, как заметил Муха, был только внутри здания, а раций у охранников не было.
Через проходную процокала каблучками припозднившаяся сотрудница бухгалтерии, охранник грустным взором посмотрел ей вслед и опять уткнулся глазами в какую-то пеструю книжку. Муха со вздохом полез в карман и, вытащив оттуда шоколадный батончик, захрустел оберткой.
— Хочешь?
Охранник принял половинку батончика с некоторой опаской. Кто его знает, что тут такое рядом сидит? Очень возможно, что сейчас придет начальник охраны Володарцев и велит гнать москвича взашей или того пуще — цеплять наручники и сдавать в ментовку. А возможно, это сидит будущая «крыша» комбината, и тогда от собственного хамства хлопот не оберешься.
— Слышь, тебя как зовут? — спросил Муха.
— Лешка.
— Ты смотри! И я тоже Лешка. Ты откуда, тезка? Местный?
— Из Неяшева. Городок тут рядом.
— Большой?
— Да не. Два завода и горком.
— И чего заводы? Стоят?
— Один стоит, а другой работает. Пулеметы производит.
— А что, их покупают, пулеметы-то?
— Еще как покупают! Арабы всякие. Там, говорят, рентабельность тысяча процентов.
— А зарплату платят?
— Не-а.
Лешка взгрустнул, запихал в рот остатки батончика и со вздохом произнес:
— Там ваш банк сидит, московский. Ни хрена не платит, отец только тем и кормится, чего вынесет. Тебе, кстати, чего-нибудь такое не нужно?
— А что, например? — уточнил Муха.
— Ну… там не только пулеметы… «ПТУРСы». Пушки авиационные… Можно на заказ чего сделать…
— Подумаем, — сказал Муха и вытащил из кармана кожаной куртки баночку пива. — Хочешь?
Охранник поколебался, потом все-таки сказал:
— Не. У нас с этим строго. После работы — пожалуйста, а на месте — ни-ни.
— Ну и я не буду, — решительно сказал Муха, ставя банку на видное место. — Потом горло промочим, а? У тебя когда смена кончается?
— В восемь. У нас две смены — с восьми до двадцати и с двадцати до восьми…
Он грустно скосил глаза на баночку и вздохнул.
— А это самое, насчет «ПТУРСов»… — протянул Муха, — а с «Зари» у вас тоже все выносят?
— Не-а. Отсюда не выносят. Зачем? Здесь по семь тысяч платят. А вынесешь — выгонят.
— А на этом заводе, который пулеметный, не выгоняют?
— Еще как выгоняют. Они людей сокращают, чуть попался — вон.
— А чего ж крадут?
— А все равно не платят.
Некоторое время собеседники молчали. Муха, безразлично скосив глаза, смотрел на листок, прикрепленный к стене клетушки. На листке было вывешено расписание дежурств. Под двадцать третьим февраля, днем, когда был убит Нетушкин, значились две фамилии: «А. Каголов. М. Чаликов».
Под сегодняшней дневной сменой значились те же фамилии. Только «М. Чаликов» был аккуратно перечеркнут, и сверху вписано: «М. Кураев».
— А лаборатория у Нетушкина где была — здесь или в институте?
— А институт, он здесь и есть. Вона, по дорожке пройдешь направо, за пустой цистерной, и там сразу институт. За одной колючкой были… Ой, Леха, у меня отец туточки служил, тут мухи без пропуска не летали, а теперь что? Разбазарили Россию,…
— А в ту ночь, когда Нетушкина убили, он, говорят, допоздна работал? — спросил Муха.
— Он всегда допоздна работал. До полуночи сидел. Когда Санычев поздно сидит, у него водитель всегда под окном ждет. А Нетушкин водителя отпускал.
— И в тот раз отпустил?
— Да.
— А кто же его вез? Охранники?
— Нет, он на вахту позвонил, Мишка трубку снял — он говорит, что сейчас поедет. Ну Мишка водителя вызвал.
Муха про себя отметил, что он угадал точно. «А. Каголов» и был его собеседник Лешка.
— А Мишка сегодня дежурит?
— Не-а. Должен, только не пришел чего-то. Звонил, что болен. Грипп.
Муха добродушно сморгнул. Лешка опять посмотрел на баночку с пивом. Пива очень хотелось, но Лешка мужественно превозмог искушение. Было бы здорово, если б бандит оставил эту банку.
— А что, — спросил Муха, — у вас в городе кто самый крутой?
— Колун, говорят. Я его в телевизоре видел, щупленький такой, и не скажешь, что крестный отец…
— А он к вам не сватался?
— Не, что ты. Наезжали тут какие-то, говорили — от Спиридона. Во, представляешь? Ночью подъехали с бензовозом, окно вышибли и в караулку мазут с водой налили…Ни отмыться, ни вычерпать…
— А вы? — удивился Муха.
— А что мы? У нас всего оружия — два табельных ствола, а эти приехали с автоматами…
— И что?
— А ничего. Поглумились и уехали. А нам субботник пришлось устраивать.
— А чего Спиридон хотел?
Лешка лениво пожал плечами.
— А хрен его знает, чего он хотел. Это к начальству — чего он хотел. Наше дело маленькое — мазут вычерпать…
На широкой лестнице заводоуправления, украшенной бюстом Ленина, появился Валерий Нестеренко.
— Ну, привет, браток, — поднялся Муха, — увидимся вечерком, а? За мной пиво и раки.
Два джипа у ворот согласно заурчали. Лешка смотрел, как широкая спина и бритая башка его добродушного собеседника исчезают за тонированным стеклом. «А че, душевный парень, — подумал Лешка, — не такой, как эти мудаки Спиридоньи… скорее, на колуновских ребят смахивает».
Глава 4
Любезные приглашения начальника областного УВД — это не тот аванс, который можно не уважить, особенно если после восемнадцати часов пребывания в городе на тебе висит труп, и труп при жизни был ментом.
Тарск был город довольно маленький — пятнадцати минут хватило бы, чтобы проехать столицу области насквозь, несмотря на ужасное состояние мостовых и обилие беспорядочно мигающих светофоров. Центр города, входящего в «Золотое кольцо», был довольно-таки ухожен: широкая площадь была вымощена брусчаткой, по правую руку от бывшего обкома стояли реставрированные торговые ряды, а перед ними, на обрывистом берегу речки Тары, вздымались белокупольные своды одной из самых старых российских церквей.
Каменные купеческие особняки на центральной улице города понемногу переходили в деревянные полутораэтажные домишки; когда-то они были двухэтажными, но сейчас весь первый этаж напрочь утоп в земле, и дома стояли, как крепенькие боровички, посматривая на проезжие машины перекосившимися крошечными окошками, за которыми виднелась неизбежная герань, жадно тянущая к солнцу бледно-зеленые веточки.